Жорж Сименон - Мегрэ и мертвец
У незнакомца не было серьезных причин молчать. Похитить среди бела дня на оживленных парижских улицах его не могли. В восемь вечера он был еще жив. Все указывало на то, что бедняга вернулся домой — недаром он сменил пиджак. Пообедал тоже дома или в ресторане. И пообедал спокойно, раз успел съесть суп, треску по-провансальски и яблоко — вот оно как раз и наводит на мысль, что ничто его во время обеда не беспокоило.
Почему он молчал по меньшей мере четыре часа? Он же не побоялся неоднократно беспокоить комиссара, даже умолять его привести в движение весь полицейский аппарат. А затем, после четырех дня, словно изменил свои намерения и решил оставить полицию вне игры? Это раздражало Мегрэ, как если бы покойный выказал неверность по отношению к нему, хотя такое выражение и не передавало того, что чувствовал комиссар.
— Ну что, Жанвье?
В инспекторской клубился синий дым, четверо мужчин с мрачным видом висели на телефонах.
— С треской по-провансальски дело швах, шеф! — комически вздохнул Жанвье. — А ведь мы уже вышли за пределы района. Я добрался до улицы Фобур-Монмартр, Торранс — до площади Клиши.
Мегрэ тоже позвонил из своего кабинета, но вызвал не кафе, а маленькую гостиницу на улице Лепик.
— Да, на такси… Немедленно…
На столе у него лежали сделанные ночью фотографии трупа, утренние газеты, донесения, записка следователя Комельо.
— Госпожа Мегрэ… Неплохо… Не знаю, приеду ли завтракать… Нет, побриться не успел… Попытаюсь забежать к парикмахеру… Да, поел. Пока.
Комиссар предупредил служителя, старого Жозефа, чтобы тот велел подождать посетителю, который скоро придет, и действительно отправился к парикмахеру. Для этого нужно было только перейти мост. Мегрэ вошел в первый же салон на бульваре Сен-Мишель и помрачнел, увидев в зеркале большие мешки у себя под глазами.
Он знал, что на обратном пути не удержится и пропустит стаканчик в «Погребах Божоле». Во-первых, он просто любит атмосферу таких вот маленьких кабачков, где всегда малолюдно и хозяин готов поболтать с вами. Во-вторых, он любит и вино божоле, особенно когда его, как здесь, подают в глиняных кувшинчиках. Но двигало комиссаром не только это. Он шел по следу своего мертвеца.
— Очень мне стало не по себе, господин комиссар, когда я сегодня прочел газету. Вы знаете, видел я его недолго. Но насколько помнится, парень был симпатичный. Так и представляю себе, как он входит, размахивая руками. Он, конечно, очень волновался, но голова у него варила. Пари держать готов, что в нормальной обстановке он был весельчак. Хотите смейтесь, хотите нет, но чем дальше, тем его лицо мне кажется комичней. Что-то оно мне напоминает. Я уже который час ломаю себе голову…
— Напоминает кого-то похожего?
— Нет, это сложнее. Не кого-то, а что-то, только вот что, не могу сообразить. Его еще не опознали?
Это тоже любопытно, хотя покамест не выходит за пределы нормального. Газеты появились утром. Конечно, лицо изуродовано, однако не настолько, чтобы стать неузнаваемым для близких, матери или жены например. Покойник где-то жил — пусть даже в гостинице. Ночевать он не вернулся. Логически рассуждая, кто-то в ближайшие часы должен либо опознать его фотографию, либо сообщить о его исчезновении.
Мегрэ, однако, на это не надеялся. Он вновь перешел через мост, все еще храня во рту приятный, чуточку терпкий вкус божоле. Поднялся по унылой лестнице, провожаемый почтительными и боязливыми взглядами. На миг заглянул через застекленную дверь в приемную. Нужный ему человек уже стоял там, непринужденно попыхивая сигаретой.
— Заходи. — Мегрэ впустил посетителя в свой кабинет, указал на стул, сбросил пальто и шляпу, украдкой посматривая на вошедшего, которого усадил так, чтобы у того перед глазами оказались фотографии покойника. — Ну что, Фред?
— К вашим услугам, господин комиссар. Вот уж не ждал, что вы меня вызовете. Не знаю, чем…
Посетитель был тощий, очень бледный, элегантный и чуточку изнеженный. Время от времени ноздри его конвульсивно сжимались — верный признак наркомана.
— Не знаешь этого?
— Я как вошел и увидел снимки, так тут же все и понял… Скажите, его здорово разукрасили?
— Ты его не встречал?
Фред добросовестно выполнял обязанности осведомителя — это сразу чувствовалось. Он внимательно пересмотрел фотографии, с некоторыми даже подходил к окну, чтобы разглядеть их на свету.
— Нет… Минутку… Нет. Ручаюсь, никогда не встречал, а все-таки он мне что-то напоминает, хотя и смутно. Во всяком случае, он не из преступного мира. Будь он гам даже новичок, я все равно бы его уже видел.
— На какую мысль он тебя наводит?
— Об этом-то я и думаю. Вам не известно, чем он занимался?
— Нет.
— А где жил?
— Тоже нет.
— Он не провинциал, это видно.
— Я в этом убежден.
Накануне Мегрэ заметил, что у незнакомца отчетливо выраженный парижский говорок, тот, который слышится в метро, окраинных кафе и на трибунах Зимнего велодрома.
К делу. У Мегрэ появилась идея. Сейчас он ее проверит.
— Некой Нины ты тоже не знаешь?
— Минутку… Есть одна Нина в Марселе, помощница хозяйки в одном из домов терпимости на улице Сен-Ферреоль.
— Не подходит. Эту я знаю. Ей самое меньшее пятьдесят — Ну, возраст, положим, не помеха, — отшутился Фред, взглянув на фотографии потерпевшего, — тому было лет тридцать.
— Возьми одну. Ищи. Показывай ее всюду, где сумеешь.
— Положитесь на меня. Думаю, что через несколько дней что-нибудь разнюхаю. Нет, не по этому поводу, а насчет одного крупного торговца наркотиками. До сих пор я знаю его только по имени — господин Жан. В лицо не видел. Но мне известно, что он стоит за целой шайкой продавцов зелья. Я его у них регулярно покупаю, и мне это влетает в копеечку. Так что если у вас заведутся лишние деньжонки…
Жанвье за стеной все еще искал треску по-провансальски.
— Вы были правы, шеф. Везде отвечают, что это блюдо готовят только по пятницам. Да и то не всегда. Иногда, на страстной, еще и в среду, но до Пасхи нам пока далеко.
— Дальше пусть ищет Торранс… Что сегодня днем на Зимнем велодроме?
— Сейчас посмотрю газету… Сегодня гонки за лидером.
— Захвати с собой фотографию. Потолкуй с билетерами, с торговцами апельсинами и арахисом. Обойди бистро по соседству. Затем пошатайся по кафе у заставы Дофины.
— Думаете, он лошадками интересовался? Мегрэ этого не знал. Как другие, как хозяин «Погребов Божоле» и осведомитель Фред, он что-то чувствовал, но это что-то было расплывчатым, неопределенным. Он не мог себе представить своего мертвеца ни служащим, ни продавцом. По словам Фреда, покойник не принадлежал и к преступному миру. Зато в маленьких барах для простых людей оказывался в родной атмосфере.
У него была жена Нина. И Мегрэ знавал эту женщину. При каких обстоятельствах? Разве незнакомец стал бы хвастаться тем, что он ее муж, если бы ей довелось быть «клиенткой» комиссара?
— Дюбонне, сходишь в отдел охраны нравственности. Попроси список девиц, зарегистрированных в последние годы. Выпиши адреса всех Нин, какие подадутся. Объезди их… Понял?
Дюбонне был молодой сотрудник, выпускник полицейской школы, чуточку чопорный, всегда с иголочки одетый, со всеми изысканно вежливый, и Мегрэ, вероятно, не без иронии дал ему подобное задание.
Другого инспектора он послал по маленьким кафе вокруг Шатле, Вогезской площади и площади Бастилии.
А тем временем следователь Комельо, руководивший следствием из своего кабинета, с нетерпением ждал комиссара, недоумевая, почему Мегрэ до сих пор не вошел с ним в контакт.
— Желтые «Ситроены»?
— Ими занимается Эрио.
Таков уж заведенный порядок. Его надо соблюдать, даже если это ничего не дает. И на всех дорогах Франции полиция и жандармы останавливали владельцев желтых «Ситроенов». Необходимо было также отрядить кого-нибудь в магазин готового платья на Севастопольском бульваре, где покойный купил пиджак, и в другой магазин на бульваре Сен-Мишель, где был приобретен плащ.
Одновременно с этим инспекторы занимались еще десятками дел. Они входили, выходили, звонили по телефону, печатали донесения. В коридорах ждали люди. Сотрудники бежали из отдела меблированных комнат в отдел охраны нравственности, из отдела охраны нравственности — в отдел идентификации.
— Вот что, шеф, — раздался в трубке голос Мерса. — Выяснилась одна деталь, наверняка не лишенная интереса. Я накопал так мало, что сообщаю ее просто на всякий случай. Как обычно, я взял с трупа пробу волос. Анализ обнаружил следы губной помады.
Это было почти комично, но ни Мегрэ, ни Мере не рассмеялись. Какая-то женщина с накрашенными губами поцеловала покойного в голову.
— Добавлю, что помада дешевая, а женщина, видимо, брюнетка: помада очень темная.
Когда и где женщина поцеловала незнакомца? Не вчера ли? И не у него ли дома, когда он вернулся и сменил пиджак? Но если убитый переоделся, значит, он не собирался больше выходить. Человек, забегающий домой на час, не дает себе труда переодеться. Следовательно, его неожиданно вызвали. Но можно ли допустить, что совершенно затравленный, обезумев от беготни по Парижу и непрерывных звонков в полицию, он все-таки вышел из дома после наступления темноты?