Батья Гур - Убийство в кибуце
Оснат откашлялась и, выпрямившись, сказала:
— Во-первых, давайте уточним терминологию. Мы говорим не о доме престарелых. Мы говорим о региональной организации, которая бы заботилась о старшем поколении и которую могли бы поддерживать несколько соседних кибуцев. Пока еще нам не удалось четко сформулировать свое предложение. Мы лишь хотим проголосовать за создание комитета планирования, чтобы потом можно было всем голосовать за предлагаемые таким комитетом планы. Пока еще ничего не решено… Но речь идет о строительстве коммунального жилья и промышленного предприятия — что-то вроде отдельного кибуца для пожилых. — Она сложила руки и обвела всех серьезным взглядом.
— Но зачем? — с удивлением спросил Аарон. — Так хорошо, что здесь живут все вместе — старики бок о бок с молодежью… Для чего все городить?
— Сразу не объяснишь, — ответила Оснат, — но, должна сказать, что кибуц Арци не считает, что это плохая идея. Она в основном возникла из-за нынешнего плачевного экономического состояния кибуцев и жесткости старых схем, которые нужно менять. Хочу лишь сказать, что есть кибуцы, которые не могут обеспечить достойную старость, которые уже разваливаются и вынуждены продавать свои дома людям из города. Ты об этом знаешь?
Аарон отрицательно покачал головой.
— Мы должны Бога благодарить, что у нас пока все так хорошо, — вставил Бецалель.
— Нам не нужна прибыль, — сказала Оснат, — нам лишь бы не продавать жилье старикам за деньги. Но раз уж мы заговорили на эту тему, то я могу дать тебе все материалы, чтобы ты смог ознакомиться с проектом.
— Спасибо, — ответил Аарон, не понимая даже, почему он сразу решил согласиться. Его мать жила в доме для пенсионеров в Рамат-Авиве, и ей там очень нравилось. Но он был потрясен услышанным. — А как Срулке относился к этой идее?
— Он ничего не говорил. Ты же знаешь, что он был молчуном. Значит, тебе послать материалы?
— А почему ты не хочешь их отдать прямо сейчас?
— Мне их нужно еще подготовить. — На лице Оснат вновь отразилась так хорошо ему знакомая серьезность.
Когда Аарон поднялся и стал говорить, что ему нужно ехать, он был уверен, что Оснат его проводит, но вместо нее пошел Моше.
— Хочу сказать, что ты мне очень помог, — сказал он. Аарон рассматривал его седые кудри, неожиданную нежность в глазах, загорелые ноги, торчавшие из сандалий, и всю его фигуру, излучавшую физическое здоровье. Он вспомнил, что видел в его ванне таблетки от желудка, хотел спросить об этом, но постеснялся признаться, что заглядывал в аптечку.
Левую руку пронзила боль, он потряс рукой и сказал:
— О чем ты говоришь. Неужели ты думаешь, что я ничем не обязан Срулке? — И тут же понял, что сказал что-то не то, но в чем именно заключалась ошибка? Наконец он решил, что любые сердечные слова сегодня звучали бы фальшиво.
Когда Аарон приехал домой, было уже полседьмого, а рука все продолжала ныть. В пустой квартире он не мог не думать об Оснат и о том, что им так и не удалось поговорить. Он набрал ее домашний номер, выписанный из справочника, который лежал рядом с телефоном Срулке, но, когда раздался ее голос, не сказав ни слова, положил трубку.
Глава 3
В течение недели после смерти Срулке Аарон несколько раз появлялся в кибуце. Он оставлял машину на внешней стоянке, надеясь, что его никто не заметит. Оснат дала ему понять, что осторожность не помешает, поэтому он обычно приезжал вечером в четверг, когда не было никаких заседаний ни в кнессете, ни в кибуце. Дважды он не заставал ее дома, но она ему сказала, где лежит ключ, и он сам открывал дверь и дожидался ее прихода внутри. Они вместе ужинали, и он оставался на ночь.
Они оба пытались вернуть себе какие-то чувства кроме сексуального влечения, которое одолевало их, когда они из дома Срулке и Мириам возвращались в дом, где ночевали дети. Их утренние прощания, казалось, звучали привычно, и Аарон боялся заговорить о следующей встрече, думая, что это напугает Оснат и она не захочет связывать себя какой-нибудь датой. Из кибуца он уезжал еще затемно через запасные ворота, которые должны были запираться, но вечно стояли открытыми.
Во время первого его приезда Оснат, стараясь не показать своего волнения, спросила, удалось ли ему пройти незамеченным. Он, понимая, что лжет, ответил утвердительно, хотя долго не мог забыть силуэт долговязого человека, следовавшего за ним по аллее. Сам он не считал, что ему нужно соблюдать какую-либо осторожность, поскольку всегда мог сказать, что приехал к Моше, но звук собственных шагов каждый раз заставлял его напрягаться. Однажды, во время своего четвертого визита, он даже смог разглядеть подтянутую, молодо выглядевшую фигуру человека в шортах, побежавшего от него в противоположную сторону. Он не знал, один ли человек преследует его все это время или разные, и решил ничего не говорить Оснат. Он не хотел возбуждать в ней страхи, которые она старалась скрыть, с напускным безразличием спрашивая, не встречал ли он кого по дороге к ней. Она не хотела, чтобы ее личную жизнь хоть кто-нибудь обсуждал. Даже в доме для детей она всегда выбирала для себя кровать в углу в самой дальней комнате.
Теперь она задвигала тяжелые занавески, закрывала окна и включала кондиционер, чтобы шум работающего движка не позволил угадать, что происходит в комнате. Она всегда запирала входную дверь на ключ. Он заметил, что даже Моше, уходя из квартиры, стал закрывать входную дверь, поясняя при этом: «У нас было несколько краж. Чужаки приходили». На его лице появилось неприятное выражение, когда он прятал ключ под камень низенького забора, огораживавшего небольшой садик перед входом в дом. Тем не менее, пока они были в доме, несколько человек стучались в дверь и входили, не дожидаясь приглашения хозяина. В отличие от Оснат, Моше не очень старался ограждать свою личную жизнь от других. Аарон вспомнил, как в доме для детей Оснат приставала к коменданту, чтобы он выделил ей «маленький шкафчик с ключиком». Комендант вместе с инструментами хранил в бытовке много необычных вещей, которые ему большими стараниями удавалось вернуть к жизни. Когда Оснат получила наконец маленький коричневый шкафчик, закрывавшийся на замок, дети решили обсудить это событие на классном собрании. Аарон с улыбкой вспомнил, что им тогда было всего по двенадцать лет, но Оснат во всем решила походить на взрослых. На собрании говорили о необходимости доверять друг другу, а Оснат «всех подозревает и никому не доверяет». У него перед глазами, как живая, стояла Дворка, которая с сочувствием и ободрением просила Оснат объяснить все другим детям, а Оснат упрямо молчала в ответ на ее просьбы. Единственное, что она произнесла, когда ей надоело стоять под вопросительными взглядами одиннадцати пар глаз, было: «Мне нужен этот шкафчик». Дети объявили ей бойкот, который не соблюдал только он, за что сам подвергся осуждению.
Однажды ночью шкафчик сломали, и все его содержимое разбросали вокруг — рукописные странички, пожелтевшие старые фотографии, засушенный цветочек, маленький флакончик духов, поломанный браслетик из светло-серебристого металла, который Оснат никогда не носила, черно-белые открытки достопримечательностей Америки в желтых пластмассовых рамках, кусочек голубого мыла из тех, что кладут в гостиничных ванных комнатах, и, наконец, крохотный бюстгальтер, который красным флажком свисал со спинки ее кровати. Естественно, Дворка потребовала, чтобы виновник признался, классная руководительница Лотте несколько дней ходила с грустным выражением на лице, но виновник так и не объявился. Какое-то время спустя, когда уже это событие стало забываться, Оснат удалось уговорить оставлять шкафчик незапертым, а Мириам выделила ей уголок в своем шкафу, который стоял в жилище для семейных. Так поступить посоветовала ей Дворка, потому что самой Мириам такое в голову прийти не смогло бы.
Его приезды к Оснат всегда начинались с разговоров о необходимых переменах в кибуце. На первую встречу после смерти Срулке он взял с собой бумаги, которые она успела переслать ему. В них говорилось об изменениях, которые затронули движение кибуцев вообще, и о том, что происходит в их кибуце. Не желая признаваться себе в этом, Аарон решил, что им будет легче видеться, если он проявит интерес к тому, что она называла «новой концепцией». Когда Оснат заводила разговор о ней, в ее глазах вспыхивал фанатичный блеск, от которого ему становилось не по себе. Поскольку он был членом комитета по образованию в кнессете, она просила, чтобы он привозил ей журналы и копии статей по педагогике и вопросам семьи, публикуемые за рубежом. Она все внимательно прочитывала и говорила, что кибуц нуждается в срочных переменах.
Аарон никогда с ней не спорил. Хотя его самого этот предмет не интересовал, он не позволял себе даже улыбнуться тому, с какой искренностью она всем интересовалась. Он точно знал, что происходит с ней, она казалась ему совершенно прозрачной. Она была красива красотой дикого животного, но всю жизнь боялась показаться слишком фривольной. Каждый надеялся, что однажды пробьет ее оборону, докажет, что она рождена только для того, чтобы дарить любовь, но годы шли, и она все больше и больше убеждала всех в своих организаторских способностях.
