Энн Перри - Вор с Рутленд-плейс
Через минуту Шарлотта посмотрела на него и обнаружила, что муж наблюдает из-под ресниц, ожидая продолжения, и взгляд его ясен. Сделав глубокий вдох, она пустилась напрямик.
— Это медальон с чьим-то портретом внутри. Мама не говорит, с чьим, но, насколько я понимаю, это некто, чье присутствие она предпочла бы не объяснять. — Шарлотта улыбнулась несколько смущенно. — Быть может, старая любовь, кто-то, кого она знала до папы?
Томас выпрямился и убрал ноги с решетки. Подошвам стало горячо; если не поостеречься, то так и тапки сжечь недолго.
— И она считает, что кто-то его украл? — спросил он, озвучивая очевидное.
— Да, полагаю, что так.
— Есть предположения кто?
Шарлотта покачала головой.
— Если и догадывается, то не говорит. И, разумеется, если ей придется обращаться в полицию, неприятности, которые сулит такое обращение, перевесят пользу от возможного возвращения пропажи.
Никаких дополнительных объяснений Питту не требовалось. Он прекрасно знал, что в высшем обществе присутствие полиции в доме воспринимают как некую вульгарность. Люди, конечно, заявляли о взломе, тут уж ничего не поделаешь, но, по крайней мере, взлом — дело стороннее, неприятность, которая может приключиться с каждым, у кого есть что взять. Домашнее же преступление — событие совсем иного свойства. Оно подразумевает расспросы друзей и, как следствие, неловкость, а посему обращение в полицию представлялось чем-то немыслимым.
— И она ожидает, что ты выступишь в роли осторожного и тактичного детектива? — спросил Томас с широкой улыбкой.
— Я неплохой детектив, — с некоторым вызовом отозвалась Шарлотта. — На Парагон-уок я догадалась обо всем раньше тебя! — Стоило ей произнести это, как нахлынувшие воспоминания принесли с собой ужас и боль и проскользнувшая похвальба показалась нелепой, почти неприличной.
— Там было убийство, — сдержанно указал Томас. — И ты едва не поплатилась жизнью за свою догадливость. Вряд ли ты станешь подходить к друзьям своей матери и спрашивать: «Вы, случайно, не стащили мамин медальон, а если да, не могли бы вернуть его не открывая, потому что внутри некое свидетельство неблагоразумия или портрет, который можно истолковать как таковое?»
— Не больно-то ты помогаешь! — сердито бросила Шарлотта. — Будь все так легко, мне не пришлось бы тебя спрашивать.
Он выпрямился, наклонился вперед и взял ее за руку.
— Моя дорогая, если там действительно что-то личное, то чем меньше говоришь об этом, тем лучше. Оставь ты это!
Шарлотта нахмурилась.
— Тут нечто большее. Она чувствует, что кто-то наблюдает за ней, следит и выжидает!
Томас наморщил лоб.
— Ты имеешь в виду, что кто-то уже заглянул в медальон и ждет возможности заняться мелким шантажом?
— Да, пожалуй. — Она сжала его пальцы. — Это ужасно, и мне кажется, мама здорово напугана.
— Если я вмешаюсь, это лишь усугубит дело, — мягко сказал Питт. — Да я и не могу сделать это официально, если она не обратится ко мне.
— Знаю. — Она еще крепче сжала пальцы.
— Шарлотта, будь осторожна. Знаю, ты хочешь как лучше, но, моя дорогая, у тебя же на лице все написано, а твоя деликатность — деликатность несущейся вниз лавины.
— О, это несправедливо! — запротестовала она, хотя умом понимала, что муж прав. — Я буду очень осторожна!
— И все же, думаю, тебе лучше оставить все как есть — по крайней мере, до тех пор, пока некто и в самом деле не предпримет попытку шантажа. Может, все это и выеденного яйца не стоит и твоя мать пугается теней на стене, которые рисуют ее же собственные страхи. Быть может, совесть неспокойна?
— Я не могу ничего не делать, — сокрушенно отозвалась Шарлотта. — Она просила приехать, и я не могу не приехать, когда она так расстроена, и не сделать все, что в моих силах.
— Нет, конечно же, — уступил Томас. — Но, бога ради, не слишком усердствуй. Вопросы могут возбудить любопытство и больше, чем что-либо другое, породить именно те домыслы, которых она боится!
Понимая, что муж прав, Шарлотта кивнула, но в то же время уже строила планы визита на Рутленд-плейс на следующий день.
Кэролайн была дома и в волнении дожидалась дочери.
— Моя дорогая, я так рада, что ты смогла приехать, — сказала она, целуя Шарлотту в щеку. — Я запланировала для нас несколько визитов на сегодня, чтобы ты могла познакомиться с другими обитателями площади — особенно с теми, с кем я сама хорошо знакома и в чьих домах была или кто приходил к нам.
У Шарлотты сжалось сердце. Кэролайн явно вознамерилась искать медальон.
— А ты не думаешь, что было бы лучше не заострять на этом внимание, мама? — спросила она как можно беспечнее. — Ты же не хочешь возбудить их любопытство, не хочешь, чтобы все догадались, насколько важна для тебя эта вещь? А вот если ты ничего не будешь говорить, никто ничего и не заметит.
Кэролайн поджала губы.
— Хотелось бы мне в это верить, но я совершенно убеждена, что тот, кто взял ее, уже знает… — Она осеклась.
— Что знает? — спросила Шарлотта.
— Знает, что медальон мой и что он важен для меня, — неловко закончила Кэролайн. — Я же говорила тебе… я чувствую на себе чей-то взгляд. И не тверди, что это глупо! Сама знаю, что глупо, но я как никогда уверена, что кто-то наблюдает… наблюдает и посмеивается. — Она поежилась. — И ненавидит! Я… я даже пару раз чувствовала, что кто-то идет за мной в сумерках. — Щеки ее вспыхнули красными пятнами.
— Судя по всему, этот некто — просто сумасшедший, — проговорила Шарлотта как можно спокойнее. — Очень неприятно, но тут, скорее, кого-то нужно пожалеть, нежели бояться.
Кэролайн резко дернула головой.
— Я бы предпочла сочувствовать безумию с как можно большего расстояния.
Шарлотта была потрясена. И оттого голос ее прозвучал резче и критичнее, чем следовало бы.
— Как и большинство людей. Думаю, это называется «переходить на другую сторону дороги». — Тут Шарлотта остановилась, осознав, насколько несправедлива. Она пребывала в замешательстве; боялась, что у Кэролайн истерика, и не знала, как с этим быть.
Удивление промелькнуло на лице Кэролайн, быстро сменившись гневом.
— Хочешь сказать, что я должна по-христиански простить того, кто украл мой медальон и теперь подглядывает за мной и преследует меня? — недоверчиво спросила она.
Пристыженная, Шарлотта злилась на себя. Не следовало ей выражать свои мысли столь откровенно, тем более что к нынешней проблеме они никакого отношения не имеют и едва ли послужат утешением в деле, которое оказалось гораздо глубже, чем она вначале полагала.
— Нет, — сдержанно ответила дочь. — Я просто пытаюсь убедить тебя, что все не так серьезно, как ты считаешь. Если тот, кто украл или нашел медальон, и в самом деле следит за тобой и посмеивается втихомолку, то он, должно быть, не в своем уме, и относиться к нему нужно не со страхом, а скорее с отвращением и, может, чуточку с жалостью. Это ведь не какой-то личный враг, который желает тебе зла и способен его причинить.
— Ты не понимаешь! — Кэролайн в раздражении прикрыла глаза; лицо ее выдавало напряжение. — Чтобы причинить мне зло, большого ума не надо. Открыть медальон и увидеть портрет будет вполне достаточно. Даже полный идиот способен открыть медальон и увидеть, что внутри портрет не твоего отца.
Шарлотта с минуту помолчала, пытаясь собраться с мыслями. Должно быть, Кэролайн сказала ей далеко не все. По всей видимости, этот портрет не простое романтическое воспоминание из далекого прошлого. Либо воспоминания еще слишком остры и способны причинить боль, либо это портрет какого-то мужчины, которого она знает теперь, здесь, в Рутленд-плейс!
— Кто на портрете, мама? — спросила она.
— Друг. — Кэролайн не смотрела на нее. — Один знакомый джентльмен. В этом нет ничего, кроме дани уважения, но это очень легко истолковать неправильно.
Флирт. Шарлотта удивилась лишь на мгновение. Она еще была наивна, когда на Кейтер-стрит начались убийства, но с тех пор узнала многое. Мало кто может устоять против лести, легкого романа, дабы добавить чуточку остроты пресной каждодневной обыденности. Эдвард не устоял, а чем Кэролайн хуже?
Она хранила в медальоне портрет. Глупо, но так по-человечески понятно. Кто-то хранит засушенные цветы, кто-то — театральные и бальные программки. Мудрые мужья и жены позволяют своим половинам иметь такие маленькие тайны и не выспрашивают, не выкапывают старые мечты в поисках ответов.
Шарлотта улыбнулась, стараясь быть помягче.
— Не волнуйся, мама. У всех есть свои секреты. — Она намеренно выразилась уклончиво. — Смею сказать, если ты не станешь придавать этому большого значения, то и никто не станет. Я вообще не думаю, что у кого-то возникнет такое желание. У каждого, наверное, есть свои медальоны или письма, которые он не хотел бы потерять.
