Джон Карр - Вне подозрений
— Я не хочу задавать наводящие вопросы, миссис Гриффитс. Просто расскажите вашу историю.
— Ну, я это сделала.
— Сделали что?
— Вошла в комнату, — сказала свидетельница.
Теперь по залу пробежал смешок — в основном со стороны привилегированных мест для членов городской земельной корпорации за скамьями защиты. Судья Стоунмен на мгновение поднял глаза, и в зале тут же стало тихо.
Миссис Гриффитс была решительной полноватой маленькой женщиной лет сорока пяти. Хотя она была одета достаточно убого, как и другие женщины в зале суда, но на голове у нее красовалась новая шляпка с яркими розовыми цветами. В уголках ее рта пролегли недовольные морщинки. Она была напугана, суетлива и потому сердита.
Мистер Лоуднес невозмутимо разглядывал ее.
— Покойная тогда была одна?
— Да, сэр.
— Что она вам сказала?
— Что приходили миссис Реншо и доктор Бирс, но не остались к чаю. Что доктор Бирс ушел первым, а потом миссис Реншо. Что у нее был крупный разговор с миссис Реншо о религии.
— О чем?.. О, понимаю. Значит, покойная была очень религиозной женщиной?
— Да, по ее словам. Но в церковь она никогда не ходила.
— А миссис Тейлор говорила что-нибудь о подсудимой?
— Ну… да, сэр.
— Ваша сдержанность делает вам честь, миссис Гриффитс. Но, пожалуйста, отвечайте так, чтобы мы могли вас слышать.
— Мадам назвала мисс Эллис… скверным словом. Она сказала…
— Каким? — вмешался судья Стоунмен.
Лицо Алисы Гриффитс стало розовым, как цветы на ее шляпке.
— Таким… каким называют уличную девку, сэр.
— «Каким называют уличную девку», — задумчиво повторил мистер Лоуднес. — Она говорила что-нибудь еще?
Послышался громкий кашель. Патрик Батлер, взмахнув своей черной мантией, как плащом дуэлянта времен Регентства,[7] выпрямился в полный рост.
— Милорд, — заговорил он зычным голосом, — я должен извиниться за то, что прерываю моего ученого друга. Но могу я спросить, намерен ли мой ученый друг представить доказательства, что подсудимая была уличной девкой?
— Милорд, я не имел в виду ничего подобного! — воскликнул мистер Лоуднес. — Я всего лишь хочу продемонстрировать, что покойная была разгневана!
— Тогда могу я предложить, милорд, чтобы мой ученый друг ограничивался фактами? Возникла бы неловкая ситуация, если бы я, будучи разгневан, отозвался о моем ученом друге как об ублю…
— Bay! — громко прошептал один из барристеров на скамье сзади.
— В вашей иллюстрации нет надобности, — прервал судья стальным тоном. — Тем не менее, мистер Лоуднес, вы могли бы яснее выражать ваши намерения.
— Прошу прощения, ваше лордство, — мрачно произнес обвинитель. — Я постараюсь.
Далее последовал малоприятный рассказ о гневе миссис Тейлор, о завещании, о наследстве в пятьсот фунтов и о крике мадам: «Я знаю одну молодую леди, которая лишится наследства, когда я позвоню своему поверенному!» Мистер Лоуднес был удовлетворен.
— Теперь, миссис Гриффитс, перейдем к утру воскресенья 23-го числа. Кажется, вы говорили, что вы, ваш муж и кухарка Эмма Перкинс занимаете комнаты над каретным сараем?
— Да, сэр.
— Пожалуйста, взгляните на план. Возможно, присяжные также пожелают свериться со своими планами. Благодарю вас.
Послышалось шуршание бумаги.
— Было ли для вас правилом каждое утро в восемь часов приходить из каретного сарая к задней двери дома, которую отпирала вам обвиняемая? Кажется, вы киваете?
— Да, сэр.
— И утром 23 февраля обвиняемая, как обычно, отперла вам дверь?
— Да, сэр. — Внезапно свидетельница встрепенулась, широко открыв блеклые голубые глаза. — О, я почти забыла…
— Забыли, миссис Гриффитс?
— Да, сэр. — Розовые цветы на шляпке решительно кивнули. — В то утро ключа в замке не было.
Последовало молчание. Мистер Лоуднес быстро заморгал.
— Пожалуйста, объясните это заявление.
— Ключ валялся на полу в коридоре за дверью. Мисс Эллис пришлось подобрать его и вставить в замок, прежде чем она смогла открыть дверь.
Это явилось легкой сенсацией. Судья, делавший записи в книге размером с гроссбух, повернулся к свидетельнице.
— Если Батлер, — послышался шепот сзади, — сможет доказать, что кто-то вошел в дом с другим ключом…
— Одну минуту, — резко произнес мистер Лоуднес. Он оказался в двусмысленной ситуации, будучи вынужден подвергать перекрестному допросу собственного свидетеля. — Кажется, об этом вы не упоминали ни полиции, ни магистрату?
— Нет, сэр, потому что никто меня об этом не спрашивал! — отозвалась свидетельница, явно уверенная в каждом своем слове. — Я вспомнила об этом потом.
— Скажите, миссис Гриффитс, дверь была закрыта и заперта?
— Да, сэр.
— Тогда как вы можете утверждать, что обвиняемая подобрала ключ с пола внутри? Разве вы могли ее видеть?
— Нет, сэр. Может быть, мне не следовало так говорить. Но я слышала, как она вставила ключ в замок и протолкнула вперед до отказа.
— Тем не менее, насколько я понимаю, вы ничего не видели. Или вы заглядывали в замочную скважину?
Это возмутило миссис Гриффитс.
— Нет, сэр! Я никогда в жизни так не делала!
— По-моему, — мистер Лоуднес указал пальцем на свидетельницу, — то, что вы слышали или думали, что слышите, было обычным поворотом ключа в замке.
— Нет, сэр! Кроме того, эту дверь открывали среди ночи. Потому что Билл — я имею в виду мистера Гриффитса — и я слышали, как она хлопала, пока замок не защелкнулся.
На сей раз сенсация была полновесной.
Слова свидетельницы были полной неожиданностью даже для Патрика Батлера.
До сих пор он притворялся изучающим свои материалы, но сейчас так удивился, что едва не выдал себя. Батлер не сомневался, что история о ключе, вытащенном из замочной скважины, была выдумкой. Он сам долго внушал ее миссис Гриффитс во время долгих и терпеливых расспросов, пока она в это не поверила.
Но теперь Алиса Гриффитс — честная женщина — сообщила о задней двери, хлопавшей среди ночи. Значит, кто-то мог войти в дом. Что, если сфабрикованный им довод защиты был настоящим? Что, если Джойс все-таки невиновна?
Батлер посмотрел на скамью подсудимых. Впервые Джойс подняла голову и, смертельно бледная, уставилась на миссис Гриффитс. Потом ее серые глаза устремились на Батлера и тут же скользнули в сторону. Он был так ошарашен, что не слышал вопросов и ответов, пока его помощник Джордж Уилмот не дернул его за рукав.
— Вы говорите, миссис Гриффитс, что хлопающая дверь разбудила вас среди ночи. В котором часу это было?
— Не знаю, сэр! Мы не зажигали свет и не смотрели на часы.
— Мы?
— Мой муж и я.
— Вы можете назвать время хотя бы приблизительно, миссис Гриффитс?
— Ну, это могло быть около полуночи.
— Что заставляет вас думать, будто слышанный вами звук был хлопаньем задней двери?
— Я подошла к окну и выглянула наружу. Ночь была бурная, сэр, но луна иногда выходила из-за туч. Я видела дверь. Она хлопнула снова, а потом осталась неподвижной, как будто замок защелкнулся. Это правда! Спросите мистера Гриффитса!
Голос судьи, хотя и не громкий, прозвучал как удар топора мясника, разделывающего тушу:
— Пожалуйста, ограничьтесь ответами на вопросы обвинителя и воздержитесь от комментариев, пока вас не попросят о них.
Миссис Гриффитс, напуганная до смерти этим маленьким, сморщенным, как у мумии, лицом человека в красной мантии, попыталась сделать реверанс на свидетельском месте.
— Да, милорд. Прошу прощения, милорд.
— В то же время я хотел бы разобраться в этом до конца, — продолжал судья. — Вы упоминали полиции о хлопающей двери?
— Нет, сэр… милорд.
— Почему?
— Потому что, милорд, мне это не казалось важным. А разве это важно?
Сама наивность вопроса внушала доверие. Душа Патрика Батлера воспарила. Какой-то момент судья смотрел на миссис Гриффитс, сгорбив плечи, как будто собирался перелезть через скамью. Потом он махнул рукой:
— Можете продолжать, мистер Лоуднес.
— Благодарю вас, милорд. Отложим на время ваши новые показания. — Обвинитель бросил многозначительный взгляд на жюри. — Вы сказали, что обвиняемая отперла дверь и впустила вас в дом в восемь утра? Отлично! И она же рассказала вам историю о ключе, валяющемся на полу?
— Нет, сэр!
— Нет? — Голос мистера Лоуднеса был полон насмешливого скептицизма.
— Она ничего не сказала. Просто вернулась в свою комнату.
— А что сделали вы?
— Пошла в кухню, зажгла огонь и приготовила себе чашку чаю.
— А потом?
— Пришла Эмма — миссис Перкинс — и тоже выпила чашку чаю. Потом я приготовила чай мадам и отнесла его на серебряном подносе в ее комнату.
