Филис Джеймс - Неженское дело
Корделия не могла быть уверена, что Ланн пользуется таким же доверием своего хозяина, как мисс Лиминг, но осмелилась тем не менее спросить:
– Как сэр Роналд узнал о Берни?
– Ему рассказал о нем Джон Беллинджер.
А, так вот, стало быть, и благодарность Беллинджера. Берни давно ожидал этого. Это дело было его наиболее блестящим успехом, если вообще не единственным.
Джон Беллинджер владел небольшой семейной фирмой, производившей малыми партиями сверхточные научные инструменты. Некоторое время назад его контору наводнили кляузные анонимки. Обращаться в полицию он не хотел и связался с Берни. Фиктивно устроившись к нему на работу посыльным, Берни быстро решил эту не слишком сложную задачу. Анонимки писала и подбрасывала пожилая и всеми уважаемая секретарша директора. Беллинджер был очень признателен. После долгих и беспокойных раздумий, споров с Корделией Берни послал клиенту счет на сумму, которая обоим казалась невероятной. Счет был тут же оплачен. На эти деньги агентство продержалось целый месяц. Берни сказал тогда: «Дело Беллинджера еще принесет нам удачу, вот увидишь. Так это обычно и бывает. Он выбрал нас наугад в телефонном справочнике, но теперь будет рекомендовать наше агентство всем своим знакомым. Это дело может иметь очень далеко идущие последствия».
И вот «премия» Беллинджера прибыла. Как горько, что это должно было случиться в день похорон Берни!
Вопросов она больше не задавала, и остаток получасового пути они проехали в молчании. Все трое сидели, тесно прижавшись друг к другу, но отчуждение между ними тем не менее отчетливо ощущалось. Города Корделия почти не увидела. Вскоре после того, как они выехали с вокзальной площади и миновали мемориал жертвам войны, Кембридж кончился, и потянулись поля молодой кукурузы, промелькнули несколько деревенек с приземистыми коттеджами. Когда дорога поднималась на невысокие холмы, Корделия могла видеть острые крыши и шпили города, которые в лучах закатного солнца казались обманчиво близкими. Наконец, когда они въехали в очередную деревню и миновали длинную стену из красного кирпича, фургон свернул в чугунные кованые ворота. Они прибыли.
* * *Дом был не из самых лучших образцов георгианского стиля, но построен крепко, в хороших пропорциях. Создавалось впечатление, что он вырос на этом месте естественным образом. Фасад, увитый гирляндами глициний, выглядел богатой театральной декорацией, но это был, несомненно, приветливый семейный дом. Только сейчас над ним нависла гнетущая тишина, и глазницы элегантно спланированных окон были по-особенному пусты.
Ланн, который вел машину быстро и умело, резко затормозил перед парадным входом. Он остался за рулем и, дождавшись, пока женщины вышли, угнал фургон куда-то за дом. Спускаясь с высокого сиденья, Корделия заметила ряд низких строений, увенчанных маленькими зубчатыми башенками, – конюшни или гаражи, подумала она.
– Там раньше были конюшни, – сказала мисс Лиминг, – а теперь это лаборатория. Стены с противоположной стороны почти полностью из стекла. Изумительная работа одного шведского архитектора – практично и привлекательно.
Впервые за время их знакомства голос ее прозвучал эмоционально.
Входная дверь была не заперта. Корделия оказалась в просторном холле, стены которого покрывали деревянные панели. Слева уходила изгибом вверх лестница, справа располагался камин, отделанный резным камнем. Она уловила запах роз и лаванды. Ковры ярко выделялись на фоне темного дерева, приглушенно тикали настенные часы.
Мисс Лиминг провела ее к двери в противоположном от входа конце холла, за которой находился кабинет, уставленный книжными шкафами. Его окна выходили на широкую лужайку. За большим старинным письменным столом сидел хозяин кабинета.
Корделия видела в газетах его фотографии и примерно знала, чего ожидать, но он оказался одновременно и меньше, и внушительнее, чем она предполагала. Не приходилось сомневаться, что перед ней человек властный и умный – сила его личности ощущалась почти физически. Однако когда он поднялся из-за стола и жестом пригласил ее сесть, она заметила, что он сложен более хрупко, чем казалось на снимках. Широкие плечи и крупная голова перегружали верхнюю часть фигуры в ущерб нижней. У него было испещренное морщинами, чувственное лицо, слегка крючковатый нос, глубоко посаженные глаза, четко очерченный рот. Черные волосы без проблеска седины тяжело нависали надо лбом. На его лице лежали тени утомления, а когда Корделия подошла ближе, она заметила жилку, бьющуюся в левом виске, и покрасневшие белки глаз. Но чувствовалось, что его энергичное тело не поддается усталости. Он гордо держал упрямую голову, взгляд был живым и внимательным. Прежде всего он выглядел человеком преуспевающим. Корделии приходилось видеть таких людей из толпы, созерцавшей парад знаменитостей, доводилось ощущать это почти реальное сияние, которое исходило от них – сильных мира сего.
Мисс Лиминг сказала:
– Это все, что осталось от «Сыскного агентства Прайда». Прошу любить и жаловать – мисс Корделия Грей.
Острый взгляд пронизал Корделию.
– Мы гордимся своей работой, не так ли, мисс Грей?
Корделия, усталая до опустошенности, не была расположена выслушивать шутки по поводу патетического девиза, придуманного беднягой Берни.
– Сэр Роналд, – сказала она, – я приехала сюда, потому что ваш секретарь пригласила меня, чтобы поговорить с вами о работе. Если я неправильно ее поняла, то хотела бы как можно скорее вернуться в Лондон.
– Она не секретарь, но вы все поняли верно. Извините, если я был невежлив. Я ведь предполагал иметь дело с бывшим полицейским, и вдруг – вы… Нет-нет, я не жалуюсь, мисс Грей. Я уверен, что вы хорошо знаете свое дело. Кстати, сколько вы берете за услуги?
Вопрос был задан сухо, по-деловому, а ответила Корделия чуть более охотно и поспешно, чем сама хотела бы.
– Пять фунтов в день. Накладные расходы тоже оплачивает наниматель, впрочем, в процессе расследования мы стараемся тратить как можно меньше. При этом я обещаю вам, что буду заниматься только вашим делом, то есть отложу дела других клиентов, пока это расследование не завершится.
– А у вас есть другие клиенты?
– В настоящий момент нет, но могут появиться, – сказала Корделия и торопливо продолжала: – Мы предлагаем клиентам справедливые условия. Если на какой-то стадии расследования я решу, что продолжать его не могу, вы будете располагать всей информацией, которую мне удастся собрать к тому моменту. Если же я посчитаю нужным информации вам не передавать, то и на оплату проделанной работы претендовать не буду.
Так звучал один из принципов Берни, а было их у него великое множество. Даже когда работы не было неделями, он охотно пускался в рассуждения о том, в каких случаях и до каких пределов оправданно утаивать от клиента информацию, на какой стадии к расследованию следует подключать полицию, об этике лжи и обмана во имя выяснения истины.
– Условия разумные, – сказал сэр Роналд, – но, честно говоря, я не думаю, чтобы в нашем деле у вас возникли проблемы морального порядка. Случай сравнительно простой. Восемнадцать дней назад повесился мой сын. Я хочу, чтобы вы узнали, почему он это сделал. Сможете?
– Попытаюсь.
– Я понимаю, вам понадобится кое-какая информация о Марке. Мисс Лиминг подготовит ее для вас. Когда вы с ней ознакомитесь, дадите знать, чем еще мы сможем помочь вашей работе.
– Я бы хотела, чтобы о сыне рассказали мне вы сами.
– Это действительно необходимо?
– Это будет для меня крайне полезно.
Он откинулся в кресле и, взяв со стола огрызок карандаша, принялся вертеть его в руках, а через минуту рассеянно сунул его в карман. Говорил он, не глядя на собеседницу:
– 25 апреля моему сыну Марку исполнился 21 год. Он изучал историю в Кембридже, в том же колледже, где в свое время учился я сам, и был уже на последнем курсе. Пять недель назад, никому ничего не сказав, он бросил учебу и устроился на работу садовником к некоему майору Маркленду, который живет в окрестностях Даксфорда. Марк так и не пожелал объяснить мне причины своего поступка. Он жил один в маленьком коттедже во владениях майора. Восемнадцать дней спустя сестра хозяина нашла его повесившимся в гостиной коттеджа. Следствие заключило, что он покончил с собой в результате душевного расстройства. Я очень мало знал душу моего сына, но тем не менее отказываюсь принимать подобное объяснение. Он был человеком рациональным. У всего, что он делал, были основания, и я хочу знать, что побудило его лишить себя жизни.
Мисс Лиминг, которая стояла у окна, глядя в сад, повернулась и с неожиданной горячностью сказала:
– Господи, эта вечная страсть знать все на свете! Совершенно пустая затея. Если бы он хотел, чтобы мы знали, он нашел бы способ сообщить нам об этом.
– Я не могу больше мучиться неопределенностью, – возразил ей сэр Роналд. – Мой сын мертв. Мой сын! И если я каким-то образом виноват в этом, я должен это знать. А если в его смерти повинны другие, я хочу знать, кто и почему.
