Ричард Фримен - Поющие кости. Тайны дЭрбле (сборник)

Инспектор, быстро взглянув на него, хотел что-то спросить, но тут его внимание переключилось на чемоданчик, из которого Торндайк вынул пару небольших пинцетов.

— Мы не имеем права проводить вскрытие, — запротестовал он.

— Разумеется, нет. Я просто хочу заглянуть к нему в рот.

Оттянув пинцетом губу, Торндайк осмотрел ее внутреннюю сторону и стал скрупулезно изучать зубы.

— Вы не дадите мне свою лупу, Джервис? — обратился он ко мне, и я вручил ему свое складное увеличительное стекло.

Направив фонарь на мертвое лицо, инспектор с интересом склонился над трупом. Торндайк со своей обычной дотошностью медленно провел лупой вдоль неровных зубов и потом внимательно осмотрел верхние резцы. После чего осторожно вынул пинцетом крошечный предмет, застрявший между верхними передними зубами, и поместил его под лупу. Опережая его просьбу, я извлек из чемоданчика предметное стекло и препаровальную иглу. Когда Торндайк поместил предмет на стекло и расправил его иглой, я поставил на ящик его микроскоп.

— Каплю глицерина и покрывное стекло, пожалуйста, — попросил Торндайк.

Я подал ему пузырек. Торндайк капнул на предмет, опустил покрывное стекло и, поместив препарат под микроскоп, стал внимательно его рассматривать.

Взглянув на инспектора, я заметил на его лице слабую усмешку, которую он, поймав мой взгляд, вежливо попытался скрыть.

— Мне кажется, сэр, мы несколько уклонились в сторону, — извиняющимся тоном произнес он. — Нам не так важно знать о его ужине. Он ведь умер не от отравления.

Торндайк с улыбкой поднял на него глаза:

— В таких случаях для следствия нет ничего несущественного. Любой факт может иметь значение.

— Не понимаю, какое значение может иметь диета для человека, которому отрезало голову, — упрямо возразил инспектор.

— В самом деле? Разве нам не интересно знать, что ел человек, умерший насильственной смертью? Вот, например, эти крошки на жилете погибшего. О чем они могут нам рассказать?

— Да ни о чем, — упирался инспектор.

Торндайк собрал пинцетом крошки и, положив на стекло, тщательно рассмотрел их сначала под лупой, а потом под микроскопом.

— Теперь я знаю, что незадолго до смерти погибший ел печенье, скорее всего овсяное.

— Ну и что с того? Нам надо выяснить не что он ел, а какова причина его смерти. Самоубийство? Несчастный случай? Или преступление?

— Простите, но сейчас осталось узнать, кто его убил и с какой целью. Все остальное мне уже ясно.

Инспектор изумленно посмотрел на него:

— Быстро же вы делаете выводы, сэр.

— Но тут имеются все признаки убийства. Что касается мотива, то убитый был торговцем бриллиантами и предположительно имел при себе некоторое количество камней. Я бы на вашем месте обыскал его.

Инспектор презрительно хмыкнул.

— Это всего лишь домыслы. Погибший торговал бриллиантами, имел при себе нечто ценное, значит, его убили.

Он замолчал и, с упреком глядя на Торндайка, добавил:

— Вы должны понимать, сэр, что это следствие, а не конкурс для читателей в дешевой газетке. Я пришел сюда для осмотра тела.

Демонстративно повернувшись к нам спиной, инспектор стал методично выворачивать карманы погибшего, выкладывая найденное на ящик, где уже лежали зонт и саквояж.

Оставив его за этим занятием, Торндайк стал осматривать труп, уделив особое внимание подметкам ботинок, которые он, к нескрываемому изумлению инспектора, стал разглядывать через лупу.

— Мне кажется, сэр, ноги у него достаточно большие, чтобы разглядеть их невооруженным глазом. Но, вероятно, вы несколько близоруки, — съязвил инспектор, бросив взгляд в сторону начальника станции.

Торндайк добродушно усмехнулся и стал рассматривать предметы, выложенные инспектором на ящик. Кошелек и записную книжку он открывать не стал, предоставив это инспектору, а вот очки для чтения, складной нож, футляр для визиток и другую карманную мелочь подверг самому внимательному осмотру. Инспектор иронически наблюдал, как Торндайк поднимает очки к свету, чтобы оценить их преломляющую способность, заглядывает в кисет, изучает водяные знаки на папиросной бумаге и исследует содержимое серебряной спичечницы.

— Что вы надеялись найти в его кисете? — спросил он, выкладывая на ящик связку ключей.

— Табак, — невозмутимо ответил Торндайк. — Но я не ожидал, что там будет мелкая «латакия». Для папирос чистую «латакию» вообще не используют. Я, во всяком случае, такого не встречал.

— Вы очень наблюдательны, сэр, — заметил инспектор, покосившись на начальника станции.

— Согласен. Но в этой коллекции я не вижу бриллиантов.

— А может, их при нем и не было. Мы же не знаем этого наверняка. Зато на нем были золотые часы с цепочкой, бриллиантовая булавка и кошелек… — Инспектор высыпал содержимое кошелька себе на ладонь. — Двенадцать фунтов золотом. На ограбление не похоже. И после всего этого вы продолжаете настаивать на убийстве?

— Мое мнение не изменилось, и я хотел бы увидеть место, где было найдено тело. Паровоз уже осмотрели? — обратился Торндайк к начальнику станции.

— Я телеграфировал в Брэдфилд, чтобы они там на него глянули, — сообщил тот. — Ответ, наверное, уже пришел. Пойду проверю.

Выходя из павильона, мы столкнулись с контролером, держащим в руке телеграмму. Он вручил ее начальнику станции, и тот громко прочел:

— «Я тщательно осмотрел паровоз и обнаружил небольшие пятна крови на ведущем и следующим за ним колесах. Больше ничего не найдено».

Начальник станции вопросительно взглянул на Торндайка. Тот, кивнув, заметил:

— Интересно, насколько это будет соответствовать картине, которую мы увидим на путях.

Озадаченный начальник станции хотел потребовать разъяснений, но инспектор, уже закончивший шарить по карманам погибшего, заторопился, и мы сразу же отправились к месту происшествия. Торндайк нес фонарь, а я — неизменный зеленый чемоданчик.

— Мне не совсем понятно, как вы смогли так быстро сделать вывод? — спросил я своего друга, когда наши спутники ушли вперед. — Что именно склонило вас к версии убийства?

— Одна маленькая, но очень существенная деталь. Вы заметили небольшую ранку над левым виском погибшего? Она поверхностная и вполне могла быть нанесена колесом паровоза. Ранка кровоточила, причем достаточно долго. Кровь, стекавшая двумя струйками, успела свернуться и частично засохнуть. Но ранка, возникшая на отрезанной голове, кровоточить не может. Следовательно, она была нанесена до потери головы. И еще один момент: струйки крови стекали из ранки под прямым углом друг к другу. Первая, судя по ее виду, более ранняя, стекала сбоку по лицу и падала на воротник. Вторая стекала на затылок. Как известно, Джервис, закон тяготения исключений не имеет. Если кровь стекает к подбородку, значит, голова находится в вертикальном положении; если же к затылку, то голова расположена горизонтально, причем лицом вверх. Но ведь когда мужчину увидел машинист, он лежал на рельсах ничком. Единственный возможный вывод — когда эта рана наносилась, мужчина находился в вертикальном положении, то есть сидел или стоял. Потом, еще живой, он какое-то время лежал на спине, так что кровь стекала ему на затылок.

— Понятно. Какой же я тупица, если сам об этом не догадался, — сокрушенно произнес я.

— Наблюдательность и быстрое соображение приходят с практикой, — заметил Торндайк. — А в лице вы что-нибудь заметили?

— Похоже, он страдал от удушья.

— Несомненно. У него на лице все признаки удушения. Вы, вероятно, видели, что язык заметно распух, а на внутренней стороне верхней губы остались глубокие вмятины от зубов и два повреждения вследствие сильного давления на рот. Заметьте, насколько полно эти факты согласуются с раной на голове. Повреждения, которые мы обнаружили, могли возникнуть, если предположить, что погибший получил удар по голове, боролся с нападавшим, был повержен и задушен.

— Кстати, что вы там нашли между зубов? Я не успел заглянуть в микроскоп.

— О, это не только подтвердило мое предположение, но и продвинуло наше следствие вперед. Под микроскопом был виден крохотный клочок какой-то ткани, состоящий из нескольких разных волокон неодинаковой окраски. Основная часть — это шерсть темно-красного цвета, но также имеется синий хлопок и желтый джут. Ткань соткана из цветных нитей и может принадлежать женскому платью, однако присутствие джута говорит скорее в пользу штор или дешевого ковра.

— И что это нам дает?

— Если это не клочок одежды, значит, он от мебельной обивки, то есть предполагается наличие жилища.

— Звучит не очень убедительно, — возразил я.