Найо Марш - Смерть и танцующий лакей

— Конечно, не возражаю, — смутился Мандрэг. — Но не забывайте, что это или с чужих слов, или мои собственные наблюдения.

— Да, понятно. Вот, пожалуйста.

Он протянул Мандрэгу ручку и положил перед ним бумаги. Подпись оказалась истинным произведением искусства, с завитушками и росчерками. Аллейн аккуратно промокнул ее.

— Имя, которым вы подписываетесь, юридически законно? — спросил он, складывая бумаги.

В голосе Мандрэга неожиданно зазвучали злые нотки:

— А вы ведь беседовали с этим безутешным Николасом. Даже в горе он находит время для подобных шуточек.

— Он в том состоянии, которое легко может перейти в нервный срыв. Он ведет себя довольно глупо, обвиняя всех без разбора. Но это понятно.

— Полагаю, он говорил вам о случае за обедом? О моем имени?

— Нет. А что случилось?

Мандрэг рассказал.

— Конечно, это противно, ничтожно и глупо, — поспешно добавил он. — С моей стороны было идиотизмом принимать все так близко к сердцу. Но я почему-то не переношу невинных забав в духе закрытых частных школ. Может, потому, что сам никогда в привилегированной школе не учился. — Не дав Аллейну возразить, он вызывающе продолжал: — Я сноб наизнанку. Никак не могу забыть о своем происхождении. Я слишком много о себе болтаю.

— Мне кажется, — ответил Аллейн, — что все это вы уже выразили в своих произведениях. Впрочем, я не психолог. Что же касается имени, это ваше дело. Я хочу знать лишь, сделали вы это официально, поменяв документы, или нет. Нужно подписаться своим настоящим именем.

— Еще нет, но собираюсь. «Следующим свидетелем был Стэнли Глупинг, известный как Обри Мандрэг». В ваших документах это будет здорово выглядеть.

— Полагаю, что к тому времени, когда дело будет завершено, никого уже не смогут взволновать изящества стиля, — ответил Аллейн. — Извините, что напоминаю об этом, но очень скоро вы забудете о своем выдуманном кошмаре в хаосе того, что окажется самым приземленным реализмом. Теперь, будьте умником, напишите здесь свою фамилию и забудьте, смешная она или нет. У меня еще уйма работы.

Мандрэг улыбнулся.

— Вы правы, инспектор. Но все равно, — добавил он, подписывая бумаги, — я готов был убить Николаса. — Он вздохнул. — Как часто мы говорим эти слова! Только умоляю, не подозревайте меня. Я готов был, но я этого не делал. Я даже бедного Уильяма не убивал. Мне он нравился. Привести леди Херси?

— Да, пожалуйста.

Если бы не отсутствие мотивов преступления, теоретически леди Херси оказалась бы подозреваемой номер один. У нее были возможности совершить оба покушения, так же, как и само убийство. Еще в машине Аллейн думал об этой неизвестной ему женщине. Ему казалось, что она будет ключом к решению всей головоломки. В полицейских расследованиях обычно встречаются такие личности, и иногда, но отнюдь не всегда, они оказываются преступниками. И хотя ничего не подтверждало, что у леди Херси были мотивы для преступления, Аллейну все еще казалось, что она занимает центральное место в этой истории. Она была связующим звеном между Джонатаном, Комплайнами и четой Хартов.

— Особа, которая могла это сделать, — пробормотал Аллейн, — но которая делать это не собиралась.

Утверждение было, разумеется, неточным, но, сформулировав его, Аллейн почувствовал облегчение. Следствие развивалось по знакомому направлению. У него почти не было сомнений в том, кто убийца Уильяма Комплайна, но не было у него также реальных доказательств, чтобы подтвердить свою версию и добиться разрешения на арест. Высокое начальство в Скотленд-Ярде не очень приветствовало методику «доведения до абсурда». Да и защита каждый раз будет шумно возвращать дело на доследование. Аллейн прекрасно знал, что неопытный убийца-профан может задать работы куда больше, чем умный профессиональный преступник, а убийца Уильяма Комплайна был, конечно, полным профаном. Он повертел письмо миссис Комплайн, но, услышав на лестнице голос леди Херси, спрятал его в карман и вытащил оттуда кусок лески, отрезанной в курительной. Он поднялся навстречу леди Херси, крутя в руках этот обрывок.

— Простите, что заставила вас ждать, мистер Аллейн, — сказала она, — но наверху надо было многое сделать, а кроме меня — некому. — Он подвинул ей кресло, и она медленно опустилась в него, устало откинув голову на спинку. Вокруг губ и глаз появились тонкие морщинки, и даже руки казались измученными. — Вы хотите, чтобы я предоставила вам три хорошеньких алиби? Заявляю сразу, у меня их нет. Помнится, я где-то читала, что один лишь этот факт освобождает меня от всяческих подозрений, и искренне на это рассчитываю.

— Насколько я понимаю, такое случается в детективных романах, — улыбнулся Аллейн.

— Не очень-то вы меня утешаете. А закурить мне можно?

Аллейн предложил ей свой портсигар и, давая прикурить, случайно уронил на пол леску. Извинившись, он забрал ее.

— Это что, ключ к разгадке? Похоже на леску.

— А вы увлекаетесь рыбной ловлей, леди Херси?

— Когда-то увлекалась. Отец Джонатана приучил меня, когда я была еще ребенком. Старик на фотографии в этой жуткой комнате.

— Губерт Сент-Джон В. Ройял, который поймал четырехсполовинойфунтовую форель у Пенфелтона?

— Если бы я не так устала, пришла бы в восторг от вашей наблюдательности. Да, он. И удочка на стене — его. Теперь, когда я о ней подумала, мне показалось, что этот обрывок оттуда. — Аллейн показал ей леску. Она без всякого интереса, не двигаясь, посмотрела на нее. — Да, это она. Она уже Бог знает сколько лет тянется с конца удилища до катушки. — Потом взглянула на Аллейна. — С этим что-то связано, да?

— С ней многое связано, — медленно ответил Аллейн. — Леди Херси, попытайтесь, не очень напрягая память, вспомнить, когда в последний раз вы ее видели висевшей как всегда?

— В пятницу вечером, — не задумываясь, ответила Херси. — На ней была ссохшаяся от времени старая наживка и искусственная мушка. Я помню, что смотрела на нее, пытаясь придумать слово для отвратительной игры, которую затеял Джо. Это была та наживка, на которую попалась знаменитая форель. Во всяком случае, нам так всегда говорили.

— Вы заходили в курительную вчера вечером незадолго до трагедии, когда оба брата были там, не так ли?

— Да, я зашла посмотреть, успокоились они или нет.

— Вы случайно не обратили внимания на старую удочку?

— Нет, но я смотрела на нее незадолго до ленча. Я подошла к камину погреть ноги и машинально уставилась на нее, знаете, как бывает с предметами, которые видел уже тысячу раз.

— А леска все так же свисала от удилища к катушке?

Херси нахмурила брови и, казалось, в первый раз по-настоящему сосредоточилась.

— Вот теперь, когда вы меня спросили, я припоминаю, что нет, ее там не было. Помнится, у меня даже мелькнула мысль, что кто-то ее смотал.

— Вы уверены?

— Да, абсолютно.

— И никакими вопросами вас не запутать?

— Буду стоять на своем как вкопанная.

— Хорошо, — искренне одобрил Аллейн и начал записывать ее показания.

Когда он снова взглянул на Херси, она сидела с закрытыми глазами, но тут же открыла их и проговорила:

— Я хотела вам еще кое-что рассказать, а то, боюсь, или засну, или забуду. Я не верю, что это сделал Харт.

— Почему не верите?

— Потому что я несколько часов пробыла с ним бок о бок в комнате Сандры Комплайн. Мне он нравится. Не думаю, что он убийца. А уж тем более не понимаю, как вам удастся обойти этого танцующего лакея. — Аллейн положил обрывок лески на стол. — Не убийца он, — прибавила Херси. — Харт как проклятый бился за жизнь Сандры. А ведь он знал, что, если бы она выжила, бедняжка, она бы сделала все возможное, чтобы засадить его как одержимого манией убийства.

— А вы уверены, что она повела бы себя именно так?

— Не забывайте, — сказала Херси, — что я последней видела ее в живых. Я дала ей полдозы того снотворного. Она не стала принимать больше и сказала мне, что у нее нет аспирина. Очевидно, она хотела… хотела, чтобы потом уже было наверняка. О смерти Билла ей сообщил Ник. Она была совершенно ошеломлена, и, вы знаете, она как будто не могла в это поверить. Не было ни горя, ни ужаса. Я попыталась с ней ласково поговорить, но она не захотела слушать. Мне кажется, что было бы легче, если бы она расплакалась. Она просто окаменела в каком-то изумлении. Я уже уходила, когда она сказала: «Херси, доктор Харт сумасшедший. Раньше я думала, что никогда ему не прощу, но теперь мне кажется, что мое лицо мучило его не меньше, чем меня. — А потом снова добавила: — Не забывайте, Херси, он не в себе». Я этого никому не говорила. Не могу вам передать, как странно она держалась. И меня удивило, как обдуманно она все это сказала, ведь всего за несколько минут до того она была совершенно обескуражена.