Эллери Квин - Дом на полпути
Эллери прервался, чтобы закурить. Затем заговорил дальше:
— Видите ли, этот последний пункт нельзя назвать свободным плаванием. В нем были определенные трудности для всей гипотезы. Доступ к самому страховому обязательству и полисам — вот единственный путь к открытию тайны двойной жизни Гимбола. Но с момента изменения имени получателя до того момента, когда Гимбол вручил запечатанный конверт Биллу, доступ к полисам имели только вовлеченные в эту страховку компании. Можно исключить клерков страховой компании, осуществлявших техническую работу, как совершенно не имеющих отношения к делу. Но Финча мы исключить не можем, тем более что, по его собственному признанию, он знал о внесенном Гимболом изменении, поскольку был его личным «брокером», вел его дела, а потому имел дело и с документами по изменению имени получателя.
Отсюда возникает следующая проблема. Не сообщил ли Финч, несмотря на то что он настойчиво утверждал обратное, кому-либо о совершенном Гимболом изменении в страховых документах, тем самым дав третьему лицу ключ к ситуации? Финч утверждал в ходе расследования, что только он один знал об операции по изменению имени получателя страховки. А ведь если бы он подумал о возможных последствиях, то нашел бы способ рассказать об этом кому-нибудь еще, хотя бы для того, чтобы расширить круг потенциально подозреваемых.
Но даже если не верить его утверждениям, кому теоретически Финч мог все рассказать? Женщине? Миссис Гимбол? Но, как женщина, она вычеркнута из списка подозреваемых — преступник был мужчиной. Если бы она поделилась своим знанием с другой женщиной, та тоже была бы вычеркнута из списка на том же основании. Если бы она поделилась своими сведениями с другим мужчиной или если бы Финч прямо рассказал об этом другому мужчине, то мы просто проверили бы, насколько этот мужчина или любой другой мужчина, вовлеченный в это дело, подходит под характеристики преступника, список которых составлен нами. Что же происходит? Нет никакого мужчины, который с такой полнотой, как Финч, соответствовал бы всем пунктам. Итак, кружным путем мы приходим к заключению, что Финч никому ничего не говорил, или если и говорил, то это никак не отразилось на убийстве, как оно в дальнейшем произошло.
А как все произошло, я уже реконструировал: его подозрения, его вероятная поездка в Филадельфию, знакомство со средой, в которой там жил Гимбол-Уилсон, открытие Дома на полпути, план преступления, подтасовка улик против Люси Уилсон и так далее.
— Маскарад, конечно, был необходим, — вставил Поллинджер.
— Ну еще бы! Если ему хотелось все подстроить так, что это Люси убила Гимбола, то надо было заручиться свидетелем, который видел, что за рулем «форда» сидела женщина. Вуаль, понятно, была нужна для того, чтобы скрыть черты мужчины. Потому он и не мог разговаривать с хозяином автозаправки. Иначе весь маскарад оказался бы напрасным. Как я уже показывал, Финч специально остановился залить бензин в бак, чтобы навести след на Люси! Не будучи юристом, он не понимал, насколько все это шито белыми нитками, потому что все это косвенные улики. Не попадись ему в руки этот нож для разрезания бумаг, не разверни Люси подарок за день до этого у себя дома, случайно оставив на нем отпечатки своих пальцев, дело лопнуло бы, и ее освободили бы.
— Не будь этих отпечатков пальцев на ноже, я закрыл бы дело при первом же ходатайстве защиты, — заявил судья, качая головой. — Если уж говорить серьезно, то даже с этими отпечатками дело трещало по всем швам, так слабо было представлено обвинение. Вы меня простите, Пол, но я думаю, вы и сами это понимали. Тут, боюсь, это несчастное жюри. Все в конце концов уперлось в вопрос веры, поверит жюри Люси Уилсон или нет. А почему они ей не поверили, для меня и по сей день загадка.
— Железная леди, — хмуро проговорил Эллери. — Что ж, что было, то было, но история такова. А теперь, ваша честь, никакого волшебства, так? Здравый смысл, и ничего, кроме здравого смысла. Не буду объяснять, как я это делаю. Это лишает людей иллюзий.
Оба юриста из Нью-Джерси рассмеялись, но Билл вдруг посерьезнел. У него заходил кадык, и он обратился официальным тоном:
— Судья Менандер, сэр!
— Минутку, мистер Энджел. — Старый судья нагнулся вперед. — Кажется мне, мистер Квин, вы что-то недоговариваете. Как объяснить ту слабость подготовки дела, о которой я только что говорил? Вы работали, исходя из, как вы сказали, «предпосылки», что мисс — могу я называть вас Андреа, дорогая? — что Андреа сказала вам правду о спичках и прочем. Но какое право, — суровым голосом сказал он, — вы имели исходить из подобной предпосылки? Я считал, что вы работаете исключительно на основании твердо установленных фактов. Если молодая женщина сказала бы неправду, вся ваша конструкция разлетелась бы вдребезги.
— Законнический ум, — ухмыльнулся Эллери. — Как же я люблю обсуждать подобные вещи с юристами! Совершенно верно, судья. Все разлетелось бы вдребезги. Но ничего подобного не произошло, потому что Андреа сказала правду. Я знал, что она говорит правду, когда добрался до конца моего умственного путешествия.
— Это немного выше моего разумения, — подхватил Поллинджер. — Да как, черт возьми, вы могли знать?
Эллери спокойно прикурил следующую сигарету.
— Зачем Андреа лгать? Это могло быть только в том случае, если она сама убила Гимбола и пыталась запутать следствие. — Он помахал в воздухе дымящейся сигаретой. — И куда эта ложь, если бы это была ложь, привела? Она привела бы к обвинению Гросвенора Финча. Куда уж глупее! Потому что если преступник действительно Андреа, то она уже подвела под приговор Люси Уилсон! И где Люси Уилсон? В тюрьме, по обвинению в убийстве! Следовательно, план свалить вину за преступление на Люси Уилсон, с точки зрения Андреа, уже сработал. И тут она будет лгать мне, подставляя Финча? И это после того, что Люси уже в тюрьме? Подумайте, какой смысл разрушать удавшийся план по перекладыванию вины на одного человека и ставить под подозрение совершенно другого? Конечно, такое немыслимо. Но даже если она, говоря эту ложь, не понимала, куда это может привести, зачем ей вообще лгать, если она убила Гимбола и сумела всю вину возложить на Люси? Преступление совершено успешно со всех точек зрения. Ее жертва, ее живая жертва приговорена к длительному сроку. Снова путать следствие абсурдно. Вот почему я был убежден, что Андреа говорит правду.
— Могу поклясться, — воскликнула Андреа, — что вы и собственного отца готовы заподозрить!
— Это сказано с досадой, — усмехнулся Эллери, — но на самом деле вы попали в самое яблочко. Если хотите знать, не так давно я расследовал преступление, когда именно так все и было — логика указывала на моего собственного отца, инспектора Квина, как на преступника. В общем, пришлось мне поломать голову, смею вас заверить.
— А что случилось? — полюбопытствовал судья Менандер.
— Это, — ответил Эллери, — уже другая история.
— Вы еще с этой до конца не разделались, — заметил Поллинджер с мрачным юмором. — Не хочу показаться занудой, но если то, что Финч знал об изменении имени получателя страховки, было столь важно в вашем расследовании, то чем вы тут особенно блеснули, Квин? Ведь вы знали, что Финчу это известно, с самого начала дела.
— О господи, — простонал Эллери. — И зачем я выбрал в качестве слушателей юристов? Умно, Поллинджер, и точно. Но вы упустили один момент. То, что Финч знал об изменении имени получателя страховки, не имело абсолютно никакого значения до тех пор, пока вся дедуктивная система не была разработана до конца. Этот факт не имел для меня никакого значения, пока я логически не доказал, что преступник должен был знать об изменении личности получателя страховки. Я не мог знать, что преступнику должно быть это известно, до тех пор пока не завершил все предварительные дедукции. На мысль о том, что преступник должен был быть в курсе этого изменения имени получателя страховки, меня навел тот факт, что он знал о двойной жизни Гимбола. А на мысль о том, что преступник должен был знать о двойной жизни Гимбола, навело то, что он намеренно сделал все, чтобы подозрения пали на Люси Уилсон. А на мысль о том, что преступник умышленно сделал все, чтобы в убийстве обвинили миссис Уилсон, — тот факт, что миссис Уилсон невиновна, потому что преступник был мужчиной. Без всех этих ступеней последний завершающий вывод не имел бы никакого смысла.
— Quod erat demonstrandum[5], — быстро вставил Билл. — Невероятно, потрясающе. Браво! Судья Менандер!
— В чем дело, молодой человек? — спросил немного раздраженно старый джентльмен. — Если вы беспокоитесь об этой страховке, то я обещаю, что никаких проволочек в производстве не будет. Ваша сестра получит все сполна — всю сумму страховки.
— Да нет, судья, — замахал руками Билл. — Я не о том.
— Мне эти деньги не нужны, — заявила Люси; она уже не плакала. — Я к ним не притронусь. — Она передернула плечами.
