Энн Перри - Смертная чаша весов
Так Монк впервые узнал о ссорах Фридриха и его супруги – если не считать случая в Венеции на опере Верди. Но там все уладилось еще до начала спектакля. Гизела одержала бесспорную победу, причем к обоюдному удовлетворению.
– Из-за чего они ссорились? – не испытывая угрызений совести, прямо задал вопрос Уильям. – Ссора была связана с возвращением?
– Куда? – не поняла его служанка.
– На родину, – пояснил детектив.
– Ничего подобного! – отмахнулась горничная и рассмеялась. – Они ссорились из-за пустяков. Просто вспыльчивые характеры. Они то и делали, что ссорились, по разным причинам и вообще без них. Мне их ссоры надоели, но я не знаю, что такое любовь. Она, должно быть, не про меня.
– Разве принцесса флиртовала с другими, оказывала кому-то внимание?
– Она? Флиртовала вовсю, но не так, чтобы всерьез. Тут была большая разница. Все знали, что она шутит. Даже принцу это было известно. – Служанка снисходительно смотрела на Монка. – Если вы думаете, что она его убила, потому что полюбила другого, то вы просто плохо ее знаете. Ничего похожего с нею не было. У других было, да еще как! Если б я рассказала вам, что тут творилось, когда приезжал принц Уэльский!.. Могла бы рассказать пару случаев, но это стоило бы мне моего места.
– Предпочитаю не знать, – с брезгливостью ответил сыщик, и его ответ был искренним. Мысленно он представил себе, как Рэтбоун сообщает суду пикантные подробности о не слишком примерном поведении наследника королевы Англии и как это смакуется и осуждается при дворе. Мороз пробежал у него по коже, и Уильяму стало не по себе.
Он опросил остальных слуг, и еще с десяток добросовестных и напуганных людей подтвердили уже известные ему факты. После несчастного случая Гизела не покидала комнату принца, разве только отлучалась, чтобы принять ванну или отдохнуть пару часов в соседней комнате. К этой паре была приставлена горничная, которую в любой момент можно было позвать. Гизела с особой тщательностью следила за едой принца, но никогда не спускалась в кухню.
В доме, где все могли свободно передвигаться, у каждого был шанс встретить в коридоре или на лестнице служанку с подносом, отвлечь ее внимание и что-нибудь подсыпать в пищу. Принцу Фридриху подавали обычно говяжий бульон, хлеб, молоко и немного омлета. Гизела питалась как и все – если хотела. Дворецкий однажды видел на лестничной площадке Бригитту, которая несла поднос с едой в комнату принца. А в другой раз кто-то оставил поднос с едой на несколько минут на столике в коридоре. Это случилось, когда в поместье гостил Клаус.
Все эти факты усугубляли дилемму Рэтбоуна и положение Зоры. Гизелу нельзя было заподозрить ни с какой стороны, и что бы Монк ни слышал о ней, это не меняло его убеждения, что у принцессы не было никаких мотивов для убийства мужа.
Также, кроме просто подозрений, не было никаких доказательств, указывающих на кого-то другого. Тем не менее подозрение, что это могли сделать Бригитта или Клаус, не покидало сыщика. Ранее это огорчило бы его из-за Эвелины, но теперь ему было все равно.
Покидая Уэллборо-холл и возвращаясь в Лондон, Уильям думал только об Оливере и о том, как он скажет Эстер, что снова не нашел нужного ответа.
Глава 9
В конце октября, за день до начала слушаний, к сэру Оливеру в клубе подсел лорд-канцлер.
– Добрый день, Рэтбоун. – Он опустился в кресло рядом с ним и скрестил вытянутые ноги. К нему тут же подошел официант. – Коньяк, – заказал высокопоставленный посетитель. – Вы получили «Наполеон», я знаю. Принесите мне и сэру Оливеру тоже.
– Благодарю вас, – ответил удивленный адвокат, и его почему-то охватили недобрые предчувствия.
Лорд-канцлер внимательно посмотрел на него.
– Неприятное дело, – произнес он, чуть улыбнувшись, но глаза его были серьезными, а взгляд их – холодным и строгим. – Надеюсь, вы будете вести это дело со всей необходимой осторожностью. Такой тип женщин непредсказуем. Действовать надо обдуманно и осторожно. Я полагаю, отозвать дело уже невозможно?
– Да, сэр, невозможно, – произнес Рэтбоун. – Я использовал все аргументы.
– Очень жаль. – Лорд-канцлер нахмурился. Официант принес коньяк, и лорд поблагодарил его. – Очень жаль, – повторил он, пригубив напиток из круглого бокала, который обхватил ладонью, чтобы согреть его и насладиться ароматом. – И все же, вы всё держите под контролем?
– Да, конечно, – вынужден был солгать юрист. Какой смысл уже сейчас признаваться в неизбежном поражении?
– Это важно. – Его собеседник, казалось, был не вполне доволен. – Полагаю, у вас есть средства помешать ей делать на суде безответственные заявления? Вы должны убедить ее, что она ничего не выиграет, а потеряет очень многое. – И он внимательно посмотрел на Рэтбоуна.
Тот понял, что не сможет уйти от ответа и что ответ должен быть конкретным.
– Ее очень заботит будущее ее страны, – уверенно сказал адвокат. – Она не сделает ничего, что повредило бы борьбе за независимость.
– Меня это мало утешает, сэр Оливер, – мрачно отозвался лорд.
Рэтбоун растерялся. Его давно беспокоила мысль, как не позволить Зоре, прямо или косвенно, втянуть герцогиню Ульрику в этот скандал. И если б лорд-канцлер не опасался этого, он не предупреждал бы его столь настойчиво о такой опасности.
– Но именно графиня может все потерять, если будет действовать поспешно и неразумно, – ответил сэр Оливер. – Я постараюсь убедить ее в том, что любые инсинуации и обвинения принесут вред благополучию ее родины.
– Вы думаете, вам это удастся? – с сомнением спросил лорд.
Юрист попробовал улыбнуться. Лорд-канцлер тоже мрачно улыбнулся и допил свой коньяк.
* * *Эти полные сомнения слова лорда-канцлера не раз вспоминались Рэтбоуну, когда начались судебные слушания.
Дело о клевете грозило стать самым скандальным процессом века, и задолго до того, как судья открыл заседание, зал суда был набит до отказа. Судебным приставам с большим трудом удавалось сохранять проходы между скамьями свободными в целях безопасности.
Прежде чем войти в зал суда, Оливер еще раз попробовал урезонить Зору и заставить ее отозвать иск.
– Еще не поздно это сделать, – горячо уговаривал он ее. – Вы можете сослаться на то, что были охвачены горем и не думали, что говорили.
– Я не была охвачена горем, – словно насмехаясь над собой, заявила его клиентка. – Я сказала это после того, как хорошенько подумала, и вполне понимала, что говорю. – На ней был костюм рыжевато-коричневого цвета – великолепно сшитый жакет облегал ее узкие плечи, а широкая юбка красиво ниспадала мягкими складками. Вид и одежда графини мало подходили к обстановке судебного зала, и она не выглядела ни виноватой, ни сломленной горем.
– Я выхожу на поле битвы без оружия и лат! – Рэтбоун услышал, как от отчаяния повышает голос. – У меня по-прежнему ничего нет.
– У вас есть знания и опыт, – улыбнулась фон Рюстов.
В ее зеленых глазах была уверенность, но адвокат не знал, испытывает ли она ее на самом деле или притворяется. Как всегда, графиня почти не слушала своего защитника, а если и слушала, то лишь для того, чтобы тут же обезоружить его подобным ответом. У Рэтбоуна никогда еще не было такого безответственного клиента, столь сильно испытывающего его терпение.
– Что толку в том, что я отличный стрелок, если у меня нет оружия! – протестующе воскликнул он. – Да и патронов тоже нет.
– Вы что-нибудь да раздобудете. – Зора чуть вскинула подбородок. – Не пора ли нам, сэр Оливер, выйти на поле брани? Судебный пристав подает нам знаки. Это же он, или я ошиблась? Вон тот маленький человечек, который машет вам… Ведь так, кажется, их зовут?
Адвокат не стал тратить время на объяснения. Вместо этого он, отступив, пропустил фон Рюстов вперед. Распрямив плечи и уже неизвестно в который раз поправив галстук – на самом деле он сдвинул его набок, – Рэтбоун вошел в зал суда. Он должен был сохранить свой прежний уверенный вид.
Гул разговоров в зале тут же утих. Взоры всех были устремлены сначала на адвоката, а потом на Зору. Высоко держа голову и не глядя ни направо, ни налево, она прошла то короткое расстояние, которое отделяло стол защиты от скамей для публики.
По залу пробежал осуждающий шепоток. Всем хотелось получше разглядеть женщину, которая оказалась настолько коварной, что выдвинула обвинение против той, кто стала всеобщим кумиром и одной из героинь светской хроники века. Люди поворачивались на скамьях, вытягивая шеи и провожая ее взглядом, и лица их стали жесткими от гнева. Оливер, следовавший за своей подзащитной, почувствовал на себе волну холодной неприязни. Он пододвинул Зоре стул, и графиня, со свойственной ей грацией подобрав юбки, уселась на него.
В зале снова стало шумно – отовсюду был слышен приглушенный шепот. Но через мгновение наступила тишина. В дальнем конце зала открылась дверь, пропустив королевского адвоката Эшли Харвестера. Однако сначала он лишь придержал дверь рукой, позволив принцессе Гизеле войти первой. По залу словно пробежал электрический ток – у всех перехватило дыхание.
