Дональд Томас - Казнь Шерлока Холмса
Впереди показалась Пиккадилли. Дорога была запружена, и мы увязли в общем потоке, однако преследуемый экипаж тоже двигался не слишком быстро. На миг мне показалось, что мы его упускаем, но тут наш возница бросился в открывшийся узкий коридор, едва не задев оглоблю стоявшего рядом омнибуса. Когда Чемберлен повернул на Хеймаркет, мы уже висели у него на хвосте. Кеб «профессора» остановился в конце улицы. Выскочив на тротуар, я побежал за маэстро. Холмс положил вознице на ладонь семь золотых соверенов, и тот довольным голосом сказал: «Вы джентльмен что надо, сэр! Настоящий!»
Между тем Чемберлен, ни о чем не подозревая, вошел в контору пароходной компании «Мессажери маритим». Ее суда отправлялись из французских портов в Северную Африку, Индию, Китай, Англию и Америку. Холмс жестом показал мне, чтобы я последовал за «профессором», а сам остался снаружи. Якобы изучая расписание маршрутов, я потихоньку подвигался к кассе. Ага, хитрый шарлатан выкупил забронированный накануне билет на пароход. Завтра он отплывает из Саутгемптона в Шербур, а оттуда в Нью-Йорк.
Чемберлен вышел на улицу, и мы с Холмсом продолжили слежку, придерживаясь проверенной тактики. «Профессор» ничего не замечал и вряд ли обратил на меня внимание в конторе, но на всякий случай я замедлил шаг, пропустив вперед детектива. Он пристроился в кильватер маэстро, не нарушая дистанции. Вот так, гуськом, наша троица устремилась по великолепному проспекту Пэлл-Мэлл, взяв курс на запад. Чемберлен по-прежнему держал в руке кожаный саквояж.
У старинных кирпичных стен Сент-Джеймсского дворца наша маленькая процессия свернула на Сент-Джеймс-стрит. Примерно на середине улицы Чемберлен остановился, огляделся по сторонам и поднялся по ступеням библиотеки. Холмс осторожно проследовал за ним. Я заглянул через окно в сводчатый вестибюль, которому позавидовали бы залы многих крупных банков. Чемберлен подошел к служителю и передал ему два тома, извлеченные из гладстона, после чего поспешил к выходу. Но где же был Холмс? Почему мы прекратили погоню? Наконец мой друг появился на ступеньках, посмотрел вслед удаляющемуся по улице Чемберлену и тихо сказал:
— Мы найдем его, если будет необходимо. Сейчас наша задача — спасти Эдмунда Герни.
Под мышкой у детектива была книга в ярко-синем матерчатом переплете с золотым тиснением — маэстро только что сдал ее библиотекарю. Имя автора, графа Анри Грасьена Бертрана, поначалу показалось мне незнакомым. Потом я припомнил, что он был адъютантом Наполеона. Даже зная, какие причудливые цепи фактов и умозаключений порой выстраивает Холмс, я удивился тому, что сейчас его заинтересовало произведение, не имеющее на первый взгляд никакого отношения к нашему нынешнему делу. Мне удалось рассмотреть заглавие: это оказались дневниковые записи, сделанные графом на острове Святой Елены, куда он последовал за своим императором. Такое чтиво доставляло моему другу огромное удовольствие, меж тем как для большинства оно труднодоступно: сомневаюсь, чтобы хоть один из десяти тысяч наших соотечественников слыхал о графе Бертране.
Когда Холмс раскрыл книгу, я увидел вложенный в нее исписанный листок бумаги. Очевидно, его случайно забыл абонент — вероятно, сам Чемберлен: «С. 464, 468. Все перечитать. 19 А + 1 С. 19–28 июня». Поскольку упомянутые страницы находились в конце тома, они, скорее всего, повествовали о кончине Бонапарта. А 28 июня было сегодняшним числом.
— «19 А + 1 С. 19–28 июня…» — пробормотал Холмс. — «Для достижения желаемого эффекта принимайте пилюли строго в указанном порядке, дважды в день…» Едем, Ватсон! Сейчас же! Молитесь, чтобы мы не опоздали!
— Обратно в Брайтон?
Он посмотрел на меня так, будто я ополоумел, и остановил кеб, ехавший в сторону Пиккадилли.
— В Брайтон? Ни в коем случае! Кебмен, везите нас в Кентиш-Таун, Фортесс-роуд! Как можно скорее!
Если погоня за Чемберленом походила на безумную скачку, то теперь мы мчались еще быстрее. Миновав Дувр-стрит, Оксфорд-стрит, Юстон-роуд, Хэмпстед-роуд и Кэмден-Таун, мы въехали на Фортесс-роуд. По дороге Холмс бубнил под нос одни и те же слова, словно боясь их забыть: «Принимайте пилюли строго в указанном порядке, дважды в день…»
Мы вышли из экипажа возле мануфактуры, производившей «Никодимовы пилюли Проптера». Это было унылое здание из красного кирпича. Вывеска едва виднелась под слоем копоти. Холмс решительно устремился внутрь и потребовал встречи с владельцем фабрики. Он заявил, что на кону стоит вопрос жизни и смерти, и пригрозил уголовным преследованием за покушение на убийство.
Именно так я и представлял себе заведение, торгующее шарлатанскими снадобьями, — очевидно, здесь изо дня в день корпели над гроссбухами и счетами, а до больных никому не было дела.
Хозяина либо действительно не оказалось на месте, либо он где-то укрылся. Нас провели в кабинет управляющего. Он пригласил нас сесть, но Холмс остался стоять. В линиях его тонкого профиля появилось что-то ястребиное, устремленные на неприятеля глаза горели. Даже не поинтересовавшись именем собеседника, мой друг тихо проговорил:
— Послушайте меня и хорошенько подумайте, прежде чем ответить. Если сейчас я не услышу правды, то вам, вероятно, будет предъявлено обвинение — в покушении на убийство или непосредственно в убийстве. Это мой коллега, доктор Ватсон из больницы Святого Варфоломея. Он пресечет любую попытку уйти от ответа или ввести меня в заблуждение, и в этом случае у вас возникнут серьезные проблемы.
Управляющий поначалу глядел на Холмса так, будто тот сбежал из приюта для душевнобольных. Но когда он услышал, кто я такой, на его лице появилось выражение испуга. Это нас обнадежило.
— Моя фамилия Джобсон, я ничего не сделал…
— Очень хорошо. Джобсон, который ничего не делал, отвечайте: в последние несколько месяцев вы рассылали постоянным клиентам бесплатные упаковки улучшенных «Никодимовых пилюль»?
Управляющий, наверное, подумал, что его хотят разыграть или обмануть. Помолчав несколько секунд, он сказал:
— Нет, конечно. Мы не рассылаем бесплатных лекарств.
— Позвольте, я процитирую: «новые, улучшенные „Никодимовы пилюли Проптера“ победят бессонницу, которая прежде могла возникать при употреблении этого средства. Для достижения желаемого эффекта принимайте капсулы строго в указанном порядке, дважды в день».
— Первый раз слышу! — воскликнул Джобсон, казалось, совершенно искренне.
— Что входит в состав ваших пилюль?
— Большей частью молочный сахар, затем печеночные соли, винный камень, лакрица, гомеопатическая доза мышьяка, шпанские мушки, кофе, сарсапарель…
— А каломель?
Джобсон вытаращил глаза. Видно, он понятия не имел, что это такое.
— Вещество, получаемое из ртути, — быстро пояснил я. — Используется, как правило, в качестве слабительного.
— Нет! — серьезно произнес управляющий. — Ни в коем случае.
— Выпускаете ли вы ваше снадобье в форме желатиновых капсул?
— Нет, — ответил Джобсон, — они получились бы слишком дорогими. Мы спрессовываем порошок в таблетки.
Холмс посмотрел на меня. Его глаза торжествующе сверкали.
— Очень хорошо, — сказал он. — Нас ждет кеб. А вами, мистер Джобсон, могут заинтересоваться в Скотленд-Ярде. Думаю, инспектор Тобиас Грегсон захочет навестить вас в ходе своего расследования.
Остановив экипаж возле ближайшей почтовой конторы, Холмс дал телеграмму Грегсону с настоятельной просьбой встретить нас в брайтонском отеле «Роял Альбион» или, если это невозможно, прислать к нам «самого толкового» из своих людей, поскольку речь шла о смертельной угрозе.
Кеб привез нас на вокзал Виктория, и мы, не теряя времени даром, сели в пульмановский вагон. Вернуться в Брайтон удалось только к шести часам. Солнце клонилось к закату, вдали, за Куинс-роуд и Уэст-стрит, плескалось море. Наконец мы подошли к «Роял Альбион». Постояльцы гостиницы уже спускались к раннему ужину. Среди них мы увидели грустного, помятого Эдмунда Герни. Он, по-видимому, ничего не знал о ночном бдении возле его постели.
Холмс, как сокол за добычей, наблюдал за ним через открытую дверь. Я не понимал, чего он выжидает. Если опасность настолько велика, почему не поговорить с парапсихологом? Мы уселись в кресла в углу вестибюля, возле карликовой пальмы в медной кадке. Наш подопечный меж тем уже завершал свою трапезу. Он налил воды из графина, открыл маленькую жестяную коробочку, лежавшую возле него на столе, и достал оттуда желатиновую капсулу — последнюю из «улучшенных» «Никодимовых пилюль». На мой взгляд, если предыдущие девятнадцать не причинили ему вреда, то и от этой не случилось бы ничего дурного.
Но Холмс, очевидно, думал иначе: он вскочил с места, молниеносно пересек вестибюль и, ворвавшись в обеденный зал, выбил жестянку и капсулу из рук Герни. Тот, оторопев от столь внезапного нападения, мертвенно побледнел и утратил дар речи. Остальные гости тоже сидели безмолвно и неподвижно. Все воззрились на нас. Картина была достойна кисти живописца: худощавая фигура великого детектива зловеще нависла над обескураженным ученым, зрители застыли в молчаливом испуге. Из оцепенения всех вывел голос, неожиданно раздавшийся за моей спиной:
