Александр Трапезников - Мышеловка
— Посмотрите на хитрую рожу Вадима, — заметил вдруг Марков. — Никак, снова в ночное собрался. Коней пасти.
— А мы его не пустим, — сказала Ксения. — Свяжем как душевнобольного.
— Пусть идет, — вздохнула Милена. — Его теперь не остановишь. Честно говоря, мне даже нравится, что он начал принимать самостоятельные решения.
— Твой муж совсем оборзел, — сказала Маша. — Как, впрочем, и мой.
— Это ты… ты во всем виновата! — вскипел вдруг Сеня. Я еще не видел его в такой ярости. Мне даже показалось, что он сейчас ударит свою жену. Но, прошипев что-то неразборчивое, Барсуков умолк и угрюмо уставился в свою тарелку. Что с ним происходит? Тайное стало явным?.
— Ну, я пошел спать, — промолвил Комочков, поднимаясь из-за стола. — Семейные ссоры действуют на мою вегетативную систему.
— Советую всем последовать его примеру, — сказал я. — И ждите меня к утру.
Забрав из-под крыльца инструменты — лопату и заступ, — я отправился к кладбищу. Церковь я обогнул, издали заметив двух дежуривших у ее входа парней из отряда самообороны Ермольника. Это было разумно, поскольку люди Монка могли совершить нападение на храм и ночью. Потом я перелез через кладбищенскую ограду, свалившись на какой-то могильный холмик.
— Извините, — поспешно прошептал я. — Спите спокойно.
Подобрав инструменты, я пошел дальше, вновь начиная блуждать среди могил, словно болотный огонек. Хорошо, что светила луна, помогая мне кое-как ориентироваться. В последнее время она наливалась все полнее и полнее, приближаясь к полнолунию. Механически взглянув на часы, я отметил про себя время: половина двенадцатого. Час, когда мертвецы особенно охотно начинают покидать свои могилы. Но пока мне что-то ни один из них не встретился. Почему я был такой храбрый? Да потому, что после ужина успел хватить добрый стакан водки, а оставшееся в бутылке взял с собой. Иногда алкоголь становится неоценимым другом, помогая в самых наитруднейших задачах. Теперь мне было ничего не страшно. Я даже присел возле какого-то памятника и вежливо поинтересовался:
— Не желаете ли, мой друг, пригубить из горлышка?
Наверное, со стороны это выглядело и смешно и глупо. Памятник не ответил, а я выпил и за него, и за себя. Потом пошел дальше, мурлыкая себе под нос. Честно говоря, я не представлял, как буду разрывать могилу деда. И справлюсь ли вообще в одиночку. Должно быть, на это уйдет уйма бремени. Успеть бы до утра… Вдруг мне показалось, как что-то белое мелькнуло впереди меня среди деревьев. Я остановился. Прислушался. Но тишина стояла поистине мертвая.
— Ква-ква! — позвал я, чувствуя себя несколько неуютно. Алкоголь алкоголем, но лучше бы я прихватил с собой какую-нибудь иконку. Никто не отозвался мне ни на лягушачьем, ни на птичьем, ни на каком другом языке. Выждав еще немного, я продолжил свой путь. Но теперь мне казалось, что кто-то следует за мной, подсматривает, и я поминутно оглядывался, ощущая на спине цепкие взгляды. Прошло еще некоторое время, прежде чем я набрел на могилу деда. Положив на землю инструменты, я сделал еще один согревающий глоток из бутылки, а потом приступил к работе.
Сначала я с помощью заступа отодвинул в сторону памятник из скрещенных мечей. Это оказалось не таким уж и трудным делом. Ну а затем пришла очередь лопаты… Не знаю, сколько времени я рыл землю, но, наверное, не меньше часа, делая изредка передышки. Рубашка моя промокла от пота, но я так увлекся, что даже не обращал внимания на появившиеся на ладонях мозоли. И уж тем более позабыл о той белой фигуре, мелькнувшей среди деревьев. Если кто-то и наблюдал за мною сейчас, то, должно быть, был очень огорчен моей сосредоточенностью и невниманием к его персоне. Меня настораживало другое: земля была такой рыхлой, словно ее уже перекапывали до меня, и не так уж давно. Кто-то, показалось мне, уже разрывал могилу, что-то искал в ней. Потом в моей голове стала свербить другая мысль, совершенно нелепая: а что, если земля эта разрывалась не снаружи, а изнутри? И если тетушка Краб права, а из гроба периодически выходит сам дед?
— Тьфу! — сказал я сам себе. — Не будь идиотом. Иначе ты тут совсем свихнешься!..
Снова дурные страхи стали овладевать мною, и я поежился, оглядываясь вокруг. «Бояться надо людей, а не мертвецов, — подумал я. — А вдруг?..» И какая-то звериная тоска вдруг проникла в мою душу. Мне захотелось опуститься на четвереньки, поднять к луне голову и завыть. По-настоящему, как волк или собака, когда они сталкиваются с непостижимым ужасом.
— Спокойно, спокойно… — прошептал я. — Хлебника еще из бутылочки, это поможет. — И тотчас же последовал своему совету. Тоска и страх отступили, а я, перекрестившись, продолжил свою безумную работу. Наконец лопата ударилась во что-то твердое. Это была крышка гроба. Я уже стоял по самые плечи в могиле, лихорадочно выбрасывая наверх землю. Я знал, что если сейчас остановлюсь, сделаю хотя бы небольшую передышку, то произойдет нечто страшное. Возможно, я сойду с ума или сам свалюсь замертво рядом с обнажившимся гробом… Мне нельзя было прекращать работу ни на минуту, нельзя… И комья земли вылетали из могилы с бешеной скоростью. И точно так же колотилось в груди мое сердце. Где-то неподалеку вдруг что-то заухало, должно быть, это подавал свои сигналы филин. Я вздрогнул, остановился, а лопата чуть не выскользнула из моих мокрых ладоней. Потом мне послышались чьи-то легкие шаги. Но я ничего не видел, так как уже полностью, с головой погрузился в могилу. Снова наступила тишина. Я взялся за крышку гроба, и она легко, словно бы там и не было гвоздей, подалась вверх.
Глава 10 Бритва «Золинген»
Теперь было определенно ясно, что гроб уже вскрывали до меня. В лицо мне ударил тошнотворно-сладкий запах разложившейся плоти. Я отвернул голову, глотнув свежего воздуха, и пожалел, что не захватил с собой хотя бы марлевой повязки. Все-таки опасность заразиться трупным ядом была велика. Сбросив крышку гроба набок, я взглянул на покойника. Лунный свет хорошо освещал его лицо, вернее, то, что когда-то называлось им, а теперь представляло из себя полуразвалившийся оскал с пустыми глазницами. И это почерневшее месиво из обнажившихся костей и остатков плоти словно бы улыбалось, глядя на меня. Призывно манило, шевелилось… Потом я понял, почему оно как бы подрагивало. Черви. Я стиснул зубы и призвал на помощь все свои силы и волю, чтобы продолжить начатое. Сначала я посмотрел на руки покойника, сложенные на животе. Ни знаменитого перстня деда, ни самого указательного пальца не было. Кто-то завладел им, побывав здесь до меня. Потом я, преодолевая отвращение, сорвал ботинок с левой ноги мертвеца. Пока я проделывал эту операцию, мне все время казалось, что над могилой кто-то стоит и заглядывает вниз, а покойник сейчас перегнется пополам и руки его окажутся на моих плечах. Снова заухал филин, подавая кому-то свои ночные сигналы. Взглянув на ступню, мне все стало ясно: у трупа было пять пальцев, пять фаланг, как и у других нормальных людей. Он не был шестипалым. Значит, здесь лежал не мой дед. Совершенно посторонний человек. Кто же тогда? Впрочем, меня теперь это мало интересовало. Я выяснил главное, и сейчас мне хотелось как можно скорее выбраться из проклятой могилы, которая будто бы не отпускала меня, сковав страхом и холодом все мои члены. Я был словно парализован, продолжая смотреть на разложившийся труп и думая о том, что подобный исход ждет и меня, всех нас, никто не избегнет этого конца.
Ужасна судьба людей… Она поистине отвратительна. И ничто никогда не сделает ее иной. Но что есть тело человека? Так ли уж оно важно? Именно здесь, в смрадной могиле, я вдруг подумал о том, сколь прекрасна изначально душа каждого из нас и как нелепо мы заботимся о нашей бренной плоти, уделяя ей порой всю свою жизнь. И вот результат: тело гниет, а душа продолжает свое сакральное путешествие по Вселенной. И если она, душа этого несчастного человека, сейчас наблюдает за мной, то лишь печально недоумевает, исполненная высших тайн, которые никогда не будут доступны нам на горькой земле.
Преодолев судороги, я набросил обратно крышку гроба и с трудом выбрался из могилы. Оглядевшись, я вновь приложился к заветной бутылке и только потом заметил оставленные на рыхлой земле следы — узкие, легкие, они явно принадлежали женщине. Значит, я не ошибся: кто-то действительно подходил к могиле.
— Кто тут бродит ночью по кладбищу? — выкрикнул я в сторону темнеющих деревьев. Но в ответ мне раздалось лишь возмущенное уханье филина. Ладно, решил я, переживем и это…
Пока я забрасывал могилу землей, меня не покидала одна мысль: где же в таком случае покоится тело деда? Может быть, действительно в болоте? Выходит, выловленный из озера труп утопленника был принят за деда и похоронен вместо него. Но почему в таком случае на пальце несчастного оказался его перстень? И кто потом похитил его из гроба? Концы с концами все равно не сходились. Я предположил так: кому-то было очень важно, чтобы утопленника приняли именно за деда, поэтому и надели на его палец перстень. Но зачем? Бессмыслица. Или здесь какая-то хитрая игра, которую мне не дано понять? У меня голова шла кругом не только от этих загадок, но и от смрадного запаха, которым я надышался в могиле. И я решил поразмыслить обо всем этом на досуге, в более спокойной обстановке. Закончив свою работу, я сдвинул на место памятник и взглянул на часы. Было уже начало четвертого.
