Энн Грэнджер - Смерть на заброшенной ферме
— Там я познакомился с одним типом — завсегдатаем… Я сразу понял: вот кто настоящий ловкач! Говорун… и вечно излагал, как он считал, супернадежные способы заработать. В те дни там вертелось немало таких, как он. Я слушал его раскрыв рот: у него был настоящий дар убеждать. Он сразу со мной подружился и изо всех сил втирался ко мне в доверие, но я не такой дурак и прекрасно понимал: он старается не просто так. Я думал, что он предложит, чтобы я сделал ему какую-нибудь скидку, — понимаете, не говоря начальству. Звали того типа Марвин Креппер…
Феррис замолчал и оглядел присутствующих — словно желал убедиться, что они поняли, о чем речь. Суперинтендент Картер молча кивнул.
— Ну вот, а вскоре выяснилось, что у Марвина на уме совсем другое. Он планировал сорвать крупный куш. Ему нужны были ценные сведения — разумеется, совершенно секретные, не подлежащие разглашению — о финансовом положении одного нашего клиента. Одного из тех крупных клиентов, о которых я вам говорил: он приезжал в контору на супермодной машине, с гориллой-телохранителем. Я посоветовал Марвину поскорее забыть о его планах, сказав, что я вроде священника и никому ничего не скажу. По правде говоря, дело было не только в муках совести. Очень не хотелось, чтобы мне переломали ноги. Но Марвин не сдавался. Он предложил мне большие деньги. Он уверял: никто ни о чем не узнает. Сам он никому не проболтается, да и зачем ему? У него на карту поставлено столько же, сколько и у меня, а может, и больше.
Феррис пожал плечами.
— Карен все мечтала, чтобы мы купили дом или, по крайней мере, квартиру. Мне нужно было раздобыть свою половину на первый взнос. Вот почему в конце концов я пошел на поводу у Марвина. Мне бы держаться подальше и от того паба, и от Марвина Креппера, твердо заявить, что я не собираюсь участвовать в сомнительных сделках. А я не устоял. Передал ему сведения, которые были ему нужны. Он мне заплатил. Я, дурак, подумал: все, конец. Перешел в другую фирму. Переехал в другой район Лондона. Мы с Карен поженились. Потом поселились здесь. Я начал собственное дело. Все шло прекрасно. Ну не то чтобы прекрасно, потому что у нас с Карен все разладилось. Но если не считать наших семейных отношений, с деловой точки зрения все было хорошо…
Феррис повернулся к Картеру и посмотрел на него в упор.
— Знаете поговорку насчет грязных денег? Они рано или поздно всплывают на поверхность. Вот и Марвин в конце концов гоже… всплыл. Мне бы понять: куда бы я ни переехал и чем бы ни занимался, сколько бы ни прошло времени, рано или поздно он еще встретится мне на пути. Прошло сколько-то времени, и вот два года назад он объявился.
Феррис грустно улыбнулся.
— Явился ко мне домой. Представляете, открываю дверь и вижу его на крыльце! Вот так вот! Я удивился — конечно, не тому, что он приехал. Как я уже говорил, я всегда в глубине души знал, что мы с Марвином еще встретимся. Правда, с первого взгляда я его не узнал. Куда подевалась черная кожаная куртка и толстая золотая цепь? И южнолондонский выговор тоже исчез. На моем крыльце стоял солидный тип в спортивной куртке и сшитых на заказ туфлях, при дорогих часах — а кроме часов, никаких больше украшений. И над своим выговором он тоже поработал. Теперь он говорил как человек из общества. Как говорится, прощай, Марвин Креппер, и здравствуй, Лукас Бертон! Вот ведь прохвост — даже имя сменил! Он сменил все!
Неожиданно Феррис рассмеялся. В тесном кабинетике его смех прозвучал особенно гулко и неуместно. Картер откинулся на спинку стула. Фил Мортон вскочил было, но тут же снова сел. Реджи Фоскотт явно встревожился и наклонился к клиенту, словно предостерегая его.
Феррис отмахнулся от адвоката.
— Должно быть, его махинации увенчались успехом, потому что он очень разбогател. Не изменился он только в одном. Несмотря на внешний лоск, в душе он оставался все тем же Марвином Креппером. Вошел вразвалочку ко мне в гостиную, плюхнулся в кресло — чувствовал себя как дома. Сначала долго рассказывал, как он преуспел: тыкал в нос свои часы — якобы подлинные «Картье». Рассказывал, какой у него большой дом в Челтнеме и какая роскошная квартира в Лондоне. Небрежно так обронил, что подыскивает себе виллу во Флориде с бассейном. Якобы была у него вилла в Испании, в Марбелье, но она оказалась слишком большая для него одного, и он выгодно перепродал ее. А я сидел и слушал, как кролик, загипнотизированный удавом. Он объяснил: мол, услышал, что я здесь живу и работаю, вот и решил меня навестить. Ну да, как же, подумал я. Навестить он решил. Ему нужен человек, который занимался бы его налогами, продолжал он. Кто может быть лучше старого приятеля, Энди Ферриса?
Феррис вздохнул и покачал головой.
— Надо было сразу отказать ему. А я не отказал. Не смог. Мы с ним были повязаны. И дело не только в том, что он знал о махинации, в которой принял участие и я. Из-за одной оплошности я еще не стал жуликом! Но он… знаете, чем-то он напоминал гипнотизера. Уламывал он меня, уламывал, и я… снова не устоял. В конце концов я сказал: «Лукас, я займусь твоими налогами, но больше никаких махинаций!» Он заулыбался во весь рот и похлопал меня по плечу: «Энди, все темные делишки давно в прошлом! Мы с тобой сейчас совсем другие люди. Ты преуспел. Я преуспел». Разумеется, он преуспел гораздо больше, чем я.
Феррис помолчал — совсем недолго, долю секунды — и задумчиво продолжал:
— Все время, пока он говорил, я не сводил взгляда с его зубов. Они сверкали, как на рекламе зубной пасты. Он и зубы себе новые вставил… В общем, все мои слабые возражения он отмел сразу. «Насчет этого не волнуйся», — сказал он. Должно быть, совсем за дурака меня держал. Его уверения оказались такими же фальшивыми, как и его ослепительная улыбка. С годами он, конечно, обтесался, приобрел, так сказать, внешний лоск, но ведь, как говорится, горбатого могила исправит. Я прекрасно понимал: рано или поздно ему подвернется новое сомнительное дельце, сулящее большие барыши, и он снова попробует втянуть меня в него. Я не знал, как я справлюсь, если он предложит новую аферу. Судя по тому, как он на меня смотрел, как заговорщически ухмылялся, он и не ждал, что я ему поверю. Видимо, считал, что таковы необходимые оговорки. Он думал, я его сообщник. Он считал, что мы с ним — одного поля ягоды!
Феррис закашлялся и вежливо попросил чаю.
После того как констебль Беннисон принесла чай, допрос возобновился.
— В тот день, когда умерла Ева… — осторожно начал Феррис.
Фоскотт выпрямился на стуле. Картер нахмурился. Они снова возвращаются к утвержденному сценарию. История о Бертоне крайне не понравилась адвокату, потому что они ее не отрепетировали. Зато они заранее обговорили все, что Феррис расскажет о Еве. «Ничего, — подумал Картер. — Допрос-то веду я…»
— Я был очень подавлен и обеспокоен, — заговорил Феррис. — Мне хотелось, чтобы Бертон убрался из моей жизни. Заодно я решил порвать с Евой. Боялся, что Пенни узнает о ней, несмотря на то что я вел себя очень осторожно. И вот я пригласил Еву пообедать и сказал, что хочу с ней расстаться. Нет, я объявил ей о своем решении не прямо за обедом — во-первых, не хотелось публичного скандала, во-вторых, не хватало только, чтобы другие посетители запомнили нас! При моей профессии скандалы недопустимы — вы ведь меня понимаете? Кроме того, официально я считаюсь женатым человеком, несмотря на то что моя жена регулярно ездит в круизы с миллионерами. Кроме того, если у тебя много клиентов, тебя начинают узнавать в лицо — иногда те, кого ты сам и не помнишь. Я всегда увозил Еву подальше, но все равно не хотел привлекать нежелательного внимания. Поэтому я все сказал ей в машине, когда мы возвращались из ресторана. Мне казалось, после еды она будет настроена благодушно и поведет себя разумно. Кроме того, она размякла от вина — в ресторане мы выпили по бокалу…
На лице у Ферриса проступило неподдельно озадаченное выражение.
— Она повела себя совершенно неожиданно! Я ничего не понял. Сонливость с нее как рукой сняло, а от хорошего настроения не осталось и следа. Если честно, она просто взбесилась! Пришлось даже остановить машину. Мы с ней страшно разругались. Хотя по-английски она говорила неважно, она успела выучить немало по-настоящему грубых выражений. Напустилась на меня и ругала последними словами! Угрожала обо всем рассказать моей жене. Я ответил: ну и пожалуйста. Жене наплевать на моих подружек. У нее свой любовник имеется. Но потом Ева заявила, что обо всем расскажет Пенни. «Я помню про другую твою подружку! — кричала она. — Про ту, от которой воняет лошадьми!» В разговорах с Евой, заметьте, я ни разу не называл Пенни по имени и не рассказывал о конюшне. Ну, может, как-то ночью утратил бдительность… — Феррис пожал плечами. — Я пробовал ее успокоить. Но глупая маленькая шлюшка совсем разбушевалась. Набросилась на меня с кулаками, представляете? Била меня по лицу! Даже нос разбила… Вот откуда пятно моей крови в салоне машины. Пришлось защищаться. Я схватил ее за запястья, потом за плечи и потряс — хотел немножко ее вразумить. А потом… — Феррис обреченно махнул рукой. — Я сам не помню, как схватил ее за шею, а потом… В общем, она вдруг обмякла. Я подумал, что она временно отключилась. Потеряла сознание. Но я не смог ее оживить. Я понял, что она умерла. Это было… это было ужасно! — Он с отчаянием посмотрел на Картера. — Поверьте, я не собирался ее убивать! Не собирался причинять ей вред! Боже мой, я ведь добропорядочный гражданин, у меня свое дело, я обязан заботиться о своей репутации! Ну подумайте сами, какой мне смысл убивать ее?
