Энн Перри - Пожар на Хайгейт-райз
Она не ответила, в этом не было никакой необходимости. Ей удалось мельком уловить признаки того, как он уважал и любил Клеменси. Он бы никогда не заговорил об этом; она все-таки была замужняя женщина, старше его, занимала более высокое общественное положение… Ничего, кроме дружбы, между ними было не возможно. Но это никак не повлияло на его чувства и никак не уменьшило огромность его утраты.
Шарлотта улыбнулась Олифанту вежливо, словно это был обычный знакомый, и поблагодарила его за помощь. Они с Грейси были весьма ему признательны.
Шарлотта, естественно, рассказала Питту, чем занималась, что намерена делать дальше и с какой целью. Она могла бы избежать этого разговора, если бы Веспасия не отвезла детей к Кэролайн, но их отсутствие следовало как-то объяснить, а она была не в том настроении, чтобы отделываться экивоками.
Шарлотта не сказала мужу, в какое именно место направляется, потому что предыдущий жизненный опыт ничего не мог ей подсказать, так что она и сама не могла предвидеть, где может оказаться в последующие пару дней. Персиваль повезет ее, Олифанта и Грейси по разным улицам, все более узким, все более вонючим, по следам несчастной Бесси Джонс. Грейси может оказать ей неоценимую помощь, потому что бывала раньше в подобных местах и знала то отчаяние, которое заставляет разных людей, и мужчин, и женщин, скорее смириться с таким обращением, чем потерять последнюю слабую надежду обрести наконец крышу над головой, пусть убогую, и быть выброшенными на улицу, чтобы ютиться в подворотнях, трясясь от холода, мокнуть под дождем и подвергаться опасности случайного насилия.
В конечном итоге, после полудня третьего дня поисков, они нашли Бесси Джонс, как это до них удалось сделать Клеменси Шоу. Это было в самом сердце района Майл-Энд, рядом с Уайтчепел-роуд. Там оказалось необычно много полицейских.
Бесси сидела, скрючившись, в углу маленькой комнаты – не более чем двенадцать футов на шестнадцать, – в которой обитали три семьи, по одной в каждом углу. Всего там было шестнадцать человек, включая двоих младенцев, которых матери держали на руках и которые беспрерывно кричали и плакали. У одной стены стояла почерневшая пузатая кухонная плита, но ее еще не топили. Тут же стояли два ведра для естественных надобностей, но рядом не было никакого слива, куда можно было бы их опорожнить, если не считать помойки во дворе, переполненной и воняющей на всю округу. Этот гнусный запах заполнял весь воздух вокруг, застревал в глотке, прилипал к одежде, к волосам, к коже. Проточной воды поблизости не было. Воду для мытья, готовки и питья нужно было таскать ведром из водоразборной колонки, расположенной в трех сотнях ярдов вверх по улице.
Никакой мебели, за исключением одного поломанного деревянного кресла, в комнате не было. Люди спали, завернувшись в тряпье и одеяла, которыми они только и могли укрыться для тепла; их ничего не отделяло друг от друга – мужчины, женщины, дети спали вповалку, прямо на половых досках, прикрытых разве что еще некоторым количеством всякого рванья, тряпками, пеньковыми оческами и отходами портновских мастерских, слишком истрепанных и грязных даже для того, чтобы пустить их на изготовление одежек для обитателей работных домов[19].
Несмотря на плач детей и храп старика, спавшего под разбитым окном, едва прикрытым куском линолеума, в комнате были отлично слышны писк и царапанье коготков крыс. С этажа ниже доносились пронзительные звуки, исходившие из пивной, – выкрики пьяных, сцепившихся в драке, ругань и обрывки похабных песенок. Рядом со входом в дом, в канаве валялись две бесчувственные женщины, да какой-то матрос справлял нужду возле стены.
Ниже уровня улицы, в скверно освещаемом подвальном помещении тесно, плечом к плечу, сидели девяносто восемь женщин и девушек, работниц мастерской с явно потогонной системой труда, – они вручную шили рубашки за несколько пенсов в день. Но это было все же лучше, чем работа на спичечной фабрике с непременным отравлением фосфором в конечном итоге.
Расположенный наверху бордель готовился к вечерним трудам. А в двадцати ярдах от него плотными рядами на нарах валялось множество мужчин, разлагающихся живьем, дрейфующих в сладких снах, навеянных опиумом.
Бесси Джонс была до предела истощена и вымотана, обессилена безрезультатной борьбой и довольная теперь хотя бы тем, что нашла приют и кров, крышу, которая защитит ее от дождя, плиту, к которой ночью можно тесно прижаться, и обеспечила себе пару кусочков хлеба на ужин.
Шарлотта вывернула свой кошелек, хотя и понимала, что это вульгарно и бессмысленно, но деньги просто жгли ей руки.
В общем и целом она следовала по тому же пути, по которому шла Клеменси Шоу, и чувствовала себя при этом точно так, как и должна была себя чувствовать, но пока что так ничего и не узнала о том, кто ее убил, хотя почему ее убили, было теперь совершенно понятно. Если владельцы подобных мест будут публично изобличены, наверняка найдутся люди, которым это безразлично, – их репутация, их социальный статус при этом никак не пострадают. Но есть, несомненно, и такие, кто зарабатывает немалые деньги на таком вот ужасном существовании и страданиях людей и которые готовы дорого заплатить, чтобы сохранить это в тайне и вообще именовать это совершенно другими терминами. Когда говорят, что кто-то владеет недвижимостью, обычно подразумеваются имения где-то в провинции, в других графствах; перед мысленным взором невольно встают фермерские хозяйства, плодоносные земли, дающие богатые урожаи, тучные стада, запасы леса – но отнюдь не страдания, преступления и болезни, которых Шарлотта и Грейси за эти несколько дней насмотрелись вдоволь.
Когда она вернулась домой, то стащила с себя всю одежду, даже нижнюю сорочку и панталоны, велела Грейси сделать то же самое и сложила все это в стирку. Она не могла даже представить себе, что какое-нибудь мыло способно отмыть платье и белье от этого мерзкого запаха – ее воображение теперь постоянно будет напоминать ей о нем, пока работает память, – но само действие, кипячение и стирка могут помочь.
– И чего мы теперича будем делать, мэм? – спросила Грейси. Глаза у нее были широко открыты, голос хриплый.
– Мы попытаемся выяснить, кто владелец этих ужасных мест, – мрачно ответила Шарлотта.
– И ктой-то из них убил мисс Клеменси, – добавила Грейси, передавая ей свои одежки и заворачиваясь в старое домашнее платье Шарлотты. Его пояс съехал ей на бедра, а подол юбки волочился по полу. Она сейчас выглядела таким ребенком, что Шарлотта испытала укол вины за то, что вовлекла ее в это опасное предприятие.
– Да, надо полагать. Ты боишься?
– Да, мэм. – Тонкое личико Грейси напряглось и застыло. – Только я не остановлюсь. Я буду вам помогать, не сумлевайтесь, и никто меня не остановит. И я не позволю вам туда ездить одинешенькой.
Шарлотта крепко обняла ее, что стало для девчушки огромным сюрпризом, от которого она вспыхнула алым цветом – от удовольствия.
– Я и не собираюсь куда-то ехать без тебя, – искренне сказала Шарлотта.
Пока Шарлотта и Грейси шли по следам Клеменси Шоу, Джек Рэдли отыскал одного из своих старых приятелей с не слишком приличной репутацией, оставшихся от прежних дней, когда он увлекался картами, – до того, как повстречался с Эмили. Джеку удалось убедить его приятеля, что это будет и интересное, и прибыльное предприятие – заняться исследованием самых скверных и мерзких жилищ Лондона, сдаваемых внаем. Антон пребывал в больших сомнениях по поводу того, какую прибыль это может принести, но поскольку Джек обещал подарить ему свою серебряную гильотинку для обрезания сигар – он все равно бросил курить, – то приятель тут же осознал всю привлекательность этого предложения и согласился помочь.
Джек решительно отказался взять Эмили с собой и в первый раз за все время их отношений не стал слушать никаких возражений.
– Ты никуда не поедешь, – заявил он с очаровательной улыбкой, глядя на нее твердым прямым взглядом.
– Но… – начала было Эмили, улыбаясь в ответ и тщетно ища на его лице признаки мягкости и уступчивости, которые позволили бы ей его переубедить, – и, к своему удивлению, ничего подобного не обнаружила. – Но… – еще раз начала она, все еще пытаясь найти аргументы в свою пользу.
– Ты никуда не поедешь, Эмили. – Никакой уступчивости она так и не увидела. – Это наверняка будет опасно, если нам удастся добиться каких-то результатов, а ты только будешь мешаться под ногами. Помни о самой сути дела, которым мы занимаемся, и не спорь. Это бесполезная трата времени, поскольку, что бы ты ни сказала, ты все равно с нами не поедешь.
Она глубоко вздохнула.
– Ну, хорошо, – уступила она, приняв самый любезный вид, на который только была способна. – Если таково твое желание…
– Это не только желание, любовь моя, – сказал Джек, чуть улыбнувшись. – Это приказ.
