Анна Литвинова - Кот недовинченный

– А где ваш багаж? Я помню: такой замечательный огромный чемодан…

– Мы его отправили в Москву, «Ди-эйч-элом», – сымпровизировала Катя. – Чтоб не мешал путешествовать.

– О, это мудро. Тогда идемте. Как вам Мадрид?

– Хуже, чем Венеция.

– Это естественно. Пожалуй, нет города лучше, чем Венеция. Разве что Рим.

– Ты еще в нашем Питере не бывал.

– Я надеюсь туда съездить. Вместе с тобой.

Парочка галантно болтала, следуя в сторону автостоянки, а Ленчик сопровождал их, из деликатности отстав на три шага. Он, впрочем, тоже пребывал в эйфории благодаря грядущему свиданию с Юкико.

Наконец, они подошли к машине синьора Брасселини, и тут студент потерял дар речи. Он, пожалуй, немедленно готов был простить обувщику все обиды, которые они друг другу нанесли. Потому что перед ними стояло не что иное, как красная (естественно!) «Феррари F50»: распластанная по асфальту, каплевидная, хищная. Шедевр дизайна, скорости и инженерной мысли. Катин ухажер небрежно щелкнул центральным замком, и двери лучшего спортивного автомобиля в мире стали медленно открываться.

– Давайте. – Обувщик протянул руку к Лениному рюкзаку, чтобы положить в багажник единственный из оставшихся у спутников пожиток.

– Паоло! – воскликнула Катя. – Но здесь же всего два места! Как мы тут поместимся – втроем?!

– А я не поеду.

– Не поедешь?!

– Да, отправлюсь сзади, на такси.

– А кто же поведет машину?

– Юный синьор. У вас же есть права, дорогой синьор Лео?

– Естественно, – процедил сквозь зубы Ленчик.

Сесть за руль самого настоящего «Феррари» было дико боязно – и в то же время ужасно хотелось. И еще Леня понимал, что такая возможность, вполне вероятно, выпадает в жизни только один раз, и вряд ли еще представится. Разве что когда у него появится, наконец, много денег – но тогда он будет слишком старым: лет сорок или даже пятьдесят…

– Пер фаворе. – И обувщик протянул юноше ключи.

Да, старый хрен Брасселини, бесспорно, сумел растопить сердце «синьора Лео» и вряд ли что-нибудь мог придумать лучше. Но откуда он знает про неземную любовь Ленчика к гонкам? Русские бандиты доложили? Которым Леня натянул нос на набережной Барселоны?

Ключи, однако, молодой человек взял и полез в манящее чрево «Феррари» – за руль, осваиваться.

– Скажи, Паоло, – нахмурилась Катя, – это твоя машина?

– О, не волнуйся, – со смехом отвечал синьор Брасселини, – конечно, моя. Я держу ее здесь, в Риме. В Венеции на ней ездить решительно некуда. Кругом одни гондолы.

– Все равно – это неправильно, что ее поведет мой племянник.

(На этих словах Ленчик наградил Катерину уничижительным взглядом.)

– О, не волнуйся, авто застраховано от всех рисков, – беззаботно откликнулся обувщик.

– Но Леня совершенно не знает города, – продолжала упрямиться Катя. – Поезжай с ним ты. Будешь объяснять дорогу. И объяснять, как управлять этим монстром.

– А ты?

– Поеду за вами на такси.

– А может, поместимся втроем? – хитренько улыбнулся Брасселини.

– Как?

– Ты такая стройненькая… – Паоло сделал приглашающий жест и придержал перед «Катьюшей» пассажирскую дверцу.

Катя нерешительно залезла на сиденье – а рядом с ней ухитрился разместиться синьор Брасселини, и они оказались куда ближе друг к другу, чем даже в венецианской гондоле. Обувщику практически ничего не оставалось делать, кроме как крепко обнять Катю за плечо, а правую руку разместить на ее колене.

– Как это говорится в русской поговорке: «В тесноте и не обида»? – произнес он по-русски с ужасным акцентом.

– Паоло, откуда ты знаешь русский? – удивилась Катя.

– У меня есть деловые партнеры из вашей страны, – отмахнулся синьор Брасселини. – И как еще говорят у вас в стране – шоферу? «Трогъяй!» Или: «Паэхальи-и!»

И Ленчик тронул, и поехал, и с визгом шин вырвался со своего места, и заложил крутой вираж, выезжая со стоянки.

«С ума сойти, – только и билось у него в голове, – я еду на «Феррари». По Риму на «Феррари». По настоящему Риму на настоящем «Феррари»!!»

Однако продемонстрировать выдающиеся скоростные качества красной машины Ленчику удалось лишь раз – на шоссе, ведущем от аэропорта в город. Он незаметно для самого себя разогнался до двухсот пятидесяти километров в час, легко лавируя между стоящими (как ему казалось) на шоссе автомобилями. Синьор Брасселини нисколько не возмущался столь вопиющим нарушением правил дорожного движения, лишь снисходительно улыбался – а руки его тем временем гладили Катины плечи и коленки. Что ж, за «Феррари» противному обувщику можно было простить и это!

Затем начались пробки, но и тут «Феррари» оставался «Феррари». Ленчик старался занять «поул-позишн»[52] на каждом светофоре. Затем, когда загорался зеленый, срывался с места – так, что ускорение впечатывало его в сиденье (а Катю – в Брасселини) – и наслаждался зрелищем в зеркале заднего вида. Там с каждой секундой все уменьшались крохотули машин, взявших старт одновременно с ним. И даже когда они попали в натуральную пробку и ползли, словно на каком-нибудь «Запорожце», – и тут Леня наслаждался, потому что никогда еще не видел такое количество (и качество!) женских взглядов, устремленных на него из-за окон соседних «Сеатов», «Рено» и «Тойот». «Вот бы Брасселини дал мне ее на ночь! – размечтался Ленчик (счастье, как известно, никогда не бывает абсолютным, и в любой, даже самой счастливой ситуации, человеку все равно остается чего еще хотеть и к чему стремиться). – Вот бы я покатал на ней Юкико по ночному Риму!»

Незаметно они доехали, с ненавязчивыми штурманскими подсказками синьора Брасселини, до места назначения: виа Андреа Дореа, шестнадцать, где Катю с Ленчиком ждала русская невеста Влада Кипелли-Семивражская.

Глава 15

Синьора Кипелли-Семивражская проживала в многоквартирном доме стиля модерн. Таких домов во множестве настроили перед Первой мировой войной в Москве, Париже, Петербурге, Вене. Вот и в Риме, оказывается, тоже. Никакого, конечно, сравнения с завораживающими «центровыми» домами, где даже от современных зданий, казалось, исходит терпкий аромат античности-древности. (Пока ехали, Катю поразил вполне молодой, не старше девятнадцатого века, дом. Они как раз остановились подле него на светофоре и увидели: первый этаж полностью застеклен, для того чтобы продемонстрировать срез глубокого, метров восемь, фундамента. Многочисленные наслоения явно вели отсчет еще из начала первого тысячелетия.)

…Ленчик выбрался из-за руля «Феррари» с совершенно мокрой спиной. Оказывается, он все-таки волновался, когда вел болид по запруженным римским улицам.

– Паоло, извини, мы не можем пригласить тебя с нами, – слегка смущаясь, произнесла Катя.

– О, пустяки! – галантно ответствовал обувщик. – Я подожду вас в том кафе на углу.

– Мы, может, будем заняты долго.

– Я стану ждать, сколько понадобится. Я никуда не спешу.

И он на прощание поцеловал Кате руку. Поездка в тесноте «Феррари», когда они соприкасались плечами, бедрами, руками, восстановила, казалось, между ними ту интимность, которая возникла после ночного путешествия в гондоле и, особенно, после примерки туфель в пустом веронском магазинчике. Катя вся раскраснелась, внутри у нее потеплело, и она уже готова была забыть предательство Паоло.

Ленчик после поездки на «Феррари» тоже стал по-иному относиться к Брасселини – тем более что обувщик на прощание пожал юноше руку и сказал:

– Вы, синьор Лео, просто созданы для такого автомобиля.

Молодой человек зарделся от похвалы, но все ж таки нашел в себе силы усмехнуться:

– Одна беда: у меня пока нет «Феррари».

– Все впереди, – пообещал Брасселини.

Щелкнул центральным замком машины и, не оглядываясь, отправился в кафе на углу.

А гости поднялись пешком на четвертый этаж и позвонили в дверь госпоже Кипелли.

Им открыла девушка в джинсиках и маечке.

– Вы Влада? Мы вам звонили.

Девушка радушно махнула в глубь квартиры:

– Проходите!

Приятно было снова слушать русский язык после столь долгого пребывания среди испанского, английского, итальянского.

Владина квартирка оказалась небольшой – трехкомнатной. Из крохотного коридора была видна микроскопическая кухня.

Девушка пригласила визитеров в гостиную.

Из гостиной углядывался вход в две небольшие спаленки. Двери были нараспашку, и гости могли лицезреть разбутыренные простыни, раскиданные по полу женское белье и пижамы. В гостиной имелся диван, пара продранных кресел и телевизор. На платяном шкафу сидела белая кошка, равнодушно взирающая на пришедших.

В квартире не чувствовалось никакого присутствия мужчины: ни запаха, ни вещей, ни фотографий.

– Моя соседка работает, – подтвердила хозяйка первое впечатление, что мужиков в доме не водится. – Ее не будет до девяти. – Она прикрыла двери в обе спальни и формально предложила: – Может быть, кофе?