Стейн Ривертон - Хамелеон. Смерть явилась в отель. Дама не прочь потанцевать
Наконец, он прочитал написанное врачом заключение о смерти, в котором причиной смерти был назван апоплексический удар.
— Вас не удивляют обстоятельства его смерти? — спросил у врача Халлер. — Револьвер, разбитое зеркало, положение трупа…
— Меня это не касается, — ответил врач. — Меня интересует только причина смерти. Я регулярно осматривал старого генерала и не считаю его смерть неожиданной. Напротив, она естественна и закономерна. Генерал был уже достаточно стар. Некоторые люди склонны к апоплексии, и генерал Братсберг не был исключением из их числа. Апоплексический удар может произойти сам по себе, а может быть вызван и внешними причинами, например, внезапным и сильным волнением. Похоже, что генерал испытал какое-то потрясение. Насколько я понимаю, он перед смертью выстрелил из револьвера. Но это уже не по моей части, это дело полиции.
Услыхав слово «полиция», Гордер испуганно вскочил со стула.
— Полиция, — шепотом повторил он, его трясло. — Полиция… Если сюда явится полиция, это еще больше напугает гостей. Не понимаю, зачем нужна полиция, ведь генерал умер естественной смертью? Вы только подумайте, что станет с моим отелем, если в коридорах вдруг появятся полицейские! Мне заранее страшно.
Халлер с презрением посмотрел на него.
— Полицейские выглядят ничуть не страшнее, чем носилки с трупом, — сказал он.
— Но труп можно вынести ночью, — возразил Гордер. — Я знаю, так делается во всех отелях. Поздно ночью, когда никто этого не увидит.
Гордер говорил быстро и нервно. Глаза его бегали по сторонам. Видно, события последних дней сильно подействовали ему на нервы.
Халлер обернулся к врачу:
— Совершенно ясно, что причиной удара послужило волнение, испытанное генералом.
— Какой-нибудь страшный сон… кошмар, — пробормотал Гордер.
— Посмотрите на его лицо: даже смерть не стерла с него выражения ужаса. Он умер от страха, — сказал Халлер.
— Мне тоже кажется, что лицо покойника свидетельствует о страхе, — согласился врач. — Ему как будто и сейчас еще страшно.
Врач прикрыл генерала белым покрывалом, поклонился и ушел.
Как только Гордер и Халлер остались одни, Гордер беспокойно заходил по комнате. Наконец Халлер схватил его за плечо и заставил сесть в кресло.
— На них нельзя наступать, — сказал он, показывая на осколки зеркала. — Не исключено, что в них кроется разгадка этой тайны.
Но Гордер как будто не слышал его.
— Помогите мне… — жалобно простонал он. — Помогите мне успокоить гостей…
Халлер сел рядом с ним.
— Мне надо кое-что сообщить вам, — он был очень серьезен. — Я многое увидел в этой комнате, чего вы все не заметили. Генерал действительно умер от страха. Когда он ночью проснулся, он обнаружил в своей комнате какого-то человека.
Халлер показал на определенное место.
— Вон там.
— Почему именно там? — беззвучно спросил Гордер.
— Потому что он отражался в зеркале. При слабом свете ночника генерал увидел не его самого, а его отражение. Но оно так испугало генерала, что он схватился за револьвер.
— Как этот человек мог войти в комнату, ведь дверь была заперта? Это невозможно!
— И все-таки он как-то вошел сюда. Прямо из сада. На ковре остались следы садовой земли, — сказал Халлер.
20
Известие о смерти генерала быстро облетело весь отель. Через час после того, как врач закрыл покойнику глаза, все гости уже знали о том, что случилось.
При других обстоятельствах весть о смерти старого человека не привлекла бы к себе столько внимания, она бы, конечно, приглушила на время жизнерадостность гостей, но о ней бы быстро забыли. Теперь же эта новость пронеслась по коридорам и гостиным отеля, словно порыв ледяного ветра. Гости предчувствовали беду. Их с утра мучил смутный страх. Отель притих. Люди были подавлены — то неотвратимое, чего все боялись, случилось. Смерть явилась в отель.
Именно тогда фру Александра показала, что сохранила свое знаменитое присутствие духа. Поняв, что над отелем нависла угроза, она приготовилась предотвратить беду. Она откровенно рассказала гостям о том, что случилось: старый, страдающий астмой генерал умер от удара, этого давно ждали. Ему было семьдесят пять лет и последние пять лет он жил только на лекарствах. Слава Богу, смерть его была легкой. Тело уже увезли. (Тут фру Александра разрешила себе невинную ложь). Она распорядилась подать чай на большой террасе и благодаря ее неподражаемому юмору страх гостей постепенно развеялся. С большой террасы было видно море, золотистое и тихое. Островки и скалы сверкали, словно покрытые инеем. Большие двери, отделявшие террасу от музыкальной гостиной, были раздвинуты и доносившиеся оттуда сентиментальные мелодии настраивали всех на добрый лад. Никто не мог сравниться с фру Александрой в умении развлекать смешанное общество. Перед ней трудно было устоять. Она по-матерински нежно беседовала с юными девушками, легко завоевывая их доверие. Незамужнее молодые дамы поверяли ей свои огорчения и всегда знали, что она их выслушает. Молодым мужчинам она казалась «чертовски красивой», а пожилых — королевское достоинство, с которым она держалась, заставляло проявлять очаровательную старомодную галантность. Фру Александра умела быстро задать нужный тон и прогнать мысли о мрачном событии. Именно это она и сделала за чаем. Но если бы кто-то увидел фру Александру после чая, он не узнал бы в ней ту светскую даму, которая только что развлекала гостей. Когда она, обойдя залы, пришла в свои апартаменты, она бессильно прислонилась к стене.
— Господи, — всхлипнула она еле слышно, — Господи…
Дама в черном тоже спустилась из своей комнаты и расположилась в темном углу гостиной. Гости уже привыкли к ней, и ее появление никого больше не удивляло. Кое-кому удалось даже немного поговорить с ней, и они были поражены ее мягкой и скромной манерой вести беседу. Говорила она с легким английским акцентом, но совершенно свободно. В тот вечер она по обыкновению сидела и разглядывала немецкие и английские журналы. Среди тех, кому посчастливилось поговорить с ней, был и доктор Бенедиктссон, друг инженера Халлера. Теперь он подошел к ней с последним номером журнала «Иллюстрашун».
— Вы слышали о том, что умер старый генерал? — спросил он у нее.
— Нет, — равнодушно ответила она.
— Ну как же, генерал Братсберг, старик с седыми бакенбардами. Он умер сегодня ночью от удара.
— Ах это тот старый господин! — по-прежнему равнодушно заметила она. — По нему было видно, что долго он не протянет.
Доктора поразило, что она так спокойно отнеслась к этой новости, которая всех других заставила терзаться необъяснимой тревогой. Случившееся ни в малейшей мере не задело ее. Видимо, она не считала себя вправе проявлять интерес к смерти незнакомого ей человека. Благодарно улыбнувшись доктору, принесшему ей журнал, она устроилась поудобней и углубилась в чтение. Трудно было не понять, что ей хочется остаться одной. Доктор отошел.
Короткий разговор доктора с дамой в черном происходил, когда музыканты устроили небольшой антракт. Потом кто-то заиграл на фортепьяно, стоявшем на пустой сцене. Дама в черном бросила на игравшего долгий взгляд и снова стала читать. За фортепьяно сидел господин Эррон. Он только что вернулся с прогулки по лесу, на нем еще был спортивный костюм и на плече висел футляр для сбора растений. Свою английскую шапочку он положил на ковер рядом с собой. Господин Эррон сидел, склонившись над фортепьяно, словно внимательно читал ноты, но на самом деле он импровизировал. В гостиной было слишком темно, чтобы он мог видеть ноты, а ушедшие музыканты погасили зеленые лампочки над своими пюпитрами. Услыхав его игру кое-кто из гостей перешел с террасы в гостиную. Главным образом, дамы, они устроились в полумраке у стен и слушали игру господина Эррона. Он играл с большим чувством, фортепьяно под его руками звучало глуховато и необычно, но это вполне соответствовало необъяснимому восторгу исполнителя.
Инженер Халлер и доктор Бенедиктссон тоже спустились в гостиную. Пушистый ковер заглушал их шаги.
— Удивительный человек, — сказал доктор. — Пришел из леса, где провел весь день, и тут же сел играть. Он даже не переоделся. Уверен, что никто не заметил, когда именно он вернулся. Его замечают только, когда он уже здесь. Что это он играет?
Халлер покачал головой.
— Не знаю, — ответил он. — Давайте пройдем мимо и посмотрим на ноты.
Они медленно прошли мимо фортепьяно. Григ — «Весна». Но играл господин Эррон что-то совсем другое. Он мечтательно склонил голову на бок и прикрыл глаза, пальцы его летали над клавишами. Вдруг доктор, словно чем-то заинтересовавшись, наклонился над фортепьяно и зажег лампочку под зеленым абажуром. Белый свет залил клавиши и руки игравшего.
