Хорас Маккой - Целуй — и прощай!
— Маргарет, Миджи. Ее настоящее имя Милдред. Она сменила его. Нумерология. Одна из ранних стадий ее увлечения мистикой.
— Я не знал об этом.
— Вообще-то мы довольно забавная семейка, — сказал он, присаживаясь на край кровати. — Хотя, пожалуй, мне не следовало говорить об этом.
— Я этого не переживу. От одной мысли…
— Да бросьте! Что значит для него миллион? У него их не меньше сотни — а за нее он ничего не пожалеет. Отец слишком к ней привязан, — он покончил со шнурками на ботинках и печально посмотрел на меня. — И я тоже, несмотря на все наши раздоры. Ей нужна помощь, причем очень срочная, время не терпит. Может быть, вы сможете ей помочь. Хотелось бы надеяться, что наш выбор себя оправдает.
Я отрицательно покачал головой.
— Это самое непостижимое решение, которое только можно придумать. Вы обо мне не знаете совсем ничего, и все же предлагаете миллион долларов. Как такое можно понять? Подобным вещам не место в этой жизни…
— Жизнь сама диктует свои условия. Вы нужны Миджи. Мы уже перепробовали все, что могли. Довольно забавно, но мне кажется, что вам вдвоем это удастся. Конечно сегодня, когда мы обсуждали эту проблему, я действовал наугад. Но сейчас мне кажется, что она права. Вам не пришлось долго препираться с родителем?
— Да нет, у нас была продолжительная беседа. Ее нарушил только приход полицейских.
— Ах, да! Забастовка, будь она неладна. Да, она пока не подозревает о нашей истинной цели. Вам нужно действовать осторожно — увезти ее куда-нибудь на отдых, отправиться путешествовать. Но она не должна догадываться.
— От всего этого за милю несет идиотизмом, — не выдержал я. — Все так глупо…
— Миллион долларов — довольно серьезная вещь…
— Я просто поражен…
— Есть вещи гораздо более важные. Вы вернете Маргарет психологическую устойчивость, она должна чувствовать безопасность, душевный комфорт. Это может оказаться под силу только вам…
— Полагаете, мне можно опрокинуть рюмочку?
— По-моему это просто необходимо. Повторить то же самое?
— Да, прямо сейчас.
— Пройдемте в мой офис, — ухмыльнулся он.
Я пошел за ним и оказался в ванной комнате, которая ненамного уступала спальне. В углу комнаты расположился небольшой бар. Джонатан нашел бутылку джина «Хаус оф Лордз».
— Только не джин, — запротестовал я.
— А мне показалось, что вы пили мартини…
— Водку-мартини.
— Водка! О, Боже, мне придется позвонить в бар…
— Не надо, сойдет и джин.
— Я достану водки. Это займет не больше минуты.
— Джин — это прекрасно.
— В самом деле?
— Я не шучу.
Он налил джин в бокал, протянул мне и я выпил одним глотком. Приятное тепло разлилось по жилам.
— Самое смешное, — сказал я, — что никто до сих пор даже не поинтересовался моим мнением о Маргарет. Или это не имеет значения?
— Ну, и что же вы думаете?
— Лучше не надо…
— Повторить?
— Нет, спасибо, — сказал я, внимательно рассматривая его одежду. — А в вас чувствуется стиль.
— Вам нравится прилично одеваться?
— Да, — сознался я, — только мне никогда не удавалось себе позволить ничего подобного.
— Ну, теперь это не проблема. Вы будете выглядеть на миллион долларов, — улыбнулся Джонатан. — Если хотите, то завтра мы вместе навестим Пиго. Он уже в городе.
— Пиго?
— Это человек Пила из Лондона.
— Ах, да! Обувь…
— Раза два в году он появляется в этом городе.
— С большим удовольствием составлю вам компанию, — поблагодарил я его за любезность.
— Пора проверить, собралась ли Миджи? Нам уже пора.
— Куда? — удивился я.
— В клуб. Миджи согласилась присоединиться к нам. Вам пора уже познакомиться со всей бандой моих приятелей, — он озабоченно посмотрел на меня. — Ведь вы не заняты сегодня вечером?
— Свободен как птичка, — улыбнулся я.
Глава 8
Клуб находился всего в нескольких кварталах от дома Добсонов. Это было громадное здание в колониальном стиле, его залитый светом прямоугольник контрастировал с темной хвоей мохнатых елей. Шуршание шин автомобиля Джонатана сменилось легким скрипом, когда мы съехали с шоссе на обсаженную пирамидальными тополями дорогу, посыпанную гравием. Сквозь их строй в отраженном свете можно было рассмотреть поле для гольфа, окутанное туманом микроскопических брызг дождевальных установок; через опущенное стекло машины долетал запах мокрой травы. Потом послышался приглушенный смех, невнятные обрывки фраз, звуки музыки: в здании царила оживленная атмосфера веселой вечеринки…
Вроде той, что бывала в нашем старом клубе осенними субботними вечерами после того, как футбольная команда выигрывала матч, а когда стали выпускниками и победы были редкими, то мы отмечали каждый тачдаун, а однажды даже тачдаун одного из игроков нашей команды за своей линией. Именно эта вечеринка оказалась самой веселой и запомнилась больше всех… Мое сердце учащенно забилось в предвкушении радостного веселья, ощущение восторга на миг коснулось моей души, как крылья зимородка с легким всплеском на мгновение погружаются в спокойную гладь уединенного озерца — и вновь полет в ослепительной синеве неба.
Вот это по мне, черт возьми, действительно по мне. Я смогу это сделать, он заставил меня, но мне это по силам. Мифы и воспоминания отступят перед силой интеллекта. Эдип мертв…
Мы остановились перед самым входом, белоснежный шатер которого украшала красная эмблема клуба (мне уже доводилось видеть ее на многочисленных трофеях Джонатана). Служитель в белой униформе, отделанной красным кантом, и с такой же эмблемой на нагрудном кармане отогнал машину, а пожилой мужчина в такой же униформе распахнул перед нами входную дверь.
— Добрый вечер, мисс Добсон, добрый вечер, мистер Добсон, — сказал он. — Мисс Уэст ожидает вас в гриль-зале ресторана.
— Благодарю вас, Уильям, — ответил Джонатан. — Похоже, что веселье в самом разгаре…
— Приятная компания, сэр, — заметил Уильям. — Люди веселятся от души. Рад вас снова видеть у нас, мисс Добсон…
— Спасибо, Уильям, — тихо отозвалась она.
Я взял ее за руку, и Джонатан повел нас мимо раздевалки к лестнице, спускавшейся в ресторан.
Гриль-зал был как две капли воды похож на гриль-зал любого загородного клуба, разве только намного просторнее большинства из них. Стены украшали оленьи рога, чучела рыб и другие охотничьи трофеи, повсюду были развешены карикатуры на членов клуба. Зал заполнен был веселой, хорошо одетой публикой. Когда мы достигли последних ступеней лестницы, нас заметила высокая блондинка с распущенными до плеч волосами. Она помахала нам рукой и стала пробираться сквозь толпу.
— Привет, Маргарет.
— Привет, Марта.
— Хорошенькое дельце, — начал Джонатан, — я заезжаю за тобой, как мы условились, а тебя и след простыл. Подойди поближе… — он нежно взял ее за руку. — Позвольте мне представить вам Марту Уэст…
— Привет, — сказала она.
— Здравствуйте, — отозвался я.
Она улыбнулась Джонатану.
— Я надеюсь, ты не очень на меня сердишься. Мне не удалось даже забежать домой переодеться, я засиделась за бриджем, пытаясь остаться при своих.
— Тебе это удалось?
— Нет.
— Тогда я действительно сержусь, — он коснулся бокала в ее руке. — И сколько мы проиграли?
— Только две…
— Что, мы так и будем стоять, или все-таки присядем? — спросил Джонатан.
— У меня есть столик, — сообщила Марта. — А возможно и был…
Джонатан взял ее под руку и стал продираться сквозь толпу, которая хлынула из бара как пена морская со скалистого утеса. По многочисленным приветствиям, часто фамильярным, можно было понять, что он знаком почти со всеми. Многие из них знали и Маргарет, но здоровались с ней гораздо холоднее, как бы выполняя неприятную формальность. Я понял, что имел в виду ее брат, когда говорил, что она в клубе редкий гость. Уж очень было заметно по их поведению, что они считают ее не только посторонней, но и некоей диковиной. На ее лице появилась тень досады и раздражения.
— Неужели все так плохо? — спросил я.
— Гораздо хуже, — ответила она довольно громко.
Я ободряюще улыбнулся, понимая, какая нелегкая задача выпала на мою долю. Но мне это по силам, черт тебя подери, сукин сын. Потом мне захотелось поразмышлять о своем миллионе долларов, но я не осмеливался. В конце концов пришел к мысли, что ничего страшного не случится, если немного пораскинуть мозгами на эту тему, подобная наглость была мне привлекательна. И я снова стал предвкушать свою встречу с вожделенным миллионом. Мне было страшновато рассмотреть эту проблему целиком, и я осторожно повернул ее к себе одной гранью. Где-то в уголке сознания появился страх, но это был уже не панический ужас, и я сказал себе: «Ну вот, видишь? Мифы и воспоминания пасуют перед силой интеллекта…»
