Дик Френсис - Фаворит
– Дядя Джордж мало что понимал в лошадях, – сказал я.
– Может быть, он притворялся, – сказал Лодж скептически.
– Кэт говорила мне, что, насколько она помнит, он никогда не интересовался скачками. Рэкетом с помощью таксистов «Маркони» он начал заниматься четыре года назад и всего лишь год, даже меньше, как перенес свои махинации на скачки. До этого у него не было причин притворяться. Стало быть, он действительно был полным невеждой в лошадях.
– Может, и так, – сказал Лодж. – Но ничего другого это не доказывает.
– У него должен быть свой человек на ипподроме. Как иначе он мог бы найти жокея, которого легче всего подкупить? – сказал я.
– Может быть, он обращался к нескольким, – заметил Лодж.
– Нет. Иначе об этом были бы разговоры.
– Он пробовал обратиться к майору Дэвидсону, – сказал Лодж. – А это выглядит как грубая ошибка со стороны вашего мифического советчика.
– Да, – вынужден был согласиться я. Я попытался иначе подойти к вопросу. – Есть одна или две вещи, о которых недавно было доложено дяде Джорджу без помощи Кэт. Она ничего не знала о них. Как вы это объясните?
– Какие вещи?
– Обрывок коричневой бумаги, например. Джо раструбил о нем в весовой на Ливерпульском ипподроме. Кэт не было там. А через два дня Джо был убит. А у кого нашли эту бумагу, вы сами знаете.
Лодж задумался.
– Кто-нибудь мог позвонить ей в воскресенье и мимоходом упомянуть об этом.
У меня мелькнула мысль о Дэне. Я сказал:
– Пусть так. Но это показалось бы ей малоинтересным, чтобы специально рассказывать дяде Джорджу.
– Почем знать? – сказал он.
Я завел мотор, и мы молча проехали несколько миль. Хорошо, что Лодж молчал. Мне не хотелось подвергать испытанию глубокое убеждение, что существовал еще один враг, я был почти уверен, что в провале моей памяти хранится воспоминание о том, кто он.
Когда я наконец осторожно сказал Лоджу об этом, он отнесся к моим словам гораздо серьезнее, чем я ожидал.
И через несколько минут размышлений он поразил меня, заявив:
– Может быть, подсознание не дает вам вспомнить, кто этот враг, потому что он вам нравится...
Я оставил Лоджа в Мейдеихеде и поехал в Котсуолд. Войдя в старый каменный дом, где дети шумно бежали через холл к вечернему чаю, я почувствовал, что попал наконец опять в разумный мир. Сцилла спускалась по лестнице, держа в охапке кучу летних платьев Полли. Я подошел, встретил ее на нижней ступеньке и поцеловал в щеку.
– Мы с Джоан собирались заняться платьями Полли, – сказала она. – Девочка растет не по дням, а по часам, придется удлинять их...
Я пошел за ней в гостиную, и мы уселись на ковер перед горящим камином.
– Ну как? Все кончилось? – спросила Спилла, бросив платья на пол.
– Думаю, что да. Слишком многое кончилось для меня.
Я рассказал ей о следствии.
– Только благодаря Биллу Джордж Пенн был разоблачен. Билл погиб не зря.
Она долго ничего не отвечала, и я видел, как желтое пламя отражается в ее непролитых слезах. Потом она проглотила комок в горле и покачала головой, как будто стараясь сбросить с себя прошлое, и сказала:
– Пойдем пить чай с детьми.
Полли попросила меня заклеить камеру ее велосипеда. Генри сказал, что он придумал несколько гамбитов в шахматах, и попросил меня поиграть с ним после чая. Уильям запечатлел на моей щеке липкий поцелуй и сунул мне в ладонь надкушенное яблоко в качестве подарка. Я снова был дома.
Глава 16
Почти невыносимая мысль о том, что я потерял Кэт, не отпускала меня. Я не мог выбросить эту мысль из головы. Просыпаясь утром, я ощущал, как врывается боль, чтобы испортить мне день. Засыпая, я видел Кэт во сне, она убегала от меня по длинному, темному туннелю. Мне казалось невероятным, что я когда-нибудь снова увижу ее, и я пытался привыкнуть к этой мысли и вести себя благоразумно. Затем, через неделю после суда, я отправился на скачки в Банбери, и Кэт была там. Она была в темно-синем платье, бледная и спокойная, и выражение ее лица не изменилось, когда она увидела меня, а я смотрел на черные тени у нее под глазами. Она ждала меня у весовой и заговорила, едва я подошел.
– Аллан, мне кажется, я должна извиниться перед вами за то, что сказала вам тогда. – Она произнесла все это с видимым усилием.
– Все в порядке, – ответил я.
– Нет... нет, не все. Я подумала о том, что вы сказали... об этих детях, ездивших в школу под охраной тренера по джиу-джитсу... и я поняла, что дядю Джорджа надо было остановить. – Она сделала паузу. – Вы не виновны в смерти тети Дэб. Я прошу простить меня за то, что я это сказала. – Она вздохнула с таким трудом, как будто выполнила неимоверно тяжкий долг.
– Вы проделали весь путь сюда только для того, чтобы сказать мне это? – спросил я.
– Да. Меня мучило, что я была так несправедлива.
– Кэт, дорогая моя Кэт, – сказал я, и в душе моей стал рассеиваться мрак. – Я отдал бы все на свете за то, чтобы это был не дядя Джордж, поверьте мне! – Я пристально посмотрел ей в лицо. – Вы... Вы что-нибудь ели сегодня?
– Нет, – тихо ответила она.
– Надо позавтракать, – сказал я и, не давая ей времени отказаться, взял ее за руку и повел в закусочную. Там я наблюдал, как она ела, сначала едва прикасаясь к пище, а потом с внезапно проснувшимся аппетитом, как краски жизни постепенно возвращались на ее лицо и слабый отзвук прежней веселости зазвучал в ее голосе.
Она взяла вторую порцию пирога с мясом и сказала вдруг дружеским тоном:
– А вы?
Я сказал:
– Мне надо скакать.
– Да, я знаю, я читала газету. Безнадежный, так ведь? – спросила она между глотками.
– Да, – сказал я.
– Будьте осторожны, хорошо? Обещаете? Он ведь еще не очень наработан, как говорит Пит.
Я взглянул на нее с восхищенным изумлением, и она густо покраснела.
– Кэт, – сказал я.
– Я... я думала, что вы никогда не простите мне эту ужасную грубость. Я провела самую страшную неделю в моей жизни, раскаиваясь в каждом слове, которое сказала. Но зато наконец я поняла, как я отношусь к вам. Я пыталась говорить себе, что буду счастлива, если больше никогда не увижу вас, а вместо этого становилась все более и более несчастной. Я... я думала, что вы никогда не захотите видеть меня после всего, что было в Брайтоне. Я подумала, что лучше мне самой приехать, если вы должны знать, что я раскаялась, и сказать вам это, чтобы посмотреть, как... как вы станете реагировать...
– А как я, по-вашему, должен был реагировать?
– Я подумала, что вы, может быть, задерете нос и обдадите меня ледяным холодом, и я бы не стала винить вас за это. – Она, забыв о хороших манерах, отправила в рот корку от пирога.
– Хотите выйти за меня замуж, Кэт? – спросил я. Она ответила: – Да! – с набитым ртом и продолжала резать пирог. Я терпеливо ждал, пока она покончит с пирогом и печеньем. – Когда вы в последний раз ели? – спросил я, после того как она наконец положила салфетку.
– Не помню. – Она посмотрела на меня с выражением новой радости и скрытой под нею старой печали, и по этому ее выражению, а также по тому, что она сказала о Безнадежном – первая забота, которую она проявила о моей безопасности! – я понял, что она действительно возмужала.
Я сказал:
– Мне хочется поцеловать вас.
– На ипподромах не предусмотрено удобств для женихов и невест, – ответила она. – Здесь только лошадиные фургоны.
– У нас всего десять минут, – сказал я. – Я участвую во второй скачке.
Мы забрались в лошадиный фургон Пита. Я сжал ее в своих объятиях, и на этот раз губы Кэт ответили мне.
Десять минут пролетели, как одна секунда. Я промчался в весовую и надел свои цвета, оставив несколько ошарашенную и не отрицавшую этого Кэт на скамейке на самом солнцепеке. Я скакал в первый раз, с тех пор как закончилось дело дяди Джорджа. Я беспокойно огляделся в раздевалке, всматриваясь в хорошо знакомые лица и не желая верить, что кто-нибудь из них мог служить причиной смерти Джо. Может быть, Лодж прав, просто я не хотел этого знать? Подсознательно. Мне ведь нравился когда-то и сам дядя Джордж. И теперь у меня не хватает духа видеть, как чья-то дружелюбная маска будет сорвана и под ней обнаружится чудовище?
Клем передал мне мою утяжеленную свинцом одежду. Я смотрел на его морщинистое лицо и думал: «Не ты. Нет, не ты».
Казалось предательством даже думать об этом, хотя кто, как не Клем, мог слышать и знать все, и ни одно мало-мальски важное сообщение не проходило мимо его ушей. Оракул – так звали его на ипподроме. Увесистый толчок в спину прервал мои размышления.
– Ну, как сыщицкие делишки, воробушек? – заорал Сэнди, останавливаясь и балансируя на одном колене седлом, к которому он пристегивал подпруги. – Как поживаешь, Шерлок?
– Вышел в отставку, – ухмыльнулся я.
– Нет, правда? После таких шикарных результатов?
