Ежи Эдигей - Внезапная смерть игрока
Расходились молча. Каждый все еще переживал про себя случившееся. И лишь доктор Ясенчак, стоя в прихожей уже в пальто, мрачно пошутил:
– Пся крев! Раз в жизни выпал большой шлем, но так и не довелось его разыграть.
ГЛАВА IV. Все лгут
Два дня спустя в кабинете полковника Немироха раздался телефонный звонок.
Полковник выслушал краткий доклад.
– Изложите все это письменно по форме и пришлите, как только будет готово. Прямо на мое имя, – распорядился он.
Положив трубку, он вызвал секретаршу, пани Кристину.
– Вызовите ко мне срочно поручика Межеевского со всеми материалами по делу Лехновича.
Не прошло и пяти минут, как поручик был уже в кабинете шефа с серой папкой в руках.
– Как движется дело?
– У меня все готово, – не без гордости доложил Межеевский. – Фотографии, описание места происшествия, протоколы опроса свидетелей. Жду только результатов вскрытия, после чего отправлю все материалы прокурору с предложением закрыть дело.
– Покажите материалы. Меня интересуют показания свидетелей.
Поручик достал из папки пачку листов машинописного текста и протянул полковнику. Сверху на каждом листе типографским способом крупно отпечатанный заголовок:
«ПРОТОКОЛ ОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ».Немирох углубился в чтение протоколов в том порядке, в каком они лежали. Начал он с показаний профессора Войцеховского.
«…доцента Станислава Лехновича я знал с 1961 года, то есть с момента его учебы в институте. Уже тогда он обращал на себя внимание своими незаурядными способностями. Позже Лехнович стал моим ассистентом, затем защитил у меня степень-магистра, а позже – доктора наук.
…звание доцента Лехнович получил позднее, в институте органической химии Академии наук, в это время он уже занимался проблемами гидрогенизации угля и наши непосредственные научные контакты прекратились, хотя я по-прежнему поддерживал с ним дружеские отношения и мы оба с супругой считали его членом нашей семьи. Как правило, он бывал у нас на всех торжествах и регулярно проводимых в нашем доме партиях в бридж.
…свидетелем самого инцидента, если, впрочем, в данном случае вообще уместно говорить об инциденте, я, собственно, не был, поскольку играл за другим столом в соседней комнате. Правда, я слышал, как доктор Ясенчак объявил большой пиковый шлем, а вскоре после этого за столом вспыхнула словесная перепалка между Ясенчаком, адвокатом Потурщким и Лехновичем. Но что именно послужило поводом для разногласий и какие при этом употреблялись выражения, я не слышал, да, честно говоря, и не помню. В конце концов, я вошел в их комнату с намерением вмешаться и успокоить слишком уж возбужденных игроков. Все уладилось само собой. Надо сказать, что в бридже подобного рода вещи порой случаются. Для успокоения нервов я предложил выпить коньяку, разлив его, я раздал бокалы, стоявшие на цветных салфетках. Некоторые бокалы были полны, я наливал в пустые. Наливал, насколько помню, «мартель».
…убедившись, что игра вошла в нормальное русло, я направился к своему столику и тут вдруг услышал стук падающего тела и сразу же крик жены. Я обернулся: Лехнович лежал на полу, привалившись головой к дивану, прижав руку к сердцу, и мне показалось, что он никак не мог вдохнуть. Доктор Ясенчак тут же бросился на помощь. Кто помогал ему укладывать Лехновича на диван, не помню. Доктор, понимая, что Лехнович находится в тяжелом состоянии, немедленно вызвал «скорую помощь». Увы, Лехнович скончался до прибытия реанимационной машины. Надо сказать, что в последнее время он довольно часто жаловался на плохое самочувствие и даже был у врача. Его внезапная смерть – тяжелая утрата для нашей науки: в его лице мы потеряли подающего большие надежды молодого ученого. Для меня это тоже тяжелый удар: я потерял друга и ученика, которым по праву гордился».
– Гм… – хмыкнул полковник и принялся за очередной протокол.
Из показаний Эльжбеты Войцеховской следовало, что она – инженер с ученой степенью, работает в институте химии на Жолибоже научным сотрудником. Со Станиславом Лехновичем была знакома еще во время учебы в Политехническом институте: она училась на первом курсе, а будущий доцент в том году защитил диплом и был оставлен ассистентом на кафедре. Он пользовался симпатией и уважением студентов, всегда охотно помогал им. Как ассистент, он не ограничивался лишь формальным проведением семинаров, коллоквиумов, и приемом зачетов, но и считал для себя делом чести добиваться, чтобы все его «подопечные» действительно хорошо знали преподаваемые им предметы. Часто он помогал и по другим предметам.
«Докторская диссертация Лехновича, – читал далее полковник, – стала настоящим событием в институте. Это была новаторская работа, она потом была опубликована в крупных специальных журналах Соединенных Штатов, Франции и Советского Союза».
В то же примерно время Эльжбета стала женой профессора Зигмунта Войцеховского, знакомство с доцентом переросло в подлинную дружбу с любимым учеником мужа. Эта ничем не омрачаемая дружба продолжалась до самого дня трагической смерти Лехновича. В субботнем бридже поначалу предполагалось сыграть впятером: хозяева дома, Потурицкие и Кристина Ясенчак без мужа, поскольку доктор готовился к какой-то важной научной конференции. Но когда пришлось пригласить англичанина и профессора Бадовича, решили увеличить число игроков до десяти. Войцеховский уговорил Лехновича прийти к ним вместе со своей невестой, хотя они предполагали поначалу провести вечер как-то иначе. Лехнович был человек обязательный и охотно принял приглашение своего учителя, а Мариола Бовери своей красотой украсила вечер, чему особенно, кажется, был рад гость из Англии. Ссору, возникшую за картами, по мнению Эльжбеты Войцеховской, следует рассматривать как явление во время игры вполне обычное. Тем более что адвокат Потурицкий за бриджем вечно ссорится со своими партнерами, а малейшая подсказка других игроков доводит его буквально до белого каления. Обычно все играющие давно и хорошо друг друга знали, а потому никто не принимал этих вспышек близко к сердцу, сам же адвокат быстро успокаивался и становился прежним очаровательным собеседником и партнером. Одним словом, такого рода инциденты за карточным столом случались и прежде.
Эльжбета Войцеховская знала, что Лехнович в последнее время много работал, сильно уставал, жаловался на здоровье и на боли в области сердца. Друзья советовали ему обратиться к врачу, подлечиться, но доцент любил работу больше, чем себя, и визит к врачу постоянно откладывал.
Лишь дурным самочувствием пани Войцеховская объясняла тот факт, что во время возникшей за картами перепалки Лехнович вел себя запальчиво и неуместными репликами будто намеренно вызывал на скандал адвокат», и без того известного своей чрезмерной вспыльчивостью. Как хозяйке дома ей пришлось в конце концов вмешаться, отвести Лехновича в другой конец комнаты. Он сразу же успокоился, попросил у нее прощения и в знак примирения поцеловал руку. Однако Войцеховская заметила, что у него было какое-то странно изменившееся лицо. Его бокал с коньяком она сама взяла со столика, он стоял на голубой салфетке. Выпив залпом коньяк, Лехнович вдруг умолк на полуслове, лицо его исказила гримаса боли, он зашатался и как подкошенный рухнул прямо у ее ног. Едва она успела наклониться, хотела его поднять, как на помощь сразу же бросились мужчины, первым подбежал доктор Ясенчак. В память ей врезались его слова: «Он умирает». Больше она ничего не помнит, пришла в себя лишь после того, как ей подали какое-то лекарство и стакан воды. Как хозяйка дома, Эльжбета Войцеховская корит себя за то, что они пригласили Лехновича. Не сделай они этого, быть может, он остался бы жив. К сожалению, как и все остальные, они не предполагали, что у него так плохо обстоит дело со здоровьем.
Полковник перешел к показаниям английского подданного Генрика Лепато.
«…теперь моя фамилия – Лепато, я родился в самой Варшаве, до выезда в Англию носил фамилию – Лепатович. Однако в Англии я решил труднопроизносимую для англичан фамилию изменить. Во время оккупации жил в Варшаве и принимал участие в работе подпольной организации «Шарые шереги» [2]. В 1943 году был арестован гестапо, сначала попал в тюрьму Павяк, а затем был переведен в концлагерь Маутхаузен. Сразу же после окончания войны нанялся в английские «караульные роты» и потом попал в Англию. Там я окончил физический факультет Эдинбургского университета, в настоящее время профессор в Кембридже, занимаюсь физикой.
С профессором Зигмунтом Войцеховским познакомился по линии польско-английского научного сотрудничества. Войцеховский читал в Лондоне цикл лекций о достижениях польской химии. Меня, как поляка, эти лекции весьма заинтересовали, хотя я не химик по специальности. У меня сложилось впечатление, что Войцеховский крупный ученый, сделавший ряд серьезных открытий в своей области. Мы с ним познакомились в Лондоне. Когда же мне предложили прочитать две лекции в Политехническом институте в Варшаве, я согласился с большой радостью. После долгого перерыва я попал на родину. Профессор Войцеховский очень радушно опекал меня в Варшаве. Я был приглашен в его дом, для меня это была большая честь…
