Джон Карр - Проклятие бронзовой лампы
– Загар сойдет через три-четыре дня – так у меня всегда, – сказала она с отчаянной претензией на легкомыслие. – Но от мозолей так легко не избавиться. – Хелен показала ладонь. – Как у землекопа!
Г. М. сердито посмотрел на нее:
– Вы говорили, что вам нужен совет. Это так?
– Да.
– Я старик, – заявил Г. М., – так что можете быть откровенны.
Хелен колебалась.
– Столько всего накопилось… Надеюсь, мне незачем объяснять, чем занималась наша экспедиция последние два года?
– Разумеется, незачем – раскопками гробницы старика Херихора. И у вас были неприятности?
– Неприятности с департаментом общественной деятельности! Неприятности с газетами! Неприятности с туристами! Вам известно, что за этот сезон гробницу и лабораторию посетили двенадцать тысяч туристов?
– И что они там делали? Воровали ваши находки?
– Некоторые из них пытались, – признала Хелен, наморщив лоб. – Но и без этого ответственность за ценности после изнурительных раскопок и очистки…
– Слушайте! – сердито прервал Г. М. – Я читал о сокровищах Херихора, пока меня не начало от них тошнить. Неужели все это настолько ценно, как расписывали газеты?
– Никаких драгоценных камней там не было, – улыбнулась Хелен. – Они использовали только цветное стекло, ляпис-лазурь, кальцит и обсидиан. Но большинство предметов и украшений золотые, и их антикварная стоимость… – Она глубоко вздохнула; взгляд ее карих глаз словно устремился в прошлое. – Американец по имени Бомон предложил нам шестьдесят тысяч долларов за золотую маску, которая была на мумии, и столь же фантастические суммы за вещи вроде золотого кинжала и золотой шкатулки для благовоний. А ведь он даже не был коллекционером или археологом. Ему всего лишь хотелось выставить эти предметы у себя дома, как принадлежавшие фараону более тысячи лет до Рождества Христова. Мы просто не могли убедить его, что не имеем права их продавать. – Хелен сделала паузу. – Не понимаю почему, но это огорчало моего отца. Я все время ощущала, что должна выбраться из Египта, иначе сойду с ума! А потом…
– Угу, – подбодрил Г. М. – А потом?
– Ну, – призналась Хелен, – есть один человек…
– Так, – кивнул Г. М. – И вы влюблены в него?
Хелен выпрямилась на сиденье.
– В том-то и дело, что не влюблена! По крайней мере, я так не думаю. – Она покачала головой, сердясь на саму себя, и посмотрела в окно. – Его зовут Сэнди Робертсон. Он мне очень нравится. Я уехала отчасти из-за того, что не хотела его обидеть, ответив ему «нет». – Девушка с вызовом взглянула на Г. М. – Звучит глупо, не так ли? Уезжать из-за того, что не хочешь кого-то обидеть! Но вы когда-нибудь задумывались, какую часть жизни мы проводим в различных уловках, затрудняя себе существование только для того, чтобы не оскорбить чьи-то чувства – даже людей, не имеющих на нас никаких прав? Вчера вечером Сэнди сказал, что все чертовски неправильно. Так оно и есть, сэр Генри! Дома у меня есть близкая подруга – Одри Вейн; возможно, она встретит меня в аэропорту, – которая без ума от Сэнди Робертсона. А он только смеется над ней. С другой стороны, один человек по имени Кит Фэррелл… – Хелен оборвала фразу и тряхнула головой. – Как бы то ни было, это личное дело. Оно не имеет значения.
– Еще как имеет, – возразил Г. М., – если вы ждете моего совета.
Девушка удивленно посмотрела на него.
– Совета? – воскликнула она. – Но мне не нужен ваш совет по этому поводу!
– Тогда по какому?
– Смотрите, – сказала Хелен.
Поезд мчался по живописным предместьям, мимо садов и вилл, наводящих на мысли о тени и прохладной воде. С левой стороны, за покрытыми пылью окнами, виднелись вдалеке очертания пирамид под свирепыми лучами солнца, а еще дальше – голубые Ливийские горы.
Хелен встала, сняла с забитой багажом полки маленький чемодан и положила его на сиденье рядом с собой. Достав из сумочки ключ, она отперла чемодан, щелкнула застежками и вытащила картонную коробку, аккуратно помещенную среди нижнего белья, а из ватной подкладки внутри извлекла бронзовую лампу.
Она была небольшая – не более четырех дюймов в высоту – и напоминала по форме круглую чашу, отделанную алебастром. Хотя бронза потускнела, ее внешний вид был лишен омертвелой сухости, обычно ассоциирующейся с музейными редкостями. Лорд Северн добросовестно почистил лампу, и солнечные блики весело играли на резьбе, покрывающей каждый ее дюйм.
Хелен передала лампу Г. М., который, надев очки, принялся вертеть ее в руках.
– Знаете, – заметил он после паузы, – такие вещи заставляют склоняться под тяжестью древности. Сколько лет этому светильнику?
– Немногим более трех тысяч.
– Странный образчик лампы, не так ли? Как она действовала?
– Ее наполняли маслом до краев и вставляли плавающий фитиль. Видите резные изображения по бокам?
– Ну?
– Это сцены из Книги мертвых,[10] – сказала Хелен. – Не слишком приятные. Мы нашли ее во внутреннем гробу мумии – возле руки.
– Присутствие лампы в таком месте необычное явление?
– Да. В это вкладывалось какое-то особое значение.
Г. М. взвесил лампу в руке.
– Она лишь чуть больше и тяжелее пепельницы, – заметил он. – Ну и что здесь не так?
– Насколько я знаю, ничего. Но…
– Но – что?
– Мне не хочется залезать в эмоциональные дебри, – сказала девушка. – Я намерена сделать то, что говорила репортерам: вернуться в Северн-Холл, как только Бенсон все там для меня приготовит, поставить эту лампу на каминную полку в своей комнате в качестве доказательства, что проклятие – чушь, и похоронить себя там до тех пор, пока не напишу подробную историю нашей экспедиции. Вас удивляет наличие у меня литературных склонностей?
– Не сказал бы.
Хелен бросила на него странный взгляд:
– А предположим, со мной что-то случится?
На лице Г. М. мелькнула усмешка, и она склонилась вперед:
– Я серьезно!
– Я тоже. Что может с вами случиться?
Хелен посмотрела в окно, словно интересуясь происходящим снаружи.
– Вы же слышали, что сказал тот человек.
– Алим… как бишь его?
– Да. «Обратится в пыль, будто не существовала вовсе». Конечно, я знаю, что это невозможно. И все же…
Ее голос увял. Г. М. смотрел на нее с интересом, вызванным происшедшей в ней внезапной переменой.
Хелен глядела в окно, по-видимому, на тусклую гряду пирамид, движущуюся вдалеке. Ее тело напряглось, рот слегка приоткрылся. Что она увидела там, было невозможно определить, но это вынудило ее застыть и затаить дыхание. Затем она кивнула собственным мыслям и устремила на Г. М. сосредоточенный невидящий взгляд.
– Сэр Генри… – Девушка кашлянула.
– Угу?
– Пожалуйста, забудьте все, что я вам говорила.
– Что?!
– Я сказала, что нуждаюсь в вашем совете. Несколько минут назад так оно и было. Но теперь он мне не нужен! – Ее голос дрогнул, словно от ужаса. – Я не хочу его! Не хочу!
Глава 4
Апрель в Англии начался с холодного дождя, напрочь смывшего все воспоминания о Египте. Причем холод нигде не ощущался сильнее, чем в Северн-Холле.
Путешествие из Лондона к Северн-Холлу достаточно приятно, если вы располагаете автомобилем. Однако ехать поездом свыше трех часов через Суиндон и Пертон в Глостер[11] значительно скучнее. В Глостере нужно пересесть на автобус или такси и ехать на юго-запад в сторону Шарпкросса,[12] покуда высокая каменная ограда обширного поместья не покажется вдалеке от дороги.
Вы въезжаете в поместье через обширные ворота, мимо сторожки, по извилистой гравиевой аллее и через две минуты с изумлением взираете на Северн-Холл.
Пристрастие к готическому стилю было введено в середине восемнадцатого столетия неким мистером Хорасом Уолполом.[13] Мистер Уолпол купил скромную виллу в Туикенеме[14] и постепенно стал расширять ее в манере, которую его романтическая душа полагала средневековой. Темные башни, цветные стекла, старинные доспехи и оружие радовали его сердце в Строберри-Хилл.[15] Вскоре мистер Уолпол написал роман «Замок Отранто», положив начало литературному стилю, который с помощью миссис Рэдклифф и Монаха Луиса[16] получил продолжение в девятнадцатом веке.
Наши прабабушки трепетали от страха над их романами. «Разве это не ужасно?» – спрашивает одна из них на страницах мисс Остин[17] со свойственной им мягкой сатирой.
Героинь с нежным взглядом преследовали жестокие графы в коридорах полуразрушенных замков.
Готика в архитектуре стала увлечением натур достаточно романтических и богатых. К их числу в 1794 году принадлежала жена первого графа Северна.
Леди Северн уговаривала быстро разбогатевшего супруга построить дом, достойный его недавно приобретенного царства. Лорду Северну не слишком нравилась эта затея – будучи простым человеком, он предпочитал стилю комфорт. Но он без памяти любил свою Огасту, чей портрет все еще висит в Северн-Холле, и поэтому решительно отдал себя на милость архитектурных экспериментов.
