Жорж Сименон - Висельник из Сен-Фольена
— Не было ли среди его вещей предметов, которые он особенно бережно хранил?
— Откуда вам это известно? — она испуганно вздрогнула и быстро сказала: — Старый костюм. Однажды Луи вошел в комнату в тот момент, когда я вынула костюм из картонной коробки, стоявшей у нас в спальне на гардеробе. Местами он был разорван и довольно грязный. Я хотела его починить и почистить. Луи очень рассердился. Он вырвал костюм у меня из рук, наговорил мне дерзостей и кричал так, что можно было подумать, будто он меня ненавидит. Это случилось через месяц после нашей свадьбы… — она вздохнула и виновато посмотрела на Мегрэ, словно извиняясь перед ним за то, что так мало могла рассказать ему о своей жизни.
— Он сделался странным, не так ли?
— Я уверена, что в этом не было его вины. Мне кажется, что он был чем-то болен, его что-то мучило, терзало… Иногда, особенно в те часы, когда мы были очень счастливы и веселы, он вдруг менялся в лице и переставал со мной разговаривать. Вечера мы обычно проводили на кухне. Я шила, он что-нибудь рассказывал. Он умел очень хорошо говорить. И вдруг он умолкал и смотрел на меня с какой-то скверной, злой насмешкой. Иногда он бросался лицом вниз на свою кровать, не пожелав даже доброй ночи.
— У него были друзья?
— Нет, никого. К нему никогда никто не приходил.
— Он куда-нибудь уезжал, получал от кого-нибудь письма?
— Нет, никогда. И очень не любил, когда кто-то бывал у нас. Иногда ко мне забегала соседка, у которой не было швейной машины, она приходила к нам, когда ей нужно было что-нибудь прострочить, и далее ее редкие визиты были поводом для того, чтобы привести Луи в ярость.
Когда его охватывал приступ бешенства, он совершенно не умел сдерживаться, но потом сам от этого очень страдал. Когда я ему сообщила, что у нас будет ребенок, он посмотрел на меня, как сумасшедший.
С этого рождения, и особенно после рождения маленького, он стал периодически напиваться. И между тем я знаю, что он любил сына. Временами он смотрел на него с таким же обожанием, как смотрел на меня в начале нашего брака. Он хватал его из колыбельки, бешено целовал, бормоча какие-то непонятные слова, а на другой день после этого приходил домой пьяный, закрывался в спальне на ключ и проводил там в одиночестве целые дни.
В первый раз после того, как это случилось, он плакал и просил у меня прощения. Возможно, если бы не вмешательство мамы, я сумела бы сохранить мужа, но моя мать постоянно читала ему морали, поучала его, и у них происходили дикие сцены, особенно в те дни, когда Луи по два-три дня не ходил на работу
Мы стали очень несчастны. Вы знаете, конечно, что это такое, когда муж пьет. Он сделался злым и придирчивым. Два раза моя мать выставляла его за дверь. В ответ он кричал ей, что она не смеет распоряжаться у него в доме. Уверяю вас, в те дни он был невменяем, он за себя не отвечал, что-то мучило его, заставляло пить… Но иногда бывали дни, когда все шло как прежде. Он бросал пить, возился с сыном, говорил мне нежные слова. Только это случалось все реже и реже и продолжалось недолго.
Последняя сцена была особенно отвратительна. Дома была моя мама. Луи подошел к кассе и взял деньги. Мама потребовала, чтобы он положил их обратно. Он не послушался, и тогда мама назвала его вором. Луи страшно побледнел. Он подошел к маме с таким лицом, будто собирался ее задушить. В ужасе я закричала: «Луи, не надо, пожалуйста, не надо!» Тогда он выбежал вон, хлопнув дверью так, что посыпались стекла из витрины. С тех пор прошло два года. Соседи иногда видели, как он проходил мимо, заглядывал в окна. Я справлялась о нем на заводе, где он работал, но мне ответили, что его там больше нет. Кто-то сказал мне, что он работает в мастерской на улице Рокет. Месяцев шесть тому назад я вдруг увидела его, стоящего у нашего окна. На мое несчастье мама, которая теперь живет со мной, была в это время в лавке и помешала мне побежать за ним следом… Вы поклялись мне, что мой муж не страдал, что он умер сразу. Это был хороший, но очень несчастный человек, уверяю вас. Теперь, когда я рассказала вам все, вы убедились в этом, не правда ли? — она с большим напряжением довела свой рассказ до конца. Видно было, что госпожа Женэ до сих пор глубоко любила мужа и он имел на нее сильное влияние. Говоря о нем, она безотчетно воскрешала его образ.
Как и перед беседой, Мегрэ вновь поразился сходством между этой женщиной и тем мужчиной, который в бременской гостинице, заломив от отчаяния руки, пустил себе пулю в рот.
Более того, и ее тоже била какая-то внутренняя лихорадка. Она замолчала, но было видно, что нервы ее напряглись. Женщина, казалось, задыхалась и чего-то ждала от комиссара.
— Женэ никогда не рассказывал вам о своем прошлом, своем детстве?
— Нет, он мало о себе говорил. Я всегда предполагала, что Луи получил образование, позволявшее ему занять более высокое положение, чем то, которое он имел. У него был красивый почерк, он хорошо знал латынь, переводил названия всех растений. Когда владельцу соседнего галантерейного магазина одежды понадобилось составить деловое письмо, Луи написал его так, как не написал бы ни один адвокат.
— Вы не видели никого из его семьи?
— Перед нашей женитьбой Луи сказал нам, что он круглый сирота… Я хотела бы узнать у вас, господин комиссар, когда перевезут во Францию его тело?
Так как Мегрэ заколебался, не зная, что ей на это ответить, она прибавила, глядя в сторону, чтобы скрыть свое смущение.
— Видите ли, магазин принадлежит моей матери, у меня нет своих денег, и я знаю, что она не захочет истратить ни одного сантима, чтобы перевезти его тело на родину, и не даст мне денег, чтобы я могла поехать с ним попрощаться…
Она смотрела на него с трогательной мольбой, доверчиво ожидая от него помощи.
— Я сделаю все необходимое, сударыня, чтобы тело вашего мужа доставили сюда.
— Я чувствую, что вы поняли, господин комиссар, поняли, какой это был несчастный человек.
— Располагал ли он какими-нибудь средствами?
— Ничем, кроме своего жалования. Поначалу он мне его отдавал целиком, а потом, когда начал пить…
Еще одна улыбка, но какая грустная и какая всепрощающая!.. Она ушла, немного успокоенная, по-прежнему держа в правой руке сумочку и сложенную пополам газету.
На улице Рокет, 18, Мегрэ нашел убогую гостиницу, в нижнем этаже ее находился грязный притон, который посещали бродяги, эмигранты и проститутки.
Эта часть улицы Лап с ее увеселительными заведениями и трущобами находилась лишь метрах в пятидесяти от площади Бастилии. Но на ней же располагались и несколько мастерских? сквозь открытые ворота которых слышались удары молотов, виднелись отблески газовой сварки. Перед мастерскими скопились тяжелые грузовики.
Деловая суета рабочих и спешащих с накладными в руках служащих представляла собой резкий контраст с едва различимыми мерзкими фигурками типов, которые слонялись вокруг.
— Мне нужен Женэ, — сказал комиссар, открывая дверь в контору гостиницы.
— Его нет дома.
— Он оставил комнату за собой?
Служитель сразу пронюхал, что Мегрэ из полиции, и недовольно ответил:
— Да! Комната номер 19.
— Женэ снимает ее поденно или помесячно?
— Помесячно.
— У вас есть для него корреспонденция?
Сначала служитель убеждал, что у него ничего нет, но в конце концов вынужден был вручить Мегрэ пакет, который Женэ отправил себе из Брюсселя.
— Часто получал он подобные конверты?
— Нет. За все время, что Женэ у нас живет, он получил всего три таких пакета. Тихий человек. Не вижу причины, почему полицию может интересовать этот несчастный.
— Он работал?
— Да.
— Регулярно?
— Всякое бывает. Иногда целыми неделями работает, иногда неделями нет.
Мегрэ потребовал ключ от комнаты. Осмотрев ее, он ничего там не нашел, кроме пары старых ботинок, тюбика от аспирина и брошенного в угол комбинезона. Спустившись вниз, он выяснил у служителя, что Луи Женэ никогда не принимал у себя знакомых, не водил женщин и в основном вел монотонно размеренный образ жизни. Не считая нескольких случаев отъезда, продолжавшихся по три-четыре дня.
— В его поведении не было ничего предосудительного, — закончил свой рассказ служитель, пожав плечами и прибавив при этом, что в здешнем заведении все постояльцы достаточно подозрительный сброд.
В доме номер 65, где работал Женэ, изготовляли насосы для пивных бочек. Это была большая мастерская. Старший мастер уже знал из газет про самоубийство Женэ.
— Я как раз собирался написать вам в полицию, — сказал он. — Женэ работал у нас около двух лет. Парень зарабатывал по восемь с половиной франков в час.
— Если работал.
— Я вижу, вы в курсе дела. Все они одинаковы.
Трудно найти непьющих, но обычно они напиваются вдребезги только в конце недели. С ним же это случалось совершенно неожиданно, и обычно запой продолжался дней по восемь. Однажды нам предстояла очень срочная работа. Я пошел за ним в гостиницу, где он жил, и что же вы думаете я там застал? Он пил, лежа в постели в полном одиночестве, пустые бутылки стояли на полу рядом с кроватью. Это была невеселая картина, уверяю вас!
