Жорж Сименон - Коновод с баржи «Провидение»
— Что случилось?
— Это я, Люкас, можно войти?
Инспектор Люкас, почти всегда работавший вместе с комиссаром Мегрэ, толкнул дверь и пожал влажную руку шефа, высунутую из-под одеяла.
— У вас уже есть что-нибудь? Не очень устали, старина?
— Не очень, шеф. Сразу же после вашего звонка я отправился в указанную вами гостиницу на углу улицы Гранд-Шомьер. Малюток там не оказалось. На всякий случай я записал имена. Сюзанна Вердье, по кличке Сюзи, родилась в Онфлере, в тысяча девятьсот шестом году, Лиа Лаувенштайн — в великом герцогстве Люксембургском в девятьсот третьем. Первая приехала в Париж четыре года назад и сначала работала служанкой, потом некоторое время натурщицей. Вторая жила главным образом на Лазурном берегу. Ни та, ни другая — я это проверил — не фигурируют в картотеке отдела охраны нравственности. Но последнее не имеет значения.
— Старина, не могли бы вы передать мне трубку и заказать кофе?
Слышно было, как в шлюзе бурлит вода и дизель замедляет обороты. Мегрэ встал с постели, подошел к умывальнику, налил в таз воды.
— Продолжайте.
— Я пошел в «Купол», как вы велели. Девиц там тоже не было, но все официанты их знают. Они направили меня в «Динго», потом в «Аист». Наконец я нашел их в маленьком американском баре, на улице Вавен, название я забыл. Они были одни и держались не очень-то уверенно. Лиа в самом деле недурна собой. У нее свой стиль. Сюзи — славная, добродушная блондиночка. Живи она в провинции, могла бы стать прекрасной матерью семейства.
— Вы не видите здесь полотенца? — спросил Мегрэ. Он зажмурился, по лицу его струилась вода. — Кстати, дождь идет по-прежнему?
— Когда я приехал, дождя не было. Но он может пойти с минуты на минуту. В шесть утра стоял такой туман, что нечем было дышать. Итак, я предложил девицам выпить. Они тут же попросили сандвичей, что меня сначала не удивило.
Но потом я заметил на шее у Лии Лаувенштайн жемчужное ожерелье. На всякий случай я его куснул. Настоящий! Не такой, конечно, как у американских миллиардеров, но на сто тысяч франков потянет. И вот, когда подобные дамочки предпочитают сандвичи и шоколад коктейлям…
Мегрэ, раскуривавший первую трубку, пошел открыть дверь девушке, которая принесла кофе. Потом поглядел в окно на яхту, где еще не было признаков жизни. Мимо «Южного Креста» прошла баржа. Речник, прислонившись спиной к рулевому колесу, с восхищением и завистью разглядывал своего соседа.
— Дальше. Я слушаю.
— Я отвел их в спокойное кафе. Там показал им свой жетон, посмотрел на ожерелье и спросил:
— Жемчуг Мэри Лэмпсон, не так ли?
Мои дамы, наверное, не знали, что ее нет в живых. Во всяком случае, если и знали, то отлично сыграли роль. Несколько минут они молчали. Потом Сюзи посоветовала подруге:
— Скажи правду, раз уж он так много знает.
— И это оказалось интересным… Помочь вам, шеф?
Мегрэ как раз старался поймать подтяжки, которые свисали ему на бедра.
— Сначала главное: обе поклялись, что Мэри Лэмпсон сама отдала им жемчужное ожерелье в прошлую пятницу в Париже, куда приехала повидать их. Вам должно быть все это понятнее, чем мне: я ведь знаю о деле только то, что вы сказали по телефону. Я спросил, не приезжала ли госпожа Лэмпсон в сопровождении Вилли Марко. Они заверили, что не видели Вилли с четверга, когда уехали из Мо.
— Не так быстро, — прервал его Мегрэ, завязывая галстук перед зеркалом, которое страшно искажало лицо. — Значит, так. В среду вечером «Южный Крест» прибывает в Мо. На борту обе наши девицы. Ночь в компании с полковником, Вилли, Мэри Лэмпсон и Глорией Негретти проходит весело. Очень поздно девиц отвозят в гостиницу, а в четверг утром они уезжают в Париж поездом… Денег им дали?
— По их словам, пятьсот франков.
— Они знали полковника прежде?
— Познакомились за несколько дней до этого.
— А что происходило на борту яхты?
Люкас криво улыбнулся.
— Хорошенькие вещи! Для англичанина вся жизнь — виски и женщины. Госпожа Негретти — его любовница.
— А жена об этом знала?
— Черт возьми! Она сама была любовницей Вилли. Но это не помешало им привезти на яхту девиц. Понимаете?
На рассвете они поспорили. Лиа Лаувенштайн возмущалась, говорила, что пятьсот франков — жалкая подачка. Сам полковник не ввязывался в спор, предоставив это Вилли.
Все были пьяны. Негретти уснула на палубе, и Владимиру пришлось стащить ее в каюту.
Мегрэ стоял у окна и смотрел на черную ленту канала, на левой стороне которого поезд узкоколейки по-прежнему возил грунт и камни.
Небо было серое, над землей нависли темные рваные тучи, но дождь еще не пошел.
— И что дальше?
— В общем, это все. В пятницу Мэри Лэмпсон, кажется, приезжала в Париж и встретилась в «Куполе» с нашими двумя девицами. Она отдала им свое ожерелье.
— Вот как? Ничего себе подарочек!
— Она поручила им продать ожерелье и оставить ей половину суммы. Сказала, что муж не дает ей денег.
Оклеен был номер желтыми обоями в цветочек. Эмалированный таз вносил в общий фон мертвенно-бледную ноту.
Мегрэ видел, как в кафе торопливо зашел смотритель шлюза в сопровождении какого-то речника и его коновода.
Они выпили у стойки по стопке рома.
— Это все, что мне удалось из них вытянуть! — закончил Люкас. — Я расстался с ними в два ночи, поручив инспектору Дюфуру следить за ними. Потом, согласно инструкции, пошел в префектуру навести справки по картотеке. Я нашел карточку Вилли Марко, высланного четыре года назад из Монако за не слишком честную игру. В прошлом году его задержали в Ницце по жалобе какой-то американки, у которой пропали драгоценности. Но потом жалобу, неизвестно по какой причине, взяли обратно, а Марко оставили на свободе. Вы думаете, сейчас он тоже причастен?
— Я ничего не думаю и могу поклясться, что говорю с вами искренне. Не забывайте, что преступление совершено в воскресенье, после десяти вечера, когда «Южный Крест» стоял на причале у Ла-Ферте-су-Жуар…
— А что вы скажете о полковнике?
Мегрэ пожал плечами и указал на Владимира, который только что выскочил из переднего люка и направился к кафе «Флотское» в неизменных белых брюках, свитере, туфлях на веревочной подошве и надвинутом на ухо американском берете.
— Месье Мегрэ просят к телефону, — крикнула подошедшая к двери рыжая девица.
— Спуститесь вместе со мной, старина, — попросил Мегрэ.
Аппарат находился в коридоре, рядом с вешалкой.
— Алло!.. Это Мо?.. Что вы говорите?.. Да, «Провидение»… Ее грузили весь день, в четверг, в Мо?.. Отвалила в пятницу, в три часа ночи? Больше никаких… «Эко-3». Это баржа-цистерна, не так ли?.. В пятницу вечером в Мо… Отправилась дальше в субботу утром… Благодарю, комиссар…
Да, допросите на всякий случай… Да, по прежнему адресу.
Люкас слушал разговор, не понимая его смысла. Не успел Мегрэ открыть рот, чтобы объяснить, как в дверях показался приехавший на велосипеде полицейский.
— Сообщение из отдела идентификации. Срочное!
Сапоги и брюки полицейского были в грязи.
— Пойдите немного просушитесь и выпейте за мое здоровье грогу, — посоветовал Мегрэ.
Он распечатал конверт и вполголоса прочел:
Результаты первых анализов по делу в Дизи: в волосах потерпевшей обнаружены следы смолы и рыжий конский волос.
Пятна на платье — керосиновые.
Желудок содержит красное вино и консервированную говядину, продаваемую в лавках под названием «Corned beef»[2].
— Ничего себе улики! Восемь лошадей из каждого десятка — рыжей масти, — вздохнул Мегрэ.
Владимир вошел в кафе и справился, где поблизости можно купить еды. Ему давали советы одновременно трое, включая полицейского, прибывшего на велосипеде из Эперне, который под конец направился в сопровождении русского к каменному мосту.
А Мегрэ вместе с Люкасом пошли к конюшне, где со вчерашнего вечера, кроме серой лошади, принадлежавшей хозяину, стояла еще только больная кобыла, которую собирались забить.
— Здесь она не могла выпачкаться в смоле, — заметил комиссар.
Он дважды прошел расстояние от канала до конюшни, огибая здание.
— Это не совсем смола. Мы называем это норвежским дегтем. Им покрывают деревянные баржи выше ватерлинии. Для нижней части используют газовый деготь — он значительно дешевле.
— У вас он есть?
— В лавке всегда имеется в запасе десятка два бидонов. Но он не продается. Речники будут красить свои баржи, когда появится солнце.
— А «Эко-3» — деревянная баржа?
— Железная, как большинство моторных судов.
— А «Провидение»?
— Из дерева. Вы уже что-нибудь выяснили?
Мегрэ не ответил.
— А знаете, что они говорят? — продолжал хозяин кафе, бросив свою тачку.
— Кто это — они?
— Люди с канала — речники, лоцманы, смотрители шлюзов. Они считают, что машина едва ли могла бы проехать по бечевнику. Ну, а мотоцикл? Мотоцикл мог проехать, наследив не намного больше, чем велосипед.
