Джон Карр - Мои покойные жёны
— Сожалею. Очевидно, так и есть.
— Ты делаешь все таким… реальным!
— Оно и есть реальное.
— Я так не думаю. По крайней мере, не хочу думать. — Берил скрестила руки на груди — темно-голубые глаза выражали сосредоточенность на проблемах постановки. — Как представить этот персонаж на сцене? Как передать льстивое очарование, переходящее во что-то другое? А героиня? Как передать ее глупость? Практически на протяжении всей пьесы она не догадывается — или, во всяком случае, отказывается верить, — что этот человек…
— Привет, Деннис! — послышался новый голос, и Брюс Рэнсом появился в открытых дверях уборной.
Как часто отмечал Деннис, вне сцены Брюс не слишком привлекал к себе внимание. Конечно, в нем ощущалась личность, но только не с первого взгляда. Он был высокий и широкоплечий, с темными, коротко стриженными волосами и выпирающими скулами под сонными глазами. Только на сцене через него словно пробегал электрический ток.
К тому же определенную роль играли костюм и грим. Если вы видели «Князя тьмы» в течение длительного периода, когда пьеса шла на сцене «Гранады», то вы, вероятно, помните, что весь третий акт Брюс появлялся на сцене в вечернем костюме с бриллиантовым крестом под белым галстуком и черной накидке, отороченной алым шелком. Этот наряд вместе с оранжево-розовым гримом, превращавшим на близком расстоянии его лицо в скуластую маску, мерцающими карими глазами, подведенными черным цветом, и сверкающими белизной зубами делал Брюса совсем иным человеком, чем в повседневной жизни.
Причину его огромной популярности среди коллег было несложно определить. Если ему и было не чуждо самодовольство, он никогда его не демонстрировал. Брюс знал свое дело. Он действительно был первоклассным актером, несмотря на дребедень, в которой ему часто приходилось играть. И хотя его едва ли можно было назвать юношей (Брюсу было сорок один год), он оставался серьезным и добросовестным, как недавний ученик.
Деннис Фостер ожидал увидеть его смертельно усталым. Но для актера окончание каждого спектакля знаменуется приливом бодрости, вызывая облегчение, так как еще одно испытание подошло к концу. Стоя в дверях, обрамленный алым шелком накидки, Брюс крикнул через плечо своему костюмеру Тоби, который следовал за ним по коридору:
— Тоби!
— Сэр?
— Достал пиво?
— Несу, сэр.
— Я мог бы съесть целый дом, — заявил Рэнсом, потирая руки. Он пропустил Тоби вперед и закрыл дверь уборной. — Надеюсь, кто-нибудь заказал столик? Отлично! Я не задержу вас даже на пять минут.
Поставив на туалетный стол бутылку и стакан, Тоби проворно снял с актера накидку. За ней последовали фрак и жилет, затем галстук, воротничок и крахмальная рубашка. Сбросив подтяжки через плечи, Рэнсом надел халат, который подал ему Тоби, и уселся за туалетный столик.
Медленно налив стакан пива, он отодвинул пятнистую собаку, достал сигарету из медного портсигара, зажег ее, затянулся, глотнул пиво и с шумом выдохнул, на миг обмякнув, как соломенная кукла. Запустив руки в банку с кольдкремом, актер начал натирать им лицо, удаляя грим.
— Брюс… — тихо заговорила Берил Уэст.
Деннис заметил, что все это время она молчала, стоя спиной к нему в подчеркнуто небрежной позе.
Лицо Брюса Рэнсома отражалось в зеркале над туалетным столиком — единственном ярком пятне в тусклой комнате. Деннису показалось, что Брюс бросил на девушку быстрый и виноватый взгляд, прежде чем сосредоточиться на кольдкреме.
— Что, крошка? — отозвался он.
Берил повернулась.
— Ты знаешь, — спросила она, — почему я просила Денниса прийти сюда сегодня вечером?
— Всегда рад видеть тебя, старина. — Отражение Брюса улыбнулось Деннису в зеркале. — У меня снова неприятности с подоходным налогом?
— Дело не в налоге, — нетерпеливо сказала Берил. — Но кто-то должен убедить тебя, если я не могу. Брюс, нужно изменить концовку новой пьесы!
— Послушай!.. — неожиданно рявкнул Брюс, но, вспомнив, что всегда был дружелюбен со всеми, сдержался и принял беспечный вид. — Неужели нам надо снова вдаваться в это, Берил?
— Да, надо! Это стыд и позор — над тобой будет смеяться весь театр!
— Жаль, — пробормотал Рэнсом.
— Брюс, это не пойдет! Я апеллирую к Деннису…
— Одну минуту! — запротестовал упомянутый джентльмен. Он чувствовал себя не в своей тарелке, хотя в глубине души был польщен тем, что к нему обратились за помощью, поэтому соединил кончики пальцев и постарался придать себе рассудительный вид. — Вы забываете, что я даже не знаю сюжет пьесы.
— Сейчас я тебе расскажу его, — отозвалась Берил. — После того как Бьюли совершил четвертое убийство…
— Погодите! — вмешался Брюс Рэнсом. — Деннис что-нибудь знает об этом парне?
— Дорогой Брюс, он знает о нем абсолютно все! Он даже знаком со старшим инспектором, который…
Рэнсом, казалось, не слышал.
— Бьюли был великолепен, — заметил актер, сосредоточенно глядя в зеркало. — Маленький штрих — я имею в виду женщину, заглядывающую в щель между оконными портьерами и видящую на кушетке задушенную жертву, покуда Бьюли зажигает сигарету под лампой, — вот ключ к тому, как играть роль.
— Продолжай, Берил, — сказал Деннис.
Девушка колебалась, словно думала о чем-то другом.
— После того как Бьюли совершил четвертое убийство, он напуган и решает начать новую жизнь. Он отправляется в деревню, останавливается в местной гостинице и влюбляется — на сей раз по-настоящему — в невинную светловолосую девушку, дочь уважаемых людей, ее отец — местная шишка. Роль идеально подошла бы тебе, Берил. Пьеса начинается как обычная романтическая комедия. Но зритель постепенно осознает, что тут что-то не так. С подачи деревенского сплетника всплывает и начинает распространяться история прошлых преступлений. Становится очевидным, что обаятельный незнакомец в действительности убийца, который исправился не больше, чем кот, продолжающий мучить мышей.
Берил сделала паузу.
Теперь, когда звуки после окончания спектакля замерли в коридорах за кулисами, в театре стало очень тихо.
Брюс Рэнсом продолжал быстрыми движениями накладывать на лицо кольдкрем. Его глаза в зеркале казались бесстрастными. От лежащей на краю туалетного стола сигареты тянулась к потолку струйка дыма.
— Первым это начинает понимать отец девушки, — снова заговорила Берил. — Седеющий пожилой бизнесмен, которого мог бы играть Эдмунд Джервис. Но он беспомощен, так как не может ничего доказать. Девушка, разумеется, отказывается этому верить, хотя в один момент мы могли бы поклясться, что Бьюли потерял голову и собирается убить ее. Признаю: автор добился напряжения, которое при соответствующей игре заставит публику вскакивать с мест. В третьем акте наступает кульминация. Бьюли убеждает девушку бежать с ним. Отец застает их при попытке к бегству, выходит из себя и пытается застрелить Бьюли. А потом… О боже!
Деннис Фостер подпрыгнул на стуле. Голос Берил перешел в стон. Она распростерла руки, словно взывая к Вселенной.
— Выясняется, что так называемый убийца — вовсе не Бьюли.
— Не Бьюли?
— Да! Выясняется, что известный романист в поисках материала решил притвориться Бьюли, чтобы понаблюдать за реакцией окружающих. Куда это годится, я вас спрашиваю?
Брюс Рэнсом отодвинул банку с кольдкремом и начал вытирать лицо куском ткани, косясь в зеркале одним глазом на Берил.
— Публике нужен счастливый конец, — заявил он.
— Брюс, дорогой…
— Обязательно нужен, — настаивал актер. — Кроме того, что в этом плохого?
— Что плохого?!
— Да, объясни мне.
Девушка подошла к нему. С раскрасневшимися щеками, полузакрытыми блестящими глазами и вздымающейся под серым платьем грудью она словно молила о чьей-то жизни. При этом Берил выглядела настолько привлекательной, что у Денниса Фостера закружилась голова. Очевидно, Брюс Рэнсом также это почувствовал, так как обернулся к ней.
— Это антикульминация, Брюс, — продолжала Берил. — Это эмоционально и артистически неестественно. Неужели ты не понимаешь? Вся пьеса провалится с треском…
— Не согласен.
— Послушай меня, дорогой. Вся пьеса провалится с треском, если этот человек окажется не Бьюли. Более того, она просто распадется.
— Почему?
— Ну, что происходит после того, как выяснится, что «Бьюли» — известный романист в поисках материала? Чем все заканчивается?
— Счастливым…
— Перестань, Брюс! Девушка бросается в его объятия. Отец со слезами на глазах пожимает ему руку и дает благословение на брак. Прибежавшая мать делает то же самое. Брюс, в настоящей жизни такого не бывает!
— Не понимаю почему. Что, по-твоему, должно произойти?
— Старик должен застрелить его.
