Джон Карр - Загадка Безумного Шляпника
Джентльмены, я весь покрылся холодным потом и задрожал. Она была засунута внизу между решеткой – тонкая пачка листов, покрытых пятнами плесени и сложенных в длину пополам. Это было подобно откровению, потому что, когда я вошел в ворота и увидел, что рабочие ремонтируют дом, мне подумалось: «А что, если бы я нашел…» Признаюсь, я буквально бросился вперед, оттолкнув рабочих. Один из них ругнулся и чуть не уронил решетку. Одного взгляда на почерк той части рукописи, что я увидел, было достаточно. Вы знаете эту характерную извилистую черту под заглавием в рукописях По и манеру написания букв его имени – Э.А. По?
Но нужно было соблюдать осторожность. Я не знал, кому теперь принадлежит дом, а владелец мог понимать ценность моей находки. Предлагая рабочим деньги за то, чтобы они позволили мне взять рукопись, я должен был назвать им не очень большую сумму. В противном случае они бы что-то заподозрили и запросили гораздо больше…
Сэр Уильям скупо улыбнулся:
– Я объяснил, что у меня нечто вроде сентиментального интереса к человеку, который здесь когда-то жил, и сказал: «Послушайте, я дам вам за это десять долларов». Даже при этом они подозрительно поглядели на меня. Наверное, у них возникли подозрения, что здесь спрятаны какие-то сокровища или указания, как их найти. Призраку По это страшно понравилось бы. – И снова он усмехнулся, стиснув зубы, и широко развел руками. – Но рабочие посмотрели на рукопись и увидели, что это «просто какая-то история и еще какая-то глупость, которая начинается с очень длинных и непонятных слов». Я весь дрожал, опасаясь, что они повредят рукопись. Сложенная пополам, она могла рассыпаться уже от возраста и хрупкости бумаги. Наконец они согласились уступить ее мне за двадцать долларов, и я унес свою драгоценность.
Как вы, вероятно, знаете, крупнейшими специалистами по произведениям Появляются профессор Гарвей Аллен из Нью-Йорка и доктор Робертсон из Балтимора. Я знаком с Робертсоном, поэтому понес находку к нему. Прежде всего я взял с него слово, что он никогда никому не расскажет про то, что я ему покажу…
Время от времени Рэмпоул бросал взгляды на старшего инспектора и заметил, что тот не то чтобы начал скучать, а становился все беспокойнее и нетерпеливее, а между бровей у него залегла глубокая складка.
– Но почему нужно было держать это в тайне? – не выдержал Хэдли. – Если возникал вопрос о праве на рукопись, то вы имели на нее преимущественное право. Вы могли купить ее. И ведь вы сделали, как вы сами подчеркнули, величайшее открытие. Почему же не объявили об этом, когда могли прославиться благодаря своему открытию?
Смерив его долгим взглядом, сэр Уильям покачал головой:
– Вы не понимаете. А я не могу вам объяснить. Я не хотел никаких проблем. Я только хотел иметь эту великую вещь, которая была бы тайной между По и мной, для себя одного. Чтобы никто ее не увидел, пока я не передумаю. Чтобы она была моей, понимаете? Это было бы почти так, как если бы я был лично знаком с По. – Его лицо, лицо безумца, побледнело. Он силился подобрать слова для объяснения столь страстного и невыразимого желания, и его рука беспомощно шарила по воздуху. – В любом случае Робертсон – человек чести. Он обещал хранить тайну и будет ее хранить, хотя и пытался убедить меня обнародовать мою находку, как предложили и вы, Хэдли. Но естественно, я отказался… Джентльмены, рукопись оказалась именно такой, о чем я сказал, и даже лучше.
– И что же это было? – проявил настойчивость доктор Фелл.
Сэр Уильям долго не решался заговорить. Наконец взволнованно и тихо произнес:
– Минутку, джентльмены. Дело не в том, что… что я вам не доверяю. Нет, конечно нет! Но я уже слишком многое открыл незнакомым мне людям. Простите меня. Пока я предпочитаю хранить свою тайну. Достаточно того, что я обрисовал вам ценность украденной у меня вещи, чтобы вы могли сказать, поможете ли мне ее найти. Кроме того, мы уже и так потратили уйму времени.
– Это вы его потратили, – вежливо поправил его инспектор. – Так что скажете, доктор?
На лице доктора Фелла застыло странное выражение: это была смесь презрения, юмора и скуки. Он поерзал в кресле, поправил очки и задумчиво уставился на обладателя титула.
– Расскажите нам, – предложил он, – об обстоятельствах кражи и о том, кого вы подозреваете. Ведь у вас есть какие-то подозрения, не так ли?
Сэр Уильям тут же ответил: «Да» – и осекся. Помолчав, он продолжил:
– Она была похищена из моего дома на Беркли-сквер… дайте подумать… Сегодня понедельник… Так вот, она была похищена в какой-то момент между субботним днем и воскресным утром. Позвольте мне все объяснить.
На втором этаже дома к моей спальне примыкает туалетная комната. Я в значительной степени использую ее в качестве кабинета. Конечно, большая часть моей коллекции находится внизу, в библиотеке и в самом кабинете. В субботу днем я изучал рукопись в своем верхнем кабинете…
– Он был заперт? – спросил заинтересованный Хэдли.
– Нет. Никто – по крайней мере, я так полагал, – никто о ней не знал. И я не видел причин предпринимать исключительные меры предосторожности. Она лежала в ящике моего стола, завернутая ради сохранности в папиросную бумагу.
– А ваши домочадцы? Они знали о ней?
Сэр Уильям быстро наклонил голову:
– Рад, Хэдли, что вы об этом спросили. Не думайте, что я обижусь на ваше предположение. Но лично я никого не подозревал… Во всяком случае, когда обнаружил кражу. Естественно, их я не подозреваю. Еще не хватало!
– Естественно, – благодушно повторил инспектор. – Итак?
– В настоящее время мои домочадцы – это дочь Шейла… Хэдли слегка нахмурился, не поднимая головы и глядя на стол.
– Собственно, я говорил о слугах, – буркнул он. – Но продолжайте, прошу вас.
Старший инспектор поднял голову, и его спокойный взгляд встретился с пронзительным взглядом рассказчика.
– Значит, моя дочь Шейла, – продолжал тот, – мой брат Лестер и его жена. Племянник моей жены Филип живет отдельно, но обычно обедает у нас по воскресеньям. Вот и все, за исключением моего гостя – мистера Джулиуса Эрбора, американского коллекционера. – Сэр Уильям замолчал, пристально разглядывая отполированные ногти. – Что касается вопроса о том, кто знал о рукописи, – вновь заговорил он, небрежно взмахнув рукой, – то моя семья, разумеется, знала, что я привез из-за границы ценную рукопись. Но никто из них не питает ни малейшего интереса к таким вещам. И мне достаточно было просто сказать им, что я привез еще одну рукопись. Должен признаться, время от времени я делал кое-какие намеки, как взволнованный человек, который уверен, что никто их не поймет. Но…
– А мистер Эрбор?
– Я собирался показать ему свое приобретение, – спокойно ответил сэр Уильям. – У него превосходная коллекция первых изданий По. Но я даже не упоминал про нее.
– Продолжайте, – флегматично протянул Хэдли.
– Как я сказал, в субботу днем я изучал рукопись. Позднее я отправился в Тауэр…
– В Тауэр?
– Мой старый друг, генерал Мейсон, – заместитель директора музея. Он и его секретарь произвели очень интересное изучение архива Тауэра. Они хотели показать мне недавно обнаруженные записи, касающиеся Роберта Девере, графа Эссекса, который…
– Понятно, – прервал его речевой поток Хэдли. – А потом?
– Возвратившись домой, я пообедал в одиночестве, после чего отправился в театр. Тогда я не входил в кабинет, а из театра вернулся поздно и сразу лег спать. Я обнаружил пропажу в воскресенье утром. Попытки проникнуть в дом путем взлома не было. Все окна были заперты, и в доме больше ничего не тронуто. Рукопись просто исчезла из ящика стола.
Хэдли потеребил мочку уха и взглянул на доктора Фелла. Но тот сидел, опустив голову на грудь, и хранил молчание.
– Ящик был заперт? – продолжал Хэдли.
– Нет.
– А ваша комната?
– Нет.
– Понятно. И что вы сделали?
– Я вызвал камердинера. – Сэр Уильям опять побарабанил длинными пальцами по столу, подергал длинной шеей и несколько раз безуспешно попытался заговорить. Наконец он справился с волнением. – Должен признаться, Хэдли, сначала я заподозрил именно его. Он новый человек, проработал у меня всего несколько месяцев. У него был свободный доступ к моим комнатам, поэтому он мог бродить где ему вздумается, ни у кого не возбуждая подозрений. Но камердинер казался таким честным, таким преданным и таким ограниченным во всем, что выходило за рамки его служебных обязанностей! А я льщу себя надеждой, что хорошо разбираюсь в людях.
– Все мы так думаем, – согласился Хэдли с кислой миной. – Поэтому у нас и возникает столько проблем. Ну-с?
– Но я оказался прав в моем суждении о камердинере, – решительно заявил сэр Уильям. – Его наняла моя дочь Шейла. Он пятнадцать лет был в услужении покойного маркиза Сандиваля. Я лично говорил вчера с леди Сандиваль, и она решительно отмела саму мысль о том, что Маркс может быть вором… Но я упомянул, что сначала подозревал его. Он был явно растерян, не мог связать и двух слов, но это было следствием его природной тупости.
