Жорж Сименон - Безбилетный пассажир
Пассажиры все время наблюдали друг за другом.
По сто раз в день Оуэн чувствовал на себе взгляд Альфреда, но человек из Панамы глаз не отводил.
— Очень не люблю таких пассажиров на борту, — признался капитан. Завидев англичанина, он поспешил открыть дверь своей каюты. — Между Марселем и Панамой такие случаются часто. Иногда они садятся вместе с женщинами. Некоторые совершают круизы ежегодно, чтобы подлечить в Виши печень. Однако вести себя подобным образом на этом участке линии Тихого океана не всякий отважится. Что им делать на островах, где их тотчас же обнаружат? Кстати, такие люди не опасны для окружающих.
Мсье Оуэн ответил ему неотразимой улыбкой.
— Их довольно много в Панаме и в Колоне, добрых два десятка, и среди них не менее пяти беглых каторжников. Они составляют нечто вроде мафии, как говорят американцы, ворочают крупными делами. Они богаты, живут размеренной жизнью. Знаете, если вам доведется еще раз проехать через Панаму, я покажу вам кафе, где вы сможете увидеть их ежедневно, когда они играют в белот[3].
Время от времени они начинают выяснять отношения, а потом одного, который брал себе куски пожирнее или не подчинялся правилам, находят с ножом в спине или с простреленной головой.
Кстати, непонятно, каким способом этот Альфред Мужен оказался на борту… Я навел справки в нашем агентстве в Панаме… Еще утром в день отплытия у него не было места… Видимо, он не был точно уверен, что поедет, или просто не хотел, чтобы об этом узнали.
Вы понимаете, что я имею в виду? В последнюю минуту он позвонил по телефону и справился, сможет ли подняться на корабль, как только судно подойдет к рейду.
— Я его видел, — сказал мсье Оуэн… — Он очень нервничал…
— Допустим, он с кем-то плохо обошелся и тот поклялся с ним расквитаться… Он знает, что во Франции или где-то в другом месте его в конце концов обнаружат. И наоборот, на островах, куда суда приходят не чаще, чем раз в полтора месяца, у него есть время осмотреться… Любопытно было бы узнать, что лежит в его зеленом чемоданчике, который с трудом несли двое…
Оуэн поставил свой шезлонг напротив лодки. Только когда радист погасил свет, он кашлянул, устремив взгляд туда, где той ночью приподнимался чехол. Ему пришлось несколько минут подождать, он снова кашлянул три-четыре раза, пока не услышал легкий шум, свидетельствующий о том, что в лодке находится живое существо.
Очень тихо, пожевывая сигару, он прошептал:
— Вы написали мне записку?
— Нет…
— Вам что-нибудь нужно? У вас есть что пить?
— Нет…
— Хотите вина?
— Воды…
— Сейчас?
— Если можно…
— Еда у вас есть?
— Да…
— Хотите, чтобы я вам что-нибудь принес?
— Фруктов…
Оуэн едва шевельнул губами, не выпуская из виду рубку радиста.
— Я буду каждый день приносить вам еду и питье…
— Ладно…
— Может быть, хотите, чтобы я принес вам подушку?
— Это слишком опасно…
Но именно потому, что было опасно, майора это забавляло.
— Может быть, завтра…
— Если можно…
— Ждите меня… Я приду…
Он спустился в свою каюту, чтобы взять графин со свежей водой; но потом подумал, что назавтра стюард заметит исчезновение графина и пойдет его искать в общую ванну. На столике у кровати лежали фрукты. Ему случалось съедать их ночью, и он положил в карман яблоко и два банана.
— Осторожно… Я передаю вам графин… Приподнимите чехол…
Он надеялся, что увидит лицо незнакомца, но мелькнуло лишь светлое пятно — рука.
— Вы выпьете сразу?
— Лучше оставьте на день…
— Вот фрукты… Завтра принесу вам какой-нибудь еды… Вы плывете на Таити?
Этот вопрос остался без ответа.
— Вы сели в Кристобале?
Ответа также не последовало. В общем, это было и так ясно, не мог же человек прятаться в спасательной шлюпке с самого Марселя, иначе говоря, в течение двадцати двух дней.
— Вы ничего не хотите мне сказать?
— Нет… Спасибо…
Глухой голос, такие иногда слышишь во сне…
— Вам тут не слишком плохо?
— Нормально…
Назавтра майора взволновала одна мысль. Точнее, она пришла; ему в голову ночью, и он с трудом смог заснуть. Когда наутро стюард принес Оуэну яичницу с беконом, тот спросил:
— А у вас не бывает учебной тревоги?
На борту всех кораблей, как правило, на второй день дается сигнал тревоги и каждый пассажир должен занять указанное ему место возле шлюпок, а их вынимают из гнезд и спускают на несколько метров вниз к поверхности воды, чтобы удостовериться, что все механизмы работают исправно.
— Чаще всего проводим их в Атлантике, здесь — редко. Ведь в Панаме сели всего два или три пассажира, игра не стоит свеч.
Оуэн продолжал расхаживать по кораблю, завязывал разговоры, особенно с пассажирами второго класса, которые уже его хорошо знали.
Любопытный тип был этот миссионер… Вот уже два года он жил на атолле Паумоту, где оказался единственным белым. Провизию ему доставляли раз в год на шхуне. Сейчас он возвращался из своего первого отпуска во Францию. Отважиться на такое путешествие его вынудила смерть отца, оставившего в его пользу запутанное завещание.
Что же касается рыжеволосой красотки, то объектом ее нежных чувств и непрерывных ласковых взглядов был тот самый худосочный и сутулый парень.
На пятый день объявили, что вдали, по левому борту, показалась земля. Все бросились на палубу, хотя на горизонте виднелась лишь узкая темная полоска — острова Галапагос.
С графинами происходило нечто таинственное. Дважды Оуэн уносил графины из общей туалетной комнаты. Оба раза он забывал попросить безбилетного пассажира вернуть предыдущий. И недоумевающий Ли выслеживал вора.
К тому же он, наверное, решил, что у майора Оуэна завелись странные причуды. По утрам вместо яичницы с беконом тот просил принести ему нарезанную ветчину, да побольше, и крутые яйца. А когда Ли приходил за подносом, скорлупы не было.
Вечером англичанин требовал сэндвичи. Их подавали в баре, где сразу же и съедали. Он же забирал сэндвичи в каюту — на ночь, как он говорил, и фрукты, в основном яблоки, и побольше.
Безбилетный пассажир любил яблоки.
Все происходило по заведенному порядку. Оуэн ждал, пока все улягутся. Часто ему приходилось ждать, потому что у Альфреда Мужена была просто мания курить до поздней ночи, облокотившись о поручни.
Оуэн складывал еду в карманы, кое-как прятал графин под полой пиджака. Из-за этого все чуть было не открылось, когда на шестой вечер он столкнулся на трапе с капитаном.
— Еще не легли?
— Хочу подышать свежим воздухом наверху.
И он так стремительно зашагал прочь, что слегка расплескал воду по ступенькам. Поэтому назавтра он взял с собой в каюту бутылку виски и стакан. Все решили, что ночью он пьет в одиночестве на верхней палубе.
Незнакомец не становился разговорчивее. На все вопросы он отвечал, как правило, односложно.
— Вы уже бывали на Таити?
— Нет.
— Вы продумали, как вы выйдете на сушу?
— Нет…
— Вы француз?
— Да…
— Это уже легче. Правда, ненамного. Я тут беседовал с капитаном…
Особенно досаждал радист. Можно было подумать, что он спит не больше часа в сутки. Внезапно он просыпался, зажигал свет, садился в пижаме перед своими приборами. Оуэн подозревал, что таким образом тот подслушивает какие-то разговоры, не предназначенные для его ушей. Он не вступал ни в какие контакты на корабле, кроме чисто профессиональных, с другими членами экипажа. В конечном счете, он жил на корабле своей отдельной жизнью, связанной с радиоволнами, беседуя бог знает о чем с другими радистами, затерянными, как и он, в пространстве.
— Если вас обнаружат на борту даже во время высадки, вас не выпустят отсюда, пока вы не докажете, что располагаете достаточной суммой для жизни на Таити.
— У меня нет денег.
Оуэн улыбнулся. Как будто состоятельный человек согласился бы прожить, пусть всего три дня, скрючившись под чехлом спасательной шлюпки на солнцепеке Южных морей.
Часто в течение дня он вспоминал о незнакомце. Днем во время жары корабль казался вымершим. Кроме кочегаров у топки, вахтенного офицера и рулевого, все лежали на своих койках под вентиляторами.
Привлекательная рыжеволосая девица по меньшей мере два часа плескалась в крошечном бассейне, где она лежала на спине, выпятив огромные груди.
Из-за этого тоже едва не возник конфликт, так как в определенные часы бассейн был отведен пассажирам первого класса, остальные могли им пользоваться в неудобное время — рано утром или под вечер.
Рыжеволосая явно переусердствовала, купаясь, когда ей заблагорассудится. Мадам Жюстен сделала язвительное замечание мсье Жанблану, и тот пообещал, что примет меры.
