Жорж Сименон - Дело Сен-Фиакра
— Вы ведь тоже были у мессы, правда? — обратилась она к Мегрэ, словно призывая его в свидетели. — Подумать только — никто ничего не заметил! Мне рассказали, когда я уже вернулась сюда…
Человек всегда чувствует себя неловко, если в подобных ситуациях ведет себя более сдержанно, чем посторонние, которым вроде бы не с чего так уж убиваться.
Морис выслушивал соболезнования, стараясь сдержать раздражение, и, чтобы скрыть замешательство, направился к этажерке, взял оттуда бутылку рома и наполнил две стопки.
Плечи у него затряслись, он залпом выпил стопку и обратился к Мегрэ:
— По-моему, я простыл; видно, утром продуло в машине.
— В наших краях всегда все простужены, господин Морис… — отозвалась Мари Татен. И, обращаясь к Мегрэ, заметила: — Вам бы тоже не мешало поберечься: я слышала, как вы кашляли ночью.
Крестьяне собрались уходить. Печка раскалилась докрасна.
— И ведь в такой день! — причитала Мари Татен.
Из-за ее косоглазия было непонятно, к кому она обращается — к Мегрэ или к молодому графу.
— Не хотите ли перекусить? Надо же, я была так потрясена, когда мне сообщили о несчастье, что даже забыла переодеться.
Однако она ограничилась тем, что надела фартук поверх своего черного платья, которое надевала только в церковь. Шляпка ее осталась сиротливо лежать на столе.
После второй стопки рома Морис де Сен-Фиакр вопросительно поглядел на Мегрэ, словно ожидая его дальнейших распоряжений.
— Идемте, — сказал комиссар.
— Вы придете обедать? Я зарезала курочку и…
Но мужчины уже вышли на улицу. Перед церковью стояло несколько двуколок, хозяева которых, не выпрягая лошадей, привязали их к тополям, росшим у храма.
Над кладбищенской оградой там и сям виднелись головы прихожан. Единственным ярким пятном во дворе замка была желтая спортивная машина графа.
— Чек кроссирован?[2]
— Да, но завтра же он будет представлен к оплате.
— Вы много работаете?
Ответом ему было молчание. Тишину нарушал лишь звук их шагов по подмерзшей дороге, шелест гонимых ветром сухих листьев да пофыркивание лошадей.
— Видите ли, я, что называется, шалопай, человек никчемный. За что только я не брался! Да вот — эти самые сорок тысяч франков! На эти деньги я хотел основать киностудию. А до этого был вкладчиком одной радиокомпании.
Справа, со стороны пруда Богородицы, донесся приглушенный звук выстрела. Показался охотник, размашисто шагавший к добыче, над которой заливалась лаем его собака.
— Это Готье, наш управляющий, — пояснил Морис. — Видимо, отправился на охоту еще до того, как…
И тут граф вдруг потерял контроль над собой: лицо его исказилось, он яростно топнул ногой и, казалось, вот-вот разрыдается.
— Бедная старушенция! — выдавил он сквозь зубы, стараясь унять дрожь губ. — Это… это так мерзко! А этот гаденыш Жан, он…
И тут, словно по волшебству, они заметили двух мужчин, прохаживавшихся по двору замка: это были Бушардон и Жан Метейе. Похоже, секретарь яростно доказывал что-то — так неистово размахивал он худыми руками.
Временами ветер приносил аромат хризантем.
Глава 3
Церковный служка
Солнце так и не выглянуло из-за туч, но дымка рассеялась, и потому все предметы казались особенно четкими и выпуклыми. Каждая деталь проступала с беспощадной объемностью и ясностью: стволы деревьев, сухие ветки, булыжники, а главное — черные силуэты пришедших на кладбище людей. По контрасту белые надгробия, белоснежные накрахмаленные воротнички посетителей и чепцы старух казались чем-то нереальным и резали глаз своей белизной.
Не будь студеного северного ветра, обжигавшего лицо, могло показаться, что весь пейзаж накрыт чуть запыленным стеклянным колпаком.
— Мы еще вернемся к нашему разговору.
Мегрэ покинул графа де Сен-Фиакра у кладбищенской ограды. Какая-то старуха, сидевшая на принесенной с собой скамеечке, настойчиво предлагала прохожим апельсины и шоколад.
Крупные, кисловатые, недозрелые апельсины. Да еще глазированные! При одном взгляде на них слюнки текли, и, хотя потом от них изрядно драло горло, Мегрэ, когда ему было лет десять, всякий раз накидывался на них — ведь это были апельсины!
Подняв бархатный воротник пальто, комиссар шел, не глядя по сторонам. Он и без того прекрасно помнил, где находится могила отца: налево, третья за кипарисом.
Кладбище украсилось цветами. Накануне иные прихожанки с мылом отмывали надгробия. Решетки могильных оград сияли свежей краской.
«ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ЭВАРИСТ МЕГРЭ».
— Извините, здесь не курят.
Комиссар не сразу сообразил, что слова эти обращены к нему. Наконец он увидел стоящего перед ним звонаря, который был заодно и кладбищенским сторожем, и, не погасив трубки, сунул ее прямо в карман.
Ему никак не удавалось сосредоточиться на какой-нибудь одной мысли. На него нахлынули воспоминания — об отце, о мальчике, утонувшем в пруду Богородицы, о младенце, которого в нарядной коляске катали по парку замка.
Люди с любопытством таращились на него. Оглядевшись, он обнаружил, что их лица ему знакомы. Но в былые времена тот, например, мужчина, который нес сейчас малыша вслед за женщиной на сносях, был пятилетним ребенком.
Цветов Мегрэ не захватил. Да и вообще отцовская могила выглядела заброшенной. Насупившись, он двинулся к выходу, бормоча себе под нос, но так, что несколько человек обернулись на эти слова:
— Прежде всего нужно отыскать молитвенник.
Возвращаться в замок не хотелось. Нечто в тамошней атмосфере было ему глубоко отвратительно и вызывало негодование.
Разумеется, он давно не питал никаких иллюзий относительно человеческой природы. Тем не менее он так и кипел: эти люди умудрились испоганить его воспоминание о детстве. Особенно графиня: ведь в памяти его она запечатлелась благородной и прекрасной, точь-в-точь героиня детской волшебной сказки из книжки с картинками.
И вдруг она превратилась в выжившую из ума старуху, за деньги покупавшую любовь молодых подонков.
Мало того! Ей даже не хватало духу делать это в открытую, не таясь! Этот самый Жан прикидывался ее секретарем! К тому же был не так уж молод, да и красотой не отличался.
А бедная старушенция, как называл ее сын, разрывалась меж благочестием и той греховной жизнью, которую вела в замке.
В довершение всего последнему отпрыску графского рода де Сен-Фиакров грозит арест, если выданный им чек будет опротестован.
Впереди шел какой-то мужчина с охотничьим ружьем за плечами, и комиссар сообразил, что он направляется к дому управляющего. Похоже, это был тот самый охотник, за которым они давеча наблюдали.
Мегрэ шел за ним буквально по пятам, и они почти одновременно добрались до двора, где взъерошенные куры жались к стене, пытаясь укрыться от ветра.
— Эй!
Охотник обернулся.
— Вы управляющий Сен-Фиакров?
— А вы кто такой?
— Комиссар Мегрэ из уголовной полиции.
— Мегрэ?
Управляющий изумился, услышав это имя, но никак не мог вспомнить, где он его слышал.
— Вам уже сообщили?
— Только что. Я был на охоте. Но при чем здесь полиция?
Управляющий был невысок ростом, коренаст, седоволос. На сморщенном, как печеное яблоко, лице под кустистыми бровями прятались глаза.
— Мне сказали, сердце у нее отказало.
— Куда вы теперь направляетесь?
— Не могу же явиться в замок в залепленных грязью сапогах да еще с ружьем!
Из его охотничьей сумки свешивалась голова зайца.
Мегрэ поглядел на домик, к которому они направлялись.
— Ага, кухню переделали.
— Да уж лет пятнадцать назад, — буркнул управляющий.
— Как ваше имя?
— Готье… Правда ли, что господин граф приехал?
Хотя…
Управляющий мялся и, по всей видимости, чего-то недоговаривал. И уже толкнул дверь, явно не собираясь приглашать в дом Мегрэ.
Однако комиссар вошел вслед за ним и повернул направо — к столовой, где пахло хорошим коньяком и чем-то сдобным.
— Погодите минутку, господин Готье. В замке пока обойдутся без вас. А мне нужно задать вам несколько вопросов.
— Иди скорее! — донесся из кухни женский голос. — Говорят, это ужас что такое…
А Мегрэ время от времени поглаживал дубовый стол, украшенный по углам резьбой, изображавшей львиные головы. Этот стол был памятен ему с детства, уже после смерти отца его продали новому управляющему.
Между тем Готье загремел бутылками в буфете, выбирая, какую подать на стол. Не исключено, впрочем, что он просто тянул время.
— Что вы можете сказать о господине Жане? Кстати, как его фамилия?
— Метейе… Он из довольно приличной семьи. Уроженец Буржа.
— Дорого он обходился графине?
Готье промолчал и наполнил рюмки виноградной водкой.
— Какие обязанности он выполнял в замке? Думаю, вся работа была на вас, раз вы управляющий.
— Разумеется.
