Агата Кристи - Том седьмой. Выпуск II
— Кто? Слуги? О, Джордж, перестань волноваться по пустякам. Вечно ты беспокоишься по поводу денег.
— Кому-то ведь надо беспокоиться, — отозвался Джордж.
— Да, но глупо экономить на мелочах. Почему бы тебе не уговорить отца давать нам больше денег?
— Он и так дает немало.
— Как плохо целиком зависеть от твоего отца! Было бы куда лучше, если бы он дал тебе приличную сумму сразу.
— Это не в его правилах.
Магдалина посмотрела на него. Взгляд ее карих глаз внезапно сделался колючим. А безразличное до этого фарфоровое лицо стало осмысленным.
— Он страшно богат, правда, Джордж? Может быть, даже миллионер?
— Два-три миллиона у него есть.
— И откуда только такие деньги? — с завистью вздохнула Магдалина. — Из Южной Африки?
— Да. Он еще в молодости сколотил там целое состояние. В основном на алмазах.
— Потрясающе! — отозвалась Магдалина.
— А когда вернулся в Англию и занялся бизнесом, то удвоил, а то и утроил свое состояние.
— А что будет с деньгами, когда он умрет? — спросила Магдалина.
— Отец об этом не очень-то распространяется. И спросить, разумеется, неудобно. Думаю, что основная часть достанется нам с Альфредом. Альфред, конечно, получит больше, чем я.
— Но ведь у тебя есть еще брат?
— Да, Дэвид. Но, по-моему, ему на многое рассчитывать не приходится. Он ушел из дома, чтобы заниматься искусством или чем-то вроде этого. Отец предупредил, что лишит его наследства, по Дэвид заявил, что ему наплевать.
— Как глупо, — с презрением заметила Магдалина.
— Еще у нас была сестра Дженнифер. Она сбежала из дома с каким-то испанцем-художником, одним из приятелей Дэвида. Отец, вполне возможно, оставит часть денег ей, но не думаю, что много. Еще есть Гарри…
И, смутившись, умолк.
— Гарри? — удивленно переспросила Магдалина. — А кто это такой?
— Это… мой брат.
— Я ни разу не слышала о нем.
— Его существование не делает нам чести, моя дорогая. Поэтому мы редко о нем вспоминаем. Он вел себя крайне непристойно. И в последние годы мы о нем ничего не слышали. А возможно, он умер.
Магдалина вдруг расхохоталась.
— В чем дело? Почему ты смеешься?
— До чего смешно, подумалось мне, что у тебя, именно у тебя, Джордж, при всей твоей респектабельности есть брат с сомнительной репутацией!
— Ну и что? — холодно отозвался Джордж.
Ее глаза сузились.
— Твой отец не отличается большим благородством, правда, Джордж?
— О чем ты, Магдалина?
— Иногда он говорит такое, что мне становится неловко.
— Ты удивляешь меня, Магдалина, — возмутился Джордж. — Неужто и Лидия испытывает подобные чувства?
— При Лидии он ничего подобного не говорит, — ответила Магдалина. И сердито добавила: — Не могу только понять почему.
Джордж взглянул на нее и тотчас отвел глаза в сторону.
— Пустяки, — неопределенно отозвался он. — Надо уметь быть снисходительной. Учитывая возраст отца и состояние его здоровья… — Он умолк.
— Он что, в самом деле серьезно болен? — спросила Магдалина.
— Я бы этого не сказал. Он удивительно крепкий старик. Тем не менее, раз он хочет, чтобы вся семья собралась вокруг него на Рождество, по-моему, нам следует поехать. Может, это последнее Рождество в его жизни.
— Это ты так считаешь, Джордж, а мне кажется, что он проживет еще много-много лет, — возразила Магдалина.
Захваченный врасплох, ее муж, заикаясь, произнес:
— Да… Разумеется.
Магдалина отвела взгляд.
— Ладно, — сказала она, — пожалуй, и вправду лучше поехать.
— Я в этом не сомневаюсь.
— По мне противно быть там. Альфред такой скучный, а Лидия просто мною пренебрегает.
— Чепуха!
— Нет, правда. И я ненавижу этого мерзкого слугу.
— Старика Тресилиана?
— Да нет, Хорбери. Ходит крадучись, как кот, да еще ухмыляется.
— Ты удивляешь меня, Магдалина. Не могу понять, чем тебе так не угодил Хорбери.
— Он действует мне на нервы — вот и все. Ну, ладно, хватит об этом. Мы должны ехать, я понимаю. Не будем обижать старика!
— Именно так. Что же касается слуг и рождественского ужина…
— Потом поговорим, Джордж. А сейчас я позвоню Лидии и скажу, что мы приедем завтра поездом в 5.20.
Магдалина быстро вышла из комнаты. Позвонив, она направилась к себе, села перед бюро и, опустив крышку, начала рыться в его многочисленных ящичках. Вытащив кипу неоплаченных счетов, Магдалина стала раскладывать их, стараясь привести их в какой-то порядок. Наконец, нетерпеливо вздохнув, она снова собрала их в охапку и бросила туда, где они лежали.
— Господи, что мне делать? — пробормотала она, подперев руками свою безупречную платиновую головку.
6
На первом этаже Горстон-Холла длинный коридор вел в большую комнату, выходящую окнами прямо на подъезд к дому и обставленную в довольно старомодном стиле: тяжелые парчовые обои, широкие кожаные кресла, массивные вазы с драконами, бронзовые статуэтки… Вся обстановка отличалась роскошью и добротностью.
В огромном глубоком кресле сидел тщедушный и сморщенный старик. Его руки с длинными когтистыми пальцами покоились на подлокотниках, рядом стояла палка с золотым набалдашником. На нем был старый поношенный халат, а на ногах — матерчатые шлепанцы. Волосы у старика были совсем белые, а кожа на лице отливала желтизной.
Казалось бы, жалкий, потрепанный жизнью старик, но нос с горбинкой и темные, живые, проницательные глаза могли заставить любого думать о нем иначе. В этом человеке еще чувствовались сила, энергия и даже какой-то задор…
Старый Симеон Ли — а это был он — удовлетворенно хмыкнул про себя.
— Ты передал мою просьбу миссис Ли? — спросил он.
Хорбери, стоящий рядом с его креслом, негромко и почтительно произнес:
— Да, сэр.
— Именно в тех словах, как я сказал?
— Да, сэр. Я не сделал ни единой ошибки, сэр.
— Да, ошибок ты не делаешь. Не вздумай делать их и в дальнейшем, иначе тебе придется об этом пожалеть! И что же она ответила, Хорбери? Что сказал мистер Альфред?
Спокойным, безразличным тоном Хорбери передал разговор в гостиной.
Старик снова удовлетворенно хмыкнул и потер руки.
— Превосходно… Первый класс… Значит, весь день они были заняты мыслью об этом! Превосходно! А теперь я с ними поговорю. Пойди и позови их.
— Хорошо, сэр.
Бесшумными шагами он пересек комнату и вышел.
— И еще, Хорбери…
Старик оглянулся и выругался про себя: «Ходит как кот, никогда не знаешь, где он».
Симеон Ли сидел неподвижно в кресле, чуть поглаживая подбородок, пока не раздался осторожный стук в дверь и в комнате не появились Альфред и Лидия.
— А, вот и вы. Садись, Лидия, моя дорогая, возле меня. Какой у тебя чудесный цвет лица!
— Я была в саду. Сегодня холодно, вот у меня и горят щеки.
— Как ты себя чувствуешь, папа? — спросил Альфред. — Хорошо отдохнул после обеда?
— Просто замечательно. Вспоминал свои молодые годы, когда я еще не обосновался в этой стране и не стал одним из столпов общества, — и почему-то снова хмыкнул.
Его сноха молча и учтиво улыбалась.
— Кто эти двое, папа, что ожидаются на Рождество? — не выдержал Альфред.
— Ах да, совсем забыл сказать вам. В этом году я намерен пышно отпраздновать Рождество. Значит, так, приезжают Джордж с Магдалиной…
— Да, — подтвердила Лидия. — Они прибывают завтра поездом в 5.20.
— Бедняга Джордж, — заметил Симеон. — Пустозвон, да и только. Но он мой сын…
— Избирателям он нравится, — заметил Альфред.
— Наверное, считают его честным, — усмехнулся Симеон. — Честным! В роду Ли еще не было ни одного честного человека.
— Как ты можешь так говорить, папа!
— За исключением тебя, мой мальчик. За исключением тебя.
— А Дэвид? — спросила Лидия.
— Ах, Дэвид. Забавно посмотреть на парня сейчас. В юности он был размазней. Интересно, какая у него жена? Во всяком случае, он не женился на женщине моложе себя на добрых двадцать лет, как это сделал глупец Джордж!
— Хильда написала очень милое письмо, — заметила Лидия. — А только что я получила от нее телеграмму. Они приезжают завтра.
Симеон бросил на нее долгий, проницательный взгляд.
— Мне еще не удавалось выведать твоих истинных мыслей, Лидия, — засмеялся он. — А это говорит в твою пользу. Ты очень тактичная женщина. Чувствуется хорошее воспитание. Забавная вещь — наследственность, между прочим. Только один из моих детей пошел в меня, только один.
В его глазах искрился смех.
— А теперь отгадайте, кто еще приедет к нам на Рождество. Даю вам три попытки и держу пари на пять фунтов, что вам ни за что не отгадать.
