Чингиз Абдулаев - Один раз в миллениум
— Может, у вас завелись крысы?
— На седьмом этаже? Нет, у меня никогда не было крыс.
— У вас есть в квартире мусоропровод?
— Нет, он на лестничной клетке. И вообще я достаточно цивилизованный человек, чтобы не травить крыс, которых у меня никогда не было, каким-то самодеятельным образом. Я доверяю профессионалам. Для этого я вызвал бы специалиста из отдела профдизенфекции. По той же причине я обратился и к вам. Вы лучший профессионал из тех, кого мне рекомендовали. И мне нужно, чтобы вы нашли «крысу», которая хотела меня укусить.
— Очень образно, — Дронго поднял свой бокал, — хорошо. У меня сейчас есть время, и я могу заняться вашим необычным случаем. Мы сможем прямо сейчас проехать в отели, чтобы побеседовать с вашими женщинами?
— Конечно, я им позвоню. Они и так беспокоятся. Я вызвал их в Москву, а сам не встречаюсь с ними уже два дня. Представляю, что они обо мне думают.
— Вы говорили о них сотрудникам милиции или прокуратуры?
— Нет, конечно, не говорил. Как бы я мог объяснить их появление сотрудникам милиции? Когда я уезжал в аэропорт, домработница была еще жива, и я не счел возможным говорить о своих знакомых следователям.
— Поедем прямо сейчас, — решил Дронго, — не нужно откладывать. Следователи могут узнать о визите на вашу квартиру неизвестных женщин и заинтересоваться ими. Я только переоденусь.
— Насчет вашего гонорара… — начал Халупович. — Вы можете назвать сумму, чтобы мы ее обговорили?
— Да, — сказал Дронго, поднимаясь с кресла, — терпеть не могу этого момента. Но думаю, сорок тысяч меня вполне устроят. Конечно, я не гарантирую вам успешного завершения дела. Надеюсь, вы меня понимаете?
— Вполне, — Эдуард Леонидович полез в карман, — пятьдесят процентов аванса вас устроит?
— Уберите деньги, — мрачно посоветовал Дронго, — сначала я сделаю свою работу. В моей практике было несколько случаев, когда мне приходилось отказываться от оплаты.
— Почему? — удивился Халупович.
— Вы могли сами подстроить подобное убийство, — объяснил Дронго. — Возможно, ваша домработница что-то узнала и вы специально оставили эту бутылку на кухне, а сами уехали в аэропорт, чтобы гарантировать свое алиби. Такой вариант вы исключаете?
Халупович открыл рот, потом закрыл его и с ужасом уставился на собеседника.
— Вы и меня подозреваете?
— Я говорю об этом как об одном из вариантов развития событий, — пояснил Дронго, — но, думаю, это самый нереальный вариант. В конце концов, вы могли ее просто выгнать. Вы слишком разные люди, чтобы ваши интересы хоть как-то могли пересечься. Именно поэтому я не беру денег заранее. Подождите меня немного, я переоденусь и мы поедем в гости к вашим знакомым.
Глава третья
Выйдя из дома, они сели в белый «Ауди». Это была восьмая модель, с большим просторным салоном. Дронго усмехнулся, когда садился в машину. Обычно бизнесмены предпочитали «Мерседесы», которые давно стали признаком дурного вкуса. Сами машины были в этом виноваты меньше всего. Но выбор «Ауди» говорил и о вкусе самого Халуповича. За рулем сидел молодой человек, на вид лет двадцати пяти. У него были красивые каштановые волосы, правильные черты лица. Когда они садились в машину, он открыл дверцу для Халуповича и было заметно, что он выше своего патрона.
«Ребят с такой внешностью и ростом раньше отбирали в гвардию», — подумал Дронго.
Машина проезжала по Тверской, когда Халупович показал на один из домов.
— Здесь моя квартира.
— Первая или вторая? — уточнил Дронго.
— Та самая, — нахмурился Халупович. — В квартире, где живет моя семья, есть охрана, и там не может появиться незваный гость. Как в вашем доме.
— А в этой квартире охраны нет, — понял Дронго, — но у вас в подъезде должна быть дверь с кодовым замком.
— Она есть, — кивнул Халупович, — но кого она может остановить? Нужно только дождаться кого-нибудь из жильцов и войти в дом вместе с ним. Рискованно, но абсолютно надежно. Это не защита от воров, скорее, она служит преградой для мальчишек и бомжей, которые не могут теперь греться в теплых подъездах.
— Потом вернемся к вам, и я осмотрю вашу квартиру, — предложил Дронго. — Позвоните в «Националь» и скажите вашей знакомой, что мы скоро будем.
— Да, конечно, — Халупович достал телефонный аппарат и набрал номер.
— Вы давали номер своего мобильного телефона этим женщинам? — спросил Дронго.
— Думаете, позвонил кто-то из них? — понял Халупович. — Конечно, давал. Они в чужом городе, вдруг им что-нибудь понадобится. Алло, — произнес он, наконец дозвонившись. — Добрый вечер, Элга. Как у тебя дела? Нет, все в порядке. Я скоро к тебе заеду. Со мной один мой друг, он хочет с тобой поговорить. Нет, нет, ты его не знаешь. Спасибо, Элга, мы скоро будем.
Он убрал телефон в карман.
— Спрашивает, где я пропадал два дня. Так неудачно все получилось. Я планировал совсем по-другому устроить эти свидания.
— Иногда наши планы меняются независимо от наших желаний, — заметил Дронго и, кивнув в сторону молодого человека, сидевшего за рулем, спросил:
— Это тот самый водитель, с которым вы ездили за своими знакомыми?
— Нет, — поняв, о чем именно хочет спросить его Дронго, ответил Халупович, — это не тот. Это представительская машина. Егор раньше служил в кремлевском полку. Такой красавец, что его даже сняли на обложку какого-то зарубежного журнала. Он мне показывал этот журнал. А женщины приезжали ко мне на другом автомобиле. Тот немного поменьше. «Шевалье кавалер». Второй водитель гораздо старше Егора. Ему за пятьдесят. И он работает со мной лет шесть. Я ему вполне доверяю.
— Мне нужно будет с ним увидеться.
— Конечно. Я могу вызвать его в любое время.
— Кстати, кто выбирает вам машины?
— Никто. Я сам. Мне не нравятся стандартные модели, которые есть у всех. Предпочитаю что-нибудь оригинальное.
— Я это заметил. Вам не говорили, что вы большой оригинал?
— Говорили. Но мне кажется, что это неплохо. Не люблю стандартного мышления, одинаковой одежды, похожих мыслей и выражений. Каждый человек, по-моему, — удивительное творение природы. Может, поэтому меня так тянет к женщинам. Встречаясь с ними, я каждый раз невольно прикасаюсь к чужой человеческой тайне.
— И вы полагаете, что вам удается разгадывать чужие тайны?
— Не всегда, — честно признался Эдуард Леонидович.
— «У меня было много женщин. Но каждый раз, встречаясь с ними, я бывал одинок. А это в конечном итоге — худшее из одиночеств». Это сказал Хемингуэй. А он понимал толк в женщинах.
— Красиво, — согласился Халупович, — может, это действительно так. В конце концов, каждый из нас так трагически одинок на этом свете. Вы верите в загробную жизнь?
— Нет. Очень хочется верить, но мой разум отказывается признавать бесконечность. И в переселение душ я тоже не верю.
— Вы материалист, — понял Халупович, — поэтому вы так безусловно верите в силу вашей логики. А я верю в переселение душ. И в загробную жизнь. Иначе нет смысла в нашем появлении на этом свете.
— В таком случае вам нужно замаливать собственные грехи, — посоветовал Дронго, — иначе на том свете попадете в ад.
— Надеюсь, что не попаду. За мной числится только грех прелюбодеяния. Никаких других грехов у меня нет, я их просто не совершал. Может, поэтому мне так важно найти убийцу.
— Но учтите, вам придется удалиться, когда я буду разговаривать с вашей знакомой.
— Как это удалиться? — не понял Эдуард Леонидович. — Почему удалиться? Мне казалось естественным, что вы будете разговаривать с каждой из них в моем присутствии.
— Нет, — возразил Дронго, — в вашем присутствии они не станут мне ничего рассказывать. Чтобы спокойно разговаривать с ними, мне придется остаться с ними без вас.
— Может, мне вообще туда не ездить? — недовольно спросил Халупович.
— Мне важно, чтобы именно вы меня представили. Потом вам может позвонить ваш водитель и вы уедете. Кстати, если сейчас еще не очень поздно, то попросите приехать ваших помощника и водителя к вам на квартиру.
— Хорошо.
Больше не было произнесено ни слова. Автомобиль, свернув к «Националю», остановился перед входом. Халупович и Дронго вошли в гостиницу. Очевидно Эдуард Леонидович был здесь своим человеком, так как, любезно улыбаясь, его приветствовал метрдотель. Они поднялись в номер, где остановилась Элга Арнольдовна Руммо.
Она открыла дверь, улыбаясь гостям. На ней было темно-зеленое платье. Это была располневшая женщина лет сорока пяти, с несколько выцветшими светлыми волосами. Под глазами были небольшие припухлости, возможно, следствие больных почек. На ногах было заметно варикозное расширение вен. Увидев вошедших, она всплеснула руками и отступила на шаг в комнату.
— Здравствуй, Эдик, — сказала она с характерным эстонским акцентом — подчеркиванием согласных, — как хорошо, что ты, наконец, приехал.