Элен Макклой - Шаг в четвертое измерение
Он снова оглянулся. Сквозь плотно сжатые губы он злобно шипел:
— Если только вы ко мне приблизитесь, я брошусь вниз!
Вдруг в этой пронзаемой ветром, объятой солнцем тишине явно почувствовался призрак смерти. Елка прогнулась, затрещав под тяжестью мальчика. Треск был похож на выстрелы из пистолета.
Стоктон нервно зашептал:
— Не дышите… покуда он не перейдет на ту сторону.
Уиллинг сделал глубокий с присвистом вздох. Затем что-то прокричал громким, хриплым голосом, похожим на голос Стоктона.
Джонни резко оглянулся на него, его глаза горели, а лицо еще больше побледнело.
— Значит, вы все знали! Вы…
Он поскользнулся. Ухватился за воздух, пытаясь восстановить равновесие. Его хрупкая фигурка, покачавшись из стороны в сторону, на несколько головокружительных мгновений вдруг отклонилась слишком далеко и стремительно полетела вниз, словно ныряющая в воду птица. Стоктон закрыл ладонями глаза.
Далеко внизу тело его упало на вершины деревьев. Через секунду до нас долетел треск ломаемых ветвей, который тут же растаял в окружающей нас тишине.
— Будьте вы прокляты! — закричал Стоктон, устремившись к Уиллингу.
Ангус ловко схватил Стоктона за руку и заломил ее за спину. Вероятно, у него была смертельная хватка, так как ему мгновенно удалось остановить такого крупного человека.
— Если бы вы ему ничего не говорили, — посетовал Стоктон разбитым голосом.
Уиллинг молча смотрел на него. Между ними встал Несс.
— Стоктон, разве вы ничего не слыхали? Уиллинг обратился к мальчику по-немецки. Ваш племянник Джонни Стоктон погиб во время воздушного налета на Далриаду. Мы с Уиллингом сегодня глубокой ночью обнаружили его труп. Он был похоронен возле стены того разрушенного дома в Далриаде, в котором жил. Но он погиб не от взрыва бомбы. Он был застрелен, по сути дела, преднамеренно убит. Вот этим мальчишкой, который занял его место в жизни. Этот мальчик — немецкий солдат, он лишь на год или чуть старше вашего племянника. Он бежал из плена в ту же ночь, после того как убил американского охранника. Это и есть тот человек, «который убежал».
В ту ночь в Ардриге Уиллинг мне все подробно рассказал.
— Когда вы впервые увидели Джонни, ничего не зная о том, кто он, сколько ему предположительно лет, вы про себя сделали вывод, что это мальчик примерно четырнадцати — пятнадцати лет. На самом деле ему было уже почти шестнадцать, — таким образом, вы ошиблись на год-два. К этому времени ему уже должно было исполниться семнадцать.
Я был лучше вас подготовлен, и у меня было больше прав на подозрение, так как в качестве разведчика мне пришлось немало поработать среди немецких военнопленных. День нашей победы неумолимо приближался, и немцам приходилось уже скрести «по дну бочки живой силы», как изящно выражались в то время нацистские газеты. Они были вынуждены призывать на действительную службу очень молодых людей, по сути почти детей. Мне приходилось допрашивать немецких солдат, которым еще не было и шестнадцати, — то есть фактически они были лишь на два года старше предполагаемого четырнадцатилетнего Джонни. Многие выглядели весьма моложаво и в более старшем, семнадцатилетнем возрасте, как, например, та группа, которую мы захватили в Божанси и о которой писали в американском армейском журнале «Старз энд страйпе» от 27 сентября 1944 года. Может, вы помните их описание? Соломенного цвета волосы, голубоглазые, с персиковым пушком на щеках, которые еще не знали лезвия бритвы… бодрые энтузиасты… с вкрадчивой, мягкой манерой говорить, краснеющие при разговоре с незнакомым, как это и подобает приятным юношам. Но стоило этому воспитаннику «гитлерюгенда» и прочих немецких молодежных организаций побывать на фронте, посражаться там несколько недель, как он тут же насквозь пропитывался нацистской философией и отвечал на любой вопрос односложно: «Если так говорит фюрер, значит это верно». Насколько он был ею загипнотизирован, что даже накануне немецкого краха был все еще уверен в победе Германии, когда все русские, чехи, демократы, евреи и прочие нежелательные лица исчезнут с лица земли.
Такие мальчики часто бывают куда более безжалостными, чем взрослые, которые еще помнят догитлеровскую Германию. В апреле этого года нацистские мальчишки подожгли хлев в Каделегене, в котором заживо сгорели одиннадцать гражданских лиц. Только несколько месяцев назад один мальчик — нацист — был казнен американскими солдатами за то, что он убил троих их товарищей уже после капитуляции Германии. Дети, подобные этим, как в армии, так и вне ее продолжали драться с русскими солдатами во время осады Берлина. Вот что сообщала по этому поводу стокгольмская газета «Моргенбладет»: «Эти превращающиеся в дикарей дети-солдаты, несомненно, одно из самых отвратительных явлений в истории войны». Уго Блейн был прав: «Воспитанием можно добиться всего».
Когда мне впервые пришлось столкнуться с этими детьми-солдатами, мне в голову пришла мысль: если один из них убежит, то как легко ему будет скрываться под самой невинной из всех масок — маской ребенка. С хорошим гримом, при соответствующем освещении восемнадцатилетние, двадцатилетние парни могут успешно играть как на сцене, так и на экране четырнадцатилетних мальчиков, если только они невысокого роста и выглядят достаточно незрелыми. Но эти нацистские мальчики все могли делать в реальной жизни без всякого грима и освещения, так как чисто физически они и являлись теми, за кого себя выдавали, — мальчиками. У этих милых детишек было сформировано мышление безжалостных фанатиков. Тот из них, кто бегло разговаривал на английском, мог играть роль ребенка долгие месяцы, особенно если он прошел по-тевтонски тщательно организованные курсы по «тактике проникновения» или по тому, что мы называем «шпионажем».
Такому мальчику-нацисту особенно просто выдать себя за эвакуированного ребенка, разлученного с семьей и родственниками. Во время этой войны никогда еще во всем мире не было перемещено столько детей. Тысячи пропали без вести во время вторжения немцев во Францию и Россию; тысячи были эвакуированы из подвергавшихся постоянным бомбардировкам английских городов в сельскую местность и в Америку; тысячи были заключены в немецкие и японские концентрационные лагеря. В мире было полно детей союзнических держав, у которых не было никаких документов для удостоверения личности, кроме клочка какой-нибудь бумажки.
— Слушая вас, можно сделать вывод, что все с самого начала указывало на Джонни как на того человека, «который убежал», — сказал я. — Я приехал сюда, чтобы проследить за беглецом, и единственным беглецом в этой местности был мальчик, который постоянно стремился улизнуть из дома. Я искал иностранца, чужака, а кто был в большей мере чужд всем здесь, кроме Джонни-Стоктона, который, как считают, проделал перед прибытием сюда долгий путь из Китая полтора года назад. И все же я был настолько далек от подозрений в отношении Джонни, что даже не поинтересовался у Стоктона, когда он сам и другие члены его семьи видели в последний раз мальчика до войны. Теперь Алиса утверждает, что никто из них не видел настоящего Джонни с тех пор как он посетил Англию со своими родителями в семилетнем возрасте. У детей основные изменения как во внешности, так и в характере происходят в возрасте между семью и четырнадцатью. Почти любой светловолосый, голубоглазый мальчик, слегка напоминавший настоящего Джонни, мог занять его место, не вызывая у Стоктонов никакого подозрения «в подмене».
— Есть одно обстоятельство, которого вы не знаете и которое помогло бы вам выявить истину, — ответил Уиллинг; — В показаниях Герагти говорилось, что воздушная бомбардировка, в ходе которой были уничтожены все документы пропавшего без вести военнопленного, произошла в ту ночь, когда он бежал. Сам Джонни вам рассказывал, что Далриада подверглась во время войны только одному воздушному налету. Лжеджонни упомянул об этих двух обстоятельствах во время первого разговора с вами, когда сказал: «Они разбомбили только дом для эвакуированных детей и лагерь для военнопленных». Таким образом, вам стало известно, что «тот, который убежал», должен был убежать в ту же ночь, когда подвергся бомбардировке дом настоящего Джонни в Далриаде. Стоктон сообщил вам, что все в этом доме, кроме Джонни, были убиты, что Джонни оказался единственным оставшимся в живых. И что дом находился на окраине города, где жили несколько соседей, из которых, по-видимому, никто не смог бы узнать какого-то ребенка из дюжины эвакуированных детей по его внешности.
— Другими словами, «тот, кто убежал», исчез в Далриаде той же ночью, когда мальчик, известный нам под именем Джонни, объявился там, не имея никаких свидетелей, способных подтвердить его личность. Это могло вызвать подозрения о возможной подмене, особенно в связи с тем, что вы подозревали Лжеджонни в эмоциональности, в нежелании рассказать вам всю правду, когда вы заставляли его сообщить вам подробности ночной бомбардировки.
