Дороти Сэйерс - Труп в оранжерее
— Когда это было?
— Перед заседанием расширенной коллегии присяжных, сэр.
— И как случилось, что вы не сказали об этом тогда?
— Джентльмен сказал, что я должен ограничиться ответами на вопросы и не добавлять ничего от себя, сэр.
— Кто был этот очень безапелляционный джентльмен?
— Адвокат, который спустился вниз задать вопросы для королевской власти, сэр.
— Спасибо, — вежливо сказал сэр Импи. Он сел и наклонившись, сказал мистеру Глиббери что-то, очевидно, очень забавное.
Вопрос письма далее исследовался в допросе достопочтенного Фредди. Сэр Вигмор Вринчинг затратил много усилий на подтверждение этим свидетелем того факта, что умерший обладал прекрасным здоровьем и отличным настроением, когда удалился в спальню вечером в среду, и говорил о своей приближающейся женитьбе.
— Видите ли, он казался особенно счастливым, — сказал достопочтенный Фредди.
— Особенно каким? — спросил председатель суда пэров.
— Счастливым, ваша честь, — сказал сэр Вигмор с подобострастным поклоном.
— Я не знаю, является ли это слово книжным, — сказал его светлость, включая его в свои заметки с дотошной точностью, — но я понимаю его как синоним слова «веселый».
Достопочтенный Фредди, обращаясь к суду, сказал, что он подразумевал больше, чем только веселый, — более оживленный и радостный.
— Можем мы рассматривать ваше заявление как то, что он был в исключительно отличном настроении? — предположил адвокат.
— Рассматривайте это заявление как любое настроение, которое вам нравится, — пробормотал свидетель, добавив: — Возьмите за ориентир Джона Бега.
— Покойный был особенно оживлен и весел, когда собирался ложиться спать, — сказал сэр Вигмор, сердито нахмурившись, — и собирался жениться в ближайшем будущем. Является ли это предположение истинным утверждением о его состоянии?
Достопочтенный Фредди согласился с этим.
Сэр Импи не подвергал свидетеля перекрестному допросу по поводу его отношения к ссоре и начал прямо со своего вопроса.
— Вы помните что-нибудь о письмах, которые были доставлены вечером, в день его смерти?
— Да, одно было для меня от моей тети. Несколько было адресовано полковнику, и я думаю, что одно было и для Кэткарта.
— Капитан Кэткарт прочел свое письмо сразу же?
— Нет, я уверен, что нет. Видите ли, я открыл свое, а затем увидел, что он кладет свое письмо в карман, и подумал…
— Не имеет значения, что вы думали, — сказал сэр Импи. — Что вы делали?
— Я сказал: «Извините меня, вы не возражаете, не так ли?» И он сказал: «Нисколько»; но он не читал свое письмо; и, вспоминая, я думаю…
— Видите ли, нам неинтересно, что вы думаете, — сказал председатель суда пэров.
— Но именно поэтому я настолько уверен, что он не открывал письма, — обиженно сказал достопочтенный Фредди. — Видите ли, я сказал себе, что он скрытный человек, и поэтому я запомнил.
Сэр Вигмор, который подпрыгнул с открытым ртом, сел снова.
— Спасибо, мистер Арбатнот, — сказал сэр Импи. Полковник и госпожа Марчбэнкс свидетельствовали, что они слышали шаги в кабинете герцога в 23.30. Они не слышали никакого выстрела или другого шума. Им не устраивали перекрестного допроса.
Мистер Петтигру-Робинсон представил детальный рассказ о ссоре и утверждал очень уверенно, что именно дверь спальни герцога проскрипела в ту ночь.
— Затем немногим позже трех часов нас вызвал мистер Арбатнот, — продолжал свидетель. — Я спустился в оранжерею, где увидел обвиняемого и мистера Арбатнота, который отмывал лицо покойного. Я указал им, что это неблагоразумно, поскольку они могли уничтожить ценные для расследования улики. Они не обратили на меня никакого внимания. Было множество отпечатков ног около двери, которую я хотел исследовать, потому что согласно моей теории…
— Милорды, — закричал сэр Импи, — мы вряд ли нуждаемся в теории этого свидетеля!
— Конечно, нет! — сказал председатель суда пэров. — Ответьте на вопросы, пожалуйста, и ничего не добавляйте от себя.
— Конечно, — сказал мистер Петтигру-Робинсон. — Я не подразумевал, что здесь что-то не так, но, разумеется, полагал…
— Не имеет значения, что вы полагали. Следите за моими вопросами, пожалуйста. Когда вы впервые увидели тело, как оно располагалось?
— На спине; Денвер и Арбатнот мыли ему лицо. Очевидно, его перевернули, потому что…
— Сэр Вигмор, — вставил председатель суда пэров, — вам следует контролировать вашего свидетеля.
— Пожалуйста, ограничьтесь свидетельскими показаниями, — сказал сэр Вигмор, довольно разгоряченный. — Нам не нужны ваши выводы. Вы говорите, что, когда увидели тело, оно находилось на спине. Правильно?
— И Денвер и Арбатнот мыли его.
— Да. Теперь я хочу перейти к другому вопросу. Вы помните случай, когда вы завтракали в Королевском клубе автомобилистов?
— Да. Я завтракал там однажды в середине августа в прошлом году, кажется, шестнадцатого или семнадцатого числа.
— Вы можете сообщить нам, что там произошло?
— Я зашел в курительную комнату после завтрака и читал в высоком кресле, когда увидел, что человек, сидящий сейчас на скамье подсудимых, вошел вместе с покойным капитаном Кэткартом. По правде сказать, я видел их в большом зеркале над каминной полкой. Они не заметили, что там был кто-то кроме них, в противном случае они были бы более осторожны в разговоре, я думаю. Они сели недалеко от меня и начали беседовать, и некоторое время спустя Кэткарт наклонился и сказал что-то шепотом, что — мне не удалось разобрать. Подсудимый подпрыгнул с исказившимся от ужаса лицом, воскликнув: «Ради бога, не выдавайте меня, Кэткарт, — это может оплатить только дьявол». Кэткарт сказал что-то обнадеживающее — я не слышал что, у него был глухой голос, — и обвиняемый ответил: «Хорошо, нет, это все. Я не могу допустить, чтобы кто-то владел этим». Он казался очень встревоженным. Капитан Кэткарт засмеялся. Они снова заговорили шепотом, и это было все, что я слышал.
— Спасибо.
Сэр Импи занялся свидетелем с дьявольской вежливостью.
— У вас превосходные способности к наблюдению и дедукции, мистер Петтигру-Робинсон, — начал он, — и, без сомнения, вы любите упражнять свое любознательное воображение, исследуя мотивы и характеры людей?
— Думаю, я моту назвать себя исследователем человеческой природы, — ответил господин Петтигру-Робинсон мягко.
— Несомненно, люди склонны доверять вам?
— Конечно. Могу сказать, что я — большое хранилище человеческой информации.
— В ночь смерти капитана Кэткарта ваши широкие познания света были, несомненно, большим удобством и помощью для семейства?
— Они не воспользовались моим опытом, сэр, — сказал мистер Петтигру-Робинсон, внезапно взрываясь, — меня полностью игнорировали. Если бы только мой совет был принят в то время…
— Спасибо, спасибо, — сказал сэр Импи, обрывая нетерпеливое восклицание министра юстиции и генерального прокурора, который поднялся вслед за этим высказыванием, и требовательно спросил:
— Если у капитана Кэткарта были секреты или проблемы в личной жизни, вы ожидали, что он поделится ими с вами?
— От любого здравомыслящего человека я мог, конечно, ожидать этого, — сказал мистер Петтигру-Робинсон, — но Кэткарт был до неприличия скрытен. В единственном случае, когда я высказал дружественный интерес к его делам, он ответил мне очень грубо. Он назвал меня…
— Достаточно, — перебил сэр Вигмор торопливо: ответ на вопрос оказался не таким, какой он хотел услышать. — То, как назвал вас умерший, является несущественным.
Мистер Петтигру-Робинсон удалился, оставив впечатление человека недовольного — впечатление, которое, казалось, вполне удовлетворило мистера Глиббери и мистера Браунринга-Фортескью, поскольку они хихикали непрерывно при даче показаний следующих двух свидетелей.
Госпожа Петтигру-Робинсон немногое могла добавить к своим предыдущим свидетельским показаниям в ходе следствия. У мисс Кэткарт сэр Импи спросил о происхождении Кэткарта, и она объяснила с глубоким неодобрением, что ее брат, опытный и светский человек средних лет, спутался с девятнадцатилетней итальянской певицей, которая «умудрилась» заставить его жениться на ней. Восемнадцатью годами позже оба родителя умерли.
— Что неудивительно, — сказала мисс Кэткарт, — учитывая ту беспорядочную жизнь, которую они вели. Мальчик остался на моем попечении.
Она рассказала, как Дэнис всегда раздражался из-за ее влияния, общался с людьми, которых она не одобряла, и в конечном счете уехал в Париж, чтобы сделать дипломатическую карьеру, и с тех пор она его редко видела.
Интересный момент был замечен в ходе перекрестного допроса инспектора Крейкса. Перочинный нож, показанный ему, он идентифицировал как найденный на теле Кэткарта.
