Агата Кристи - Человек в коричневом костюме

Он не ответил, но что-то в его молчании привлекло мое внимание.

— Энн, помните, по дороге из Матопоса в тот день я сказал, что знаю, что мне делать?

— Конечно, помню.

— Думаю, теперь я имею право сказать, что сделал это. Человек, которого вы любите, вне подозрений.

— Так вот, что вы имели в виду?

— Безусловно.

Я опустила голову, стыдясь того беспочвенного подозрения, которое владело мной. Он снова заговорил, как бы размышляя вслух:

— Когда я был совсем юношей, я любил девушку, которая увлекла меня и обманула. После этого я думал только о работе. Моя карьера значила для меня все. И тогда я встретил вас, Энн, и все мои прежние интересы показались мне ничего не стоящими. Но молодых привлекают молодые… У меня еще остается моя работа.

Я молчала. Наверное, в жизни нельзя любить сразу двоих, но можно чувствовать нечто подобное. Обаяние этого человека было очень велико. Внезапно я подняла на него глаза.

— Полагаю, вы очень далеко пойдете, — сказала я мечтательно. — Впереди у вас головокружительная карьера. Вы станете одним из самых выдающихся людей в мире.

Мне казалось, будто я читаю проповедь.

— Зато я буду одинок.

— Все люди, совершающие по-настоящему большие дела, одиноки.

— Вы так думаете?

— Я уверена.

Он взял меня за руку и тихонько сказал:

— Я бы предпочел... другое.

И тут появился Гарри. Полковник Рейс встал.

— Доброе утро, Лукас, — сказал он.

По какой-то причине Гарри покраснел до корней волос.

— Да, — весело сказала я, — теперь тебя должны знать под твоим именем.

Но Гарри все еще смотрел на полковника Рейса.

— Так вы знаете, сэр, — наконец сказал он.

— Я не забыл ваше лицо. Я видел вас один раз еще мальчиком.

— Что все это значит? — озадаченно спросила я, переводя взгляд с одного на другого.

Между ними как бы шла схватка характеров. Рейс победил. Гарри немного отвернулся в сторону.

— Наверное, вы правы, сэр. Назовите Энн мое настоящее имя.

— Энн, это не Гарри Лукас. Гарри Лукас погиб на войне. Перед вами Джон Гарольд Ирдсли.

Глава XXXV

С последними словами полковник Рейс резко повернулся и вышел. Я стояла и пристально смотрела ему вслед. Голос Гарри вернул меня к действительности.

— Энн, прости меня, скажи, что ты прощаешь меня.

Он взял меня за руку, и почти механически я отняла ее.

— Почему ты обманул меня?

— Не знаю, удастся ли мне объяснить, чтобы ты поняла. Я боялся таких вещей, как власть и притягательная сила богатства. Я хотел, чтобы ты любила меня просто ради меня самого — ради человека без всяких прикрас.

— Ты хочешь сказать, что не доверял мне?

— Можно и так выразиться, если тебе нравится, но это не совсем верно. Я стал озлобленным, подозрительным, склонным постоянно искать низменные побуждения, и было так чудесно почувствовать, что меня полюбили так, как меня полюбила ты.

— Понимаю, — сказала я медленно.

Я вновь мысленно повторила историю его жизни. Впервые я заметила несоответствия в его рассказе, которые прежде ускользнули от моего внимания — материальная обеспеченность, возможность выкупить алмазы у Надины, то, как он предпочел говорить об обоих молодых людях с точки зрения постороннего. И когда он говорил «мой друг», он имел в виду не Ирдсли, а Лукаса. Именно Лукас, скромный парень, так глубоко любил Надину.

— Как это произошло? — спросила я.

— Мы оба были безрассудны — искали смерти. Однажды ночью мы обменялись личными знаками — на счастье! На следующий день Лукас был убит — его разорвало на куски.

Я содрогнулась.

— Но почему ты не сказал мне теперь? Сегодня утром? Ведь не мог же ты сомневаться в моей любви?

— Энн, я не хотел все испортить. Я хотел увезти тебя обратно на остров. Что толку в деньгах? На них нельзя купить счастье. А на острове мы были счастливы. Говорю тебе, я боюсь этой другой жизни — один раз она уже почти погубила меня.

— А сэр Юстас знал, кто ты на самом деле?

— О, да.

— А Картон?

— Нет. Он видел нас обоих и Надину в Кимберли как-то вечером, но он не знал, кто был кто. Он не усомнился, когда я назвался Лукасом, а Надину ввела в заблуждение его телеграмма. Она никогда не боялась Лукаса. Он был спокойный и очень серьезный. А я всегда обладал дьявольским темпераментом. Она была бы напугана до смерти, если бы узнала, что я воскрес.

— Гарри, если бы полковник Рейс ничего не сказал, что бы ты сделал?

— Промолчал, остался бы Лукасом.

— А как же миллионы твоего отца?

— Пусть они достались бы Рейсу. В любом случае он нашел бы им лучшее применение, чем я. Энн, о чем ты думаешь? Ты так хмуришься.

— Я думаю, — сказала я медленно, — что почти жалею, что полковник Рейс заставил тебя открыться.

— Нет. Он был прав. Я должен был сказать тебе правду.

Он молчал, а потом вдруг сказал:

— Знаешь, Энн, я ревную тебя к Рейсу. Он тоже влюблен в тебя, и он значительнее меня, я никогда таким не буду.

Я повернулась к нему, смеясь.

— Гарри, ты — дурачок. Мне нужен только ты — остальное не имеет значения.

При первой возможности мы отправились в Кейптаун. Там меня приветствовала Сьюзен, и мы вместе распотрошили большого жирафа. Когда восстание было окончательно подавлено, полковник Рейс приехал в Кейптаун, и, по его предложению, снова открыли большую виллу, принадлежавшую сэру Лоуренсу Ирдсли, и мы все поселились в ней.

Там мы строили планы. Я должна была вернуться в Англию вместе с Сьюзен, и меня должны были выдать замуж из ее лондонского дома. А приданое полагалось купить в Париже! Сьюзен получила огромное удовольствие, обсуждая все эти детали. И я тоже. Тем не менее будущее казалось до странности нереальным. И иногда, не знаю почему, я совершенно задыхалась — как будто мне не хватало воздуха.

Это произошло в ночь перед отплытием. Я не могла уснуть. Я чувствовала себя несчастной, не понимая почему. Я ни за что не хотела покидать Африку. Когда я вернусь, будет ли она такой же? Будет ли она когда-нибудь снова такой?

И тут я вздрогнула от властного стука в ставень. Я вскочила. На веранде ждал Гарри.

— Надень на себя что-нибудь, Энн, и выйди. Мне нужно поговорить с тобой.

Кое-как натянув на себя одежду, я вышла на воздух. Я почувствовала бархатное прикосновение прохладной ночи, тихой и наполненной благоуханием. Гарри сделал мне знак рукой, чтобы мы отошли от дома за пределы слышимости. Его лицо было бледным и выражало решимость, глаза сверкали.

— Энн, помнишь, ты однажды сказала мне, что женщинам нравится делать то, что они не любят, ради тех, кого они любят?

— Да, — ответила я, недоумевая, что последует дальше.

Он заключил меня в объятия.

— Энн, уйдем отсюда вместе, сейчас, этой ночью. Вернемся в Родезию — на наш остров. Я не в состоянии выносить всю эту чепуху. Я не могу больше ждать, когда ты станешь моей.

На минуту я отключилась.

— А как же мои французские платья? — притворно посетовала я.

До сих пор Гарри не понимает, когда я говорю серьезно, а когда только поддразниваю его.

— Черт бы побрал твои французские платья. Ты думаешь, я хочу облачить тебя в них? Я более склонен сорвать их с тебя. Я не собираюсь отпускать тебя, слышишь? Ты — моя. Если я дам тебе уехать, я могу потерять тебя. Я никогда не бываю уверен в тебе. Ты уедешь сегодня со мной, прямо сейчас, и к черту всех.

Он прижал меня к себе и целовал, отчего я чуть не задохнулась.

— Я больше не могу без тебя, Энн. Правда не могу. Я ненавижу деньги. Пусть они достанутся Рейсу. Живей! Пошли!

— А моя зубная щетка? — выдвинула я последнее возражение.

— Ты купишь себе другую. Знаю, что я сумасшедший, но ради Бога, идем!

Он сорвался с места. Я последовала за ним, кроткая, как женщина из племени бартосе, которую я видела у водопада. Только на голове у меня не было сковородки. Он шел быстро, было очень трудно поспевать за ним.

— Гарри, — наконец сказала я смиренно, — мы что, пойдем в Родезию пешком?

Он вдруг обернулся и с хохотом заключил меня в объятия.

— Я безумный, моя дорогая, я знаю. Но я так люблю тебя.

— Мы — пара сумасшедших. И, Гарри, ты меня даже не спросил, но я вовсе не приношу себя в жертву! Я хотела уйти!

Глава XXXVI

Это было два года назад. Мы все еще живем на острове. Передо мной на грубо сколоченном деревянном столе лежит письмо от Сьюзен.

«Дорогие простаки — милые влюбленные, сумасшедшие!

Я совсем не удивлена. Все время, пока мы обсуждали платья из Парижа, я чувствовала, что это все совершенно нереально, что однажды вы исчезнете, чтобы пожениться в добром старом цыганском духе. Но вы действительно пара сумасшедших! Мысль отказаться от огромного состояния абсурдна. Полковник Рейс хотел спорить, но я убедила его, что время все расставит на свои места. Он пока может вести дела от имени Гарри и больше ничего. Ведь, в конце концов, медовый месяц не продолжается вечно. Вас нет рядом со мной, Энн, поэтому не опасаясь, что вы налетите на меня, как маленькая дикая кошка, я могу сказать: «Любовь в глуши будет длиться долго, но в один прекрасный день вы вдруг начнете мечтать о домах на Парк-Лейн, роскошных мехах, парижских платьях, о самом огромном автомобиле и последней модели детской коляски, французских горничных и норлендских медсестрах! О, да, так будет!»