Гастон Леру - Дама в черном
Они подняли мешок на верхний край каменной кладки колодца, и я даже смог разглядеть, что колодец открыт, а деревянная крышка, которая его обычно прикрывала, прислонена сбоку. Рультабиль взобрался на край колодца и тут же исчез в нем. Он проделал это весьма естественно и без колебаний. Мне даже показалось, что подобный путь ему уже не в новинку. Дядюшка Жак опустил мешок в колодец и еще некоторое время его придерживал, после чего выпрямился и тщательно прикрыл отверстие крышкой. Ее железная окантовка тихонько проскрежетала о каменный край кладки. И тут я вспомнил тот необычный звук, который вечером, перед «открытием Австралии», заставил меня броситься на таинственный темный силуэт. Этот силуэт внезапно исчез, а я ткнулся носом в закрытую дверь Нового замка.
Я хотел видеть, видеть и знать все до последней минуты. Слишком многое по-прежнему оставалось для меня загадкой. Я знал лишь небольшую, хотя и самую важную часть правды, но я не знал всего, или, вернее, мне еще многого не хватало для объяснения главного.
Я вышел из Четырехугольной башни и поднялся по лестнице Нового замка в свою комнату. Мой взгляд погрузился в глубину сумерек, покрывающих море. Непроглядная ночь, темнота. Ничего. Тогда я прислушался, однако не смог различить даже и всплеска весел. Но вот где-то далеко, очень далеко в море, во всяком случае почти на горизонте, в той узкой красноватой полоске заходящего солнца, которая еще теплилась, украшая ночь, появился темный и узкий силуэт лодки, легко скользившей по водам. Затем лодка остановилась, и я увидел, как поднялась и выпрямилась тень Рультабиля. Я узнал и различил его так ясно, как будто он находился от меня в десяти метрах. Каждое движение моего друга вырисовывалось с фантастической четкостью на фоне красной полосы заката. Но все произошло очень быстро. Он нагнулся и поднял какой-то груз, на мгновение слившийся с его телом. Затем груз скользнул в море, а маленькая тень человека осталась одна, склонившись над водой и оставаясь некоторое время неподвижной. Потом он сел, и лодка вновь заскользила по воде, пока не вышла из полосы света. А вскоре исчезла и сама полоса.
Рультабиль доверил водам Геркулеса тело Ларсана.
ЭПИЛОГ
Ницца, Канн, Сан-Рафаэль, Тулон!
Я без сожаления смотрел, как проходили этапы нашего обратного путешествия. На следующий же день после этих страшных событий я поспешил покинуть юг, чтобы вернуться в Париж и окунуться в дела. Кроме того, я хотел поскорее остаться наедине с Рультабилем, который ехал с Дамой в черном в двух шагах от меня в соседнем купе. До самой последней минуты, то есть до Марселя, где они расставались, я не решался нарушить их нежной беседы, их планов на будущее и их прощания. Несмотря на просьбы Матильды, Рультабиль решил уступить место мужу, вернуться в Париж и продолжить работу в газете. Дама в черном не могла ему ни в чем отказать. Рультабиль продиктовал свои условия. Господин и госпожа Дарзак должны продолжать свадебное путешествие, как будто в Красных скалах ничего не случилось. Просто эту поездку закончит другой Дарзак, не тот, который ее начал. Но для всего света он будет тем же.
Господин и госпожа Дарзак поженились. Гражданский брак их объединил. Что до законов церкви, то здесь следует вмешаться папе, и в Риме они, безусловно, найдут возможность уладить ситуацию, если ее вообще понадобится улаживать, чтобы смирить угрызения совести. Господин и госпожа Дарзак должны наконец насладиться счастьем, они его заслужили.
Никто и никогда не узнал бы об их ужасной трагедии и о мешке с Лишним телом, но я принужден вновь взяться за перо и после долгих лет молчания открыть публике все тайны Красных скал, как некогда мне пришлось приподнять вуаль, покрывающую секреты Гландье. Сегодня, когда я пишу эти строки, годы освободили нас от мрачных пут тех скандальных событий. И все-таки приходится к ним возвращаться. Причина в этом мерзком Бриньоле, который в курсе многих событий и пытается нас шантажировать из глубины Америки, куда он поспешно скрылся. Бриньоль угрожает нам отвратительным пасквилем, и так как профессора Станжерсона уже нет в живых, то мы решили «опередить» этого человека и рассказать всю правду.
Бриньоль! Какую же роль он сыграл в этой ужасной трагедии? И вот на следующий день после ее завершения, в поезде, который уносил меня в Париж, в двух шагах от Дамы в черном и Рультабиля, обнявшихся на прощанье, я все еще спрашивал себя об этом. Сколько вопросов я задавал себе, прижавшись лбом к окну купе. Одна фраза, только одно слово Рультабиля могли бы, вероятно, все объяснить, но он и не вспоминал обо мне со вчерашнего дня. Со вчерашнего дня Дама в черном и он не расставались.
Мы простились с профессором Станжерсоном в «Волчице». Артур Ранс и госпожа Эдит проводили нас на вокзал. Вопреки моим ожиданиям, госпожа Эдит не выразила большого огорчения по поводу нашего расставания. Причиной этого безразличия, безусловно, послужил князь Галич, также явившийся на платформу. Госпожа Эдит болтала с князем о Старом Бобе, который быстро поправлялся, и не обращала на меня внимания. Можете себе представить, как я огорчился. Здесь наступило время сделать моим читателям одно признание. Я, разумеется, не стал бы открывать им тех чувств, которые питал к госпоже Эдит, но получилось так, что через несколько лет после трагической смерти Артура Ранса, о которой я, может быть, еще когда-нибудь расскажу, прекрасная, меланхоличная и нестерпимая госпожа Эдит стала моей женой.
Мы приближались к Марселю.
Марсель! Последнее прощание Рультабиля и его матери было очень печальным. Они ничего не сказали друг другу. Наш поезд тронулся, а Матильда осталась стоять на перроне неподвижная, в темной вуали с руками, безвольно опущенными вдоль тела, как статуя печали и скорби. Впереди меня плечи Рультабиля содрогнулись от скрытых слез.
Лион. Спать мы не могли и вышли на перрон. Вспоминая нашу остановку здесь же всего несколько дней назад, когда мы спешили на помощь несчастной Матильде, мы вновь погрузились в эту историю, и Рультабиль наконец-то заговорил, вероятно, желая забыться и не думать больше о том расставании, которое он, как маленький мальчик, оплакивал в течение последних часов.
— Мой дорогой, Бриньоль был первостатейным мерзавцем, — сказал он мне с таким упеком, как будто именно я всегда считал этого бандита образцом порядочности.
Затем Рультабиль объяснил мне всю глубину интриги, для описания которой требуется, увы, всего несколько строк.
Ларсану понадобился какой-нибудь родственник Дарзака, чтобы заключить профессора Сорбонны в сумасшедший дом! И он отыскал Бриньоля. Более подходящего субъекта для своих преступных целей ему было бы не найти. Они поняли друг друга с полуслова. Упрятать у нас кого угодно в палату для сумасшедших всегда было просто. Я имею в виду Францию. Для этой мрачной и быстрой процедуры, как ни странно, достаточно всего лишь желания родственников и подписи врача. Подпись никогда не затрудняла Ларсана, он ее просто подделал, а Бриньоль, которому было щедро заплачено, позаботился об остальном. Явившись в Париж, Бриньоль уже являлся сообщником Ларсана, решившего занять место Дарзака перед свадьбой. Несчастный случай с глазами, как я и предполагал, был, конечно, подстроен. Бриньоль получил указание постараться ухудшить зрение Дарзака до такой степени, чтобы заменивший его Ларсан мог использовать в своей игре решающий козырь — темные очки, а при отсутствии очков, которые не всегда удобно носить, — право находиться в тени или в полумраке!
Отъезд профессора на юг значительно облегчил планы двух негодяев. В Сан-Ремо Ларсан постоянно следил за Дарзаком и уже в самом конце отпуска нашел-таки возможность упрятать его в сумасшедший дом. Это было сделано при помощи той специальной полиции, не имеющей, разумеется, ничего общего с официальной, которая всегда к услугам некоторых семей и готова выполнить некоторые неприятные поручения, требующие тайны и быстроты действия.
И вот однажды, когда господин Дарзак прогуливался пешком в горах… Сумасшедший дом находится недалеко, в двух шагах от итальянской границы. Все было заблаговременно подготовлено, чтобы принять несчастного, так как Бриньоль перед отъездом в Париж договорился с директором и представил ему Ларсана в качестве своего доверенного лица. Некоторые директора подобных домов не требуют долгих объяснений при условии, что формальности соблюдены и заплачено достаточно щедро. Все было сделано очень быстро, подобные вещи случаются каждый день.
— Но как вы это узнали? — удивленно спросил я Рультабиля.
— Вспомните маленький обрывок бумаги, — ответил репортер, — который вы принесли мне в тот день, когда, никого не предупредив, последовали за Бриньолем, неожиданно явившимся на южное побережье. Этот клочок, содержавший угловой штамп Сорбонны и всего лишь два слога «…бонне», оказал мне неоценимую помощь. Во-первых, вы подняли его там, где только что прошли Ларсан с Бриньолем. И затем, место, в котором вы его обнаружили, послужило мне указанием, когда я отправился на поиски настоящего Дарзака, придя к убеждению, что именно его засунули в мешок и вынесли, как Лишнее тело.
