Анатолий Галкин - Искатель, 2013 № 03
— Лили-и-ит! Изменница!!! Шкуру спущу-у! — раздался громоподобный вой, от которого падали куски перекрытий, переворачивались столы и стулья, закладывало уши.
Но портал уже закрылся, и они бежали вперед в кромешной тьме…
Сколько времени длилась эта сумасшедшая погоня, Ганин не знал. Лилит то и дело производила какие-то манипуляции с пространствами, совершая колдовские пассы левой, свободной рукой, шепча заклинания на своем шипящем языке. Они стремительно неслись то по темному тоннелю, то по жарким пескам какой-то пустыни, усыпанной почему-то розовым песком, то по узкой тропе над отвесным ущельем в хрустальных горах, то в густых, почему-то ярко-оранжевых джунглях, то вообще летели над бескрайним океаном, по которому плавали причудливые существа — девы с рыбьми хвостами… Пейзажи менялись так же стремительно, как картинки в калейдоскопе, но неизменным было одно: за ними по пятам летела чудовищная, запряженная громоподобно рыкающими львами, колесница с солнцеоким всадником в облачении фараона, а рядом с ним — полчища монстров, как свора чудовищных гончих, преследующих, словно на охоте, своих жертв. Фараон периодически метал солнечные диски, светящиеся дротики, напоминавшие солнечные лучи, которые взрывались у беглецов то над головой, то сзади, то по сторонам, не слабее артиллерийских снарядов, но Лилит всякий раз удавалось ловко увернуться, так что попасть в цель они никак и не могли.
Ганин испытывал то же ощущение, что и раньше — с Тимофеем и с Сетом. Он держался за руку Лилит, но ног под собой не ощущал. Они у него даже и не касались земли. Но хотя пейзажи стремительно сменяли друг друга, оторваться от погони беглецы не могли.
— Проклятье! Прислуга! Нам не оторваться от них — задержите! — голос Лилит с трудом доносился до ушей сквозь гром взрывов, дикий оглушающий рык львов и топот бесчисленных чудовищных гончих.
В этот миг собакоголовый Нахаш обратился в гигантского пса с налитыми кровью глазами, ростом с порядочного слона, кот Ашмедай — в такого же роста пантеру, а Вукху — в черного гигантского орла величиной с грозовую тучу — и все трое немедленно отчаянно атаковали наступающих.
Ганин, оглянувшись, успел заметить, как чудовищный пес одной лапой перевернул колесницу, но Солнцеокий, быстро соскочив с нее, уже выхватил свой раскаленный докрасна золотой посох с головой кобры. Правда, пантера тут же бросилась ему на грудь и ударом мощной лапы свалила с ног. Между ними прямо на земле завязалась схватка, а в это время орел клювом, лапами и ударами массивных крыльев не давал встать Сету и Сехмет, погребенным под обломками огромной золотой колесницы. А пес уже принял на себя удар полчищ шакалов, скорпионов, гарпий и крылатых зверозубых ящеров, которых отбрасывал от себя ударами своих гигантских лап, как разгневанный ребенок — игрушки-солдатики…
Но досмотреть до конца захватывающую картину отчаянного боя Ганину не удалось — Лилит в очередной раз прямо на бегу поменяла рукой ландшафт, и теперь они уже бежали по обыкновенной зеленой траве посреди березового леса.
— Они… же… погибнут… — прохрипел он, задыхаясь от бега.
— Наверное… Не все ли равно? — безразлично пожала плечами Лилит. — Главное, мы спаслись, а остальное — не важно.
— Ты — злая и жестокая ведьма, тебе не жаль даже собственных слуг, не то что мою Снежану! — выдохнул Ганин, останавливаясь и сжимая в ярости кулаки.
— Но эта ведьма спасает сейчас твою шкуру, а заодно и весь твой мирок, а потому советует тебе не злоупотреблять ее терпением, — прошипела она и, вновь схватив Ганина за руку, с невероятной силой потянула за собой, заставив бежать дальше, а потом, в очередной раз проведя по воздуху левой рукой, что-то прошипев, как змея, открыла очередную «дверь» в пространстве, нырнув в которую, они оказались… на той самой лужайке с беседкой и утиным прудом возле розового замка!
— Ну все, Эш Шамаш, любимый мой, тебе пора — как только перешагнешь через этот камень, окажешься в своем мире. Мне пока к тебе, нельзя — я сомневаюсь, что моя прислуга задержит моего отца надолго. Я поведу его ложным следом куда-нибудь подальше от тебя — я знаю как. А ты пока немедленно уничтожь его портрет, понял? Мы встретимся… скоро… я… обещаю… — уже с томным придыханием прошептала Лилит и прикоснулась своими огненными, чувственными устами к губам Ганина.
«Проклятье! Она слишком хороша, чтобы умереть!» — мелькнула в его уже отравленном наслаждением мозгу мысль. «Но по своей злобе и коварству своего черного сердца она достойна тысячи смертей!» — тут же пришла в голову другая мысль — и в груди Ганина укрепилась решимость…
— Все, уходи. Слышишь, как трясется земля?! Огненная Колесница уже рядом! Уходи! — Лилит через силу оттолкнула Ганина от своей груди и зарыдала.
А Ганин побежал к указанному Лилит камню на лужайке и, уже перепрыгивая через него, услышал то ли стон, то ли крик:
— Я буду ждать тебя здесь, внутри портрета, любимый! Я буду ждать тебя-я-я-я-я-я!!!
А в следующий момент он приземлился на полу в спальне Никитского…
Дождь уже утих, наводнение спало, в просветах между темными и грузными, как машины-водовозы, грозовыми тучами появилось предзакатное, умирающее, кроваво-красное солнце. Все окрестности поместья были полностью затоплены и превратились в одно сплошное озеро, наполненное грязно-мутной водой, по которой плавали обломки ветвей деревьев, досок от заборов и просто разного рода мусора. От былого великолепия не осталось и следа. «Хорошо еще, что вода не успела добраться до внутренностей дома, — подумал Ганин, окидывая беглым взглядом то, что творилось снаружи. — Гореть хорошо будет!»
Он уже успел сбегать в полузатопленный гараж и принести пять тяжеленных канистр с бензином, а потом облить библиотеку с недописанным проклятым портретом Солнцеокого, но ему этого показалось мало — и он щедро полил бензином весь дом, за исключением, пожалуй, комнаты с портретом Лилит — к ней даже подойти, памятуя прошлое, он не решался. Впрочем, его это ничуть не беспокоило. Он знал, что пламя рано или поздно само доберется и до ее портрета.
«Пусть все горит синим пламенем! — в безумном возбуждении подумал он. — Снежана будет отомщена!»
Наконец, когда пятая канистра опустела, Ганин отправился в библиотеку — начинать нужно было оттуда. Портрет Солнцеокого был нарисован почти на две трети — недоставало только фигуры Распятого у его ног…
— Этого ты от меня не дождешься, лживая сволочь! — прошипел Ганин и плеснул остатки бензина прямо в светящееся поистине демоническим самодовольством лицо Люцифера. Глаза Солнцеокого вспыхнули гневом, но Ганин не испугался — он знал, что, покуда портрет не закончен, он не имеет над ним власти, в отличие от портрета Лилит.
Ганин чиркнул спичкой, терпко запахло серой, и вот уже маленькая деревянная палочка, объятая пламенем, упала на драгоценный персидский ковер, покрывавший пол библиотеки. Языки пламени тут же взметнулись вверх и побежали к портрету Солнцеокого, как бегун по спортивной дорожке к финишу. Портрет сразу же вспыхнул, как стог сена, но насладиться зрелищем сгорающего Солнцеокого Ганин не успел — вдруг справа от него раздался какой-то смутно знакомый голос — «Беги!»
И Ганин побежал! Только он выскочил из библиотеки и захлопнул за собой дверь, как за его спиной раздался оглушительный взрыв, как будто взорвался целый газовый баллон! Закрытые двери буквально вынесло взрывной волной, которая сбила с ног и Ганина. Несколько щепок больно поранили спину и плечи, кровь испачкала рубашку. Но его уже подняла с пола какая-то невидимая сила и подтолкнула прямо по направлению к входной двери. А пламя между тем поднималось по бензиновой дорожке вверх, по лестнице, чтобы охватить второй и третий этажи. Удушливый дым резал глаза, жар был такой, что Ганин на бегу скинул с себя рубашку. Он едва успел добраться до входной двери, как пламя уже охватило весь первый этаж.
Наконец он выскочил на улицу, на крыльцо с портиком, и с наслаждением вдохнул полной грудью свежего утреннего воздуха, влажного от прошедших сильных дождей, и рассмеялся. Он с удовольствием слушал, как гудит, точь-в-точь как в печке, которую топила некогда его бабушка, пламя — и это гудение было для него слаще симфоний Моцарта.
Какой-то голос справа опять сказал ему: «А теперь беги — и не оборачивайся! Что бы ты ни услышал — не оборачивайся! Иначе судьба твоя будет хуже, чем у жены Лота! Запомни это!»
Ганин вновь бросился бежать, по пояс увязая в грязной воде, а сзади все нарастал гул пламени. Слышались взрывы. «Ну и чудеса! Бензин бензином, но чтобы такое… Видимо, силы небесные и впрямь решили вмешаться в эту историю!» Ганин удивленно присвистнул и продолжал изо всех сил продираться сквозь грязную воду. Ему стоило большого труда добраться до ворот и через сторожку — на улицу. Здесь стоял «Ленд Крузер» с ключами в замке зажигания. Ганин, недолго думая, сел и завел двигатель, машина мягко тронулась.
