Джон Бёкан - Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса
Белград, 1926-го
Люди по опыту знают, что нельзя доверять своему воображению. Но, удивительное дело, иногда вымысел находит себе фактическое подтверждение. Для Латимера те несколько часов, что он провел с Владиславом Гродеком, были самыми странными в его жизни. Свои впечатления от этого разговора он выразил в большом письме к Марукакису, начатом в тот же день вечером, когда каждое слово было еще свежо в его памяти, и законченном на другой день, в воскресенье.
«Дорогой Марукакис!
Я обещал написать вам, если мне повезет и я узнаю что-нибудь новое о Димитриосе. Наверное, вы удивитесь — да я и сам удивляюсь этому, — но я действительно узнал кое-что интересное. Впрочем, я все равно бы написал вам, чтобы еще раз поблагодарить за ту помощь, которую получил от вас в Софии.
Вы, вероятно, помните, что, простившись с вами, я собирался поехать в Белград. И вот пишу это письмо из Женевы. Почему, быть может, спросите вы?
Дорогой мой, мне хотелось бы знать это самому. Но пока я не нашел ответа. Дело в том, что здесь, в Женеве, живет человек, на которого Димитриос работал во время своего пребывания в Белграде в 1926 году. У этого человека, бывшего профессионального разведчика, я был сегодня в гостях и разговаривал с ним о Димитриосе. Расскажу вкратце, как мне удалось на него выйти. Конечно, требовалась рекомендация, которую я неожиданно получил от лица, имеющего на меня какие-то виды. В чем тут дело, я пока еще не разобрался, но думаю, что постепенно все это выяснится. Меня, конечно, эта загадочность очень раздражает. Но давайте вернемся к Димитриосу.
Вы когда-нибудь верили в существование так называемого супершпиона? С полной определенностью могу заявить, что я в это не верил. Но после сегодняшней встречи знаю, что такие люди есть. Всю вторую половину дня я провел с одним из них. Поскольку не могу сказать, кто он, буду в лучших традициях шпионской литературы называть его просто Г.
Слово „супершпион“ я употребляю по отношению к Г. (он, кстати, сейчас уже ушел от дел) в том смысле, в каком мой издатель говорит об одном печатнике „спец“. Г. руководил большой сетью агентов, и его деятельность (разумеется, не всегда) была в основном организаторской и направляющей.
Теперь мне ясно, какую чепуху говорят и пишут люди о шпионах и шпионаже. Но мне кажется, лучше всего, если я начну свой рассказ так, как это сделал Г., когда беседовал со мной.
Он напомнил мне слова Наполеона о том, что во всякой стратегии главным является фактор внезапности. Надо сказать, Г. любит цитировать Наполеона. Несомненно, об этом факторе знали и другие завоеватели: Александр Македонский, Гай Юлий Цезарь, Чингисхан или Фридрих Прусский. Додумался до этого, кстати, и Фош. Но вернемся к тому, что говорил Г.
Война 1914–1918 годов, говорил Г., показала, что в будущей войне (неправда ли, звучит очень обнадеживающе?) в результате всевозрастающей ударной силы и мобильности армии, авиации и флота главную роль будет играть безусловно фактор внезапности. По-видимому, войну выиграет тот, кто нападет на противника тогда, когда он этого не ожидает. Следовательно, первейшая необходимость состоит в том, как найти средства защиты против внезапного нападения, то есть знать о нем, когда война еще не началась.
В настоящее время в Европе существуют двадцать семь независимых государств. Каждое из них имеет армию, авиацию и — за исключением некоторых стран — флот. Безопасность каждого из государств требует сведений о том, как развиваются вооруженные силы в каждой из двадцати шести стран, какова их ударная мощь, эффективность, ведется ли там тайная подготовка к нападению. Ну а это означает, что нужны разведки, нужна целая армия специально подготовленных людей.
Признаюсь, сначала все это показалось мне довольно глупым и вряд ли соответствующим действительности. Неужели взрослые люди, управляющие государством, ведут себя как мальчишки, играющие в индейцев? Оказалось, что дело обстоит именно так. Влюбленный в свою профессию, Г. рассказывал о ней с велеречивым энтузиазмом молодого коммивояжера, случайно оказавшегося в деревенской таверне. Мои скептические замечания задевали его, и он, как мне кажется, привел очень убедительный довод своей правоты. Он напомнил мне, что в большинстве европейских стран за шпионаж, равно как и за преднамеренное убийство или государственную измену, полагается смертная казнь, а в остальных странах — очень большие сроки тюремного заключения, что таковы законы мирного времени (sic!), что имеется тенденция к ужесточению законов о шпионаже и что шпионаж, таким образом, рассматривается как одно из самых тяжких преступлений.
Очевидно, продолжал он, учитывая приведенные выше факты, минимальное число разведчиков, находящихся на службе у какого-либо европейского правительства, должно составлять примерно семьдесят человек — по три человека на страну и по два на те страны, у которых нет флота. Значит, минимальное число занимающихся разведкой людей составит в одной только Европе что-то около двух тысяч человек.
Я возразил, что он, по-видимому, пришел к нелепому заключению. Он сказал, что, конечно, его оценка может показаться преувеличенной, поскольку один и тот же человек может вести наблюдение за какой-нибудь базой британского флота, в то же время собирая разведывательные данные обо всем флоте в целом. Если взять, например, Испанию, то у нее, скорее всего, нет разведчиков, занимающихся британским флотом, потому что она может воспользоваться информацией, полученной итальянской разведкой. С другой стороны, совершенно очевидно, что итальянской разведке потребовалось бы не менее двадцати человек для сбора разведывательных данных о британском флоте, не считая, конечно, вспомогательных агентов, которых оплачивают по результатам их деятельности. Кроме того, иногда появляется необходимость привлечь к работе какого-нибудь разведчика высшего класса (как, например, Г., подумал я). И вот еще: не надо думать, что если какие-то страны союзники, то они не засылают друг другу шпионов. Ведь знать, чего стоит союзник, так же важно, как знать возможности противника. Кроме того, союзы не вечны, да и союзники не всегда откровенны друг с другом. Короче, союзники сегодня могут стать врагами завтра.
Продемонстрировав таким образом потребность в разведчиках в мирное время, Г. сказал, что миллионы франков, марок, лир, злотых, рублей, гульденов, фунтов и других денежных единиц (разумеется, включая сюда и доллары) тратятся ежегодно на нужды шпионажа. По его мнению, общее число лиц, так или иначе связанных с разведкой, в одной только Европе составляет более пятидесяти тысяч человек, причем в это число он не включил тех, кто работает в контрразведке.
Выходит, цивилизация создала еще одну профессию, в которой сильна конкуренция? Увы, нет. Компетентный разведчик никогда не будет сидеть без работы. И хотя в первые годы Лиги Наций был небольшой спад шпионской деятельности, потом все вошло в норму, и теперь шпионаж процветает как никогда.
За эти годы сильно изменились цели и методы разведывательной деятельности. В добрые старые времена, до первой мировой войны, шпиону было достаточно похитить формулу отравляющего газа или чертежи нового пулемета, чтобы обеспечить себя на всю жизнь. В наши дни это мало кого интересует. Химики в любой стране могут получить газ с наихудшими свойствами. Что же касается пулемета, то вы можете купить лицензию у самого изобретателя, если его конструкция вам понравилась больше, чем та, которая есть у вас. Гораздо важнее знать технические изобретения в области противовоздушной обороны или взрывчатых веществ, также очень важно знать, растет ли в данной стране производство бомб и увеличился ли, например, выпуск офицеров-подводников. Непосредственная польза, конечно, меньше, зато последствия значительнее. Сильно изменились и методы. Наклеенные бороды и взрывы бомб ушли в безвозвратное прошлое. Руководители разведки стали разборчивее. Ученая степень теперь для разведчика гораздо больше значит, чем обольстительная внешность. Хотя, конечно, приходится иногда использовать и преступников, но все-таки, как правило, разведчики — это люди, получившие хорошую подготовку, или, что бывает реже, люди (женщины, естественно, не исключаются) с выдающимися личными качествами.
Но какое отношение имеет все вышесказанное к Димитриосу? Ведь у Димитриоса не было ученой степени. Он, как мы знаем, был убийцей, сутенером, шантажистом и, кроме того, тайным агентом Евразийского кредитного треста в Болгарии и Турции. Каким же образом Г. удалось завербовать его и для каких целей?
Но прежде чем отвечать на эти вопросы, необходимо объяснить позицию Г.
По его словам, единственное правительство в Европе, ни за, ни против которого он никогда не работал, — это правительство Польши, его родины. Разумеется, я был тронут, узнав об этой слабости, тем более что — думаю, вы со мной позднее согласитесь — у этого человека, кажется, нет других слабостей, и я говорю это отнюдь не иронически. Интересно, что выдающиеся разведчики похожи на знаменитых музыкантов: далеко не в каждой стране найдется человек с такими способностями. Вот почему разведчик может работать на правительство сначала одной, потом другой страны или даже на две страны сразу, но Г. считает, что двойная игра нецелесообразна, потому что слишком опасна.
