Батья Гур - Убийство в кибуце
— Несмотря на то что его смерть может быть простым несчастным случаем?
— Даже если это несчастный случай, то все равно — где оставшийся паратион и чем все может закончиться? — Михаэль промолчал. — Когда вы сможете ответить на все эти вопросы? — спросил Моше, и в его голосе было больше отчаяния, чем гнева.
— Я хочу знать, — медленно произнес Михаэль, — сама ли Оснат составила эту фразу или ее кто-нибудь произнес во время семинара? Точнее — как она попала в газету? — Моше беспомощно развел руками, на что Михаэль задал еще один вопрос: — Как можно прочитать протокол этого семинара?
— Я даже не знаю, велся ли протокол. Такие семинары проводятся ежегодно, и на них съезжаются многие руководители кибуцев.
— Хорошо. Кто еще был на семинаре?
— Люди из соседних кибуцев. Я даже не знаю, кто там точно был.
— Она никогда не рассказывала вам о том, что происходило на семинаре?
— Мне не говорила, но могла рассказать Дворке или еще кому-нибудь.
— И все-таки кому?
— Говорю же вам, что я не знаю. Поговорите лучше с Дворкой.
— Хорошо, я поговорю с Дворкой. Но хочу, чтобы вы помогли мне связаться с секретарем какого-нибудь соседнего кибуца, если вы, конечно, не возражаете, — продолжал настаивать Михаэль.
— Ну кто будет помнить такие вещи? — произнес Моше со вздохом. Тем не менее он протянул руку к телефону и нажал одну из кнопок. Затем он заговорил: «Это ты, Миша? Нет, это Моше. Ну, да. Нет, нам не просто с таким вторжением… — Его голос стих, когда он взглянул на Михаэля. — Миша, ты, часом, не помнишь семинар для секретарей кибуцев, который состоялся в феврале? Не волнуйся, просто мне кое-что нужно узнать. Слышишь меня? Скажи, от нас только Оснат была или кто-то еще приезжал с ней? Только Оснат. — После этих слов он снова посмотрел на Михаэля, который закуривал сигарету и, вытянув ноги, так же пристально глядел на Моше. — Да здесь есть один человек, который хотел бы задать несколько вопросов о том, что было на семинаре. Ну нет же. Ну не по телефону. Ты бы мог к нам подъехать? Да, это связано с… Это срочно. Лучше если ты приедешь сюда, а не этот человек к тебе поедет. Нет, по телефону я тебе больше ничего не скажу. Ты когда сможешь быть у нас?»
— Через двадцать минут он будет здесь, — сказал Моше, повесив трубку. — И он знает, что это связано с… ну, в общем, с… — Ему так и не хватило решимости завершить фразу. Он стал рыться в ящике стола, и через какое-то время в руках у него появился рулон туалетной бумаги. Он оторвал от нее кусок и громко в него высморкался. — Аллергия, — пояснил он. — Каждый год у меня аллергия. — Он скомкал бумагу и швырнул ее в мусорную корзину. — Дейв дал мне какой-то кактус, который должен помочь, но я не верю во всю эту чушь, — раздраженно сказал он.
— Откуда этот секретарь кибуца узнал о происшествии? — спросил Михаэль.
Моше издал звук, одновременно похожий на смех и храп:
— Как только об этом узнали у нас, узнали и все, кто рядом с нами. Наши дети ходят в одну и ту же школу, у нас есть общие проекты, да и контактов всевозможных много… Кроме того, люди по телефону говорят. Уверен, что нет ни одного кибуца, где бы не знали про наш случай. Я удивляюсь, почему еще репортеры не наехали.
Михаэль вспомнил слова Шорера, произнесенные не без издевки: «Как долго, ты думаешь, все удастся сохранять в тайне? Неужели ты надеешься, что в городе у кого-нибудь не найдется тетушки, чей сынок промышляет публикациями в разделе криминальной хроники? Как долго ты сможешь держать журналистов на расстоянии, распуская дымовую завесу из слов?»
Голос Моше вновь стал доноситься сквозь головную боль, от которой ломило виски:
— Слишком наивно надеяться на то, что все останется в тайне. Я воспринимаю как чудо каждую минуту, которая отделяет меня от звонка из какой-нибудь газеты.
Михаэль наконец нарушил повисшее молчание:
— Вам известны какие-нибудь подобные случаи?
— Подобные чему?
— Растраты, воровство, продажа собственности кибуца — ну, что-нибудь из перечисленного в статье Оснат?
Моше надолго задумался, потом сказал:
— Пожалуй, не известны. Было время, когда кто-то грабил дома членов кибуца, но мы даже не звали полицию — сами нашли виновника и разделались с ним сами. Оснат к этому никакого отношения не имела. Это был один из волонтеров, который подсел на наркотики, если не вдаваться в подробности. Были еще случаи воровства, которые раскрыл наш офицер безопасности. — Михаэль в удивлении вскинул брови, и Моше с недоумением посмотрел на него. — Это было много лет назад, когда за безопасность отвечал Алекс. Такие вещи происходят периодически во всех кибуцах. Вдруг кто-нибудь из кибуцников сходит с ума. Как это происходит, я не знаю. Ведь красть в кибуце — это все равно что красть у своих родителей: зачем красть, когда и так можно взять все, что тебе нужно? Однако это произошло, и Алекс попросил у полицейских собак-ищеек. Собаки привели к дверям одного из ветеранов кибуца. Зачем ему это понадобилось? Но кто это был, я до сих пор не знаю, а всю историю услышал от пограничников.
— А полицейские могли проговориться?
— Есть определенная негласная договоренность о том, что в кибуце все дела решает сам кибуц, — сказал Моше. — Никаких финансовых злоупотреблений у нас не бывает. Правда, я знаю один кибуц, в котором женщину, ответственную за швейное производство, обвиняли в том, что она бесплатно отсылала одежду своим родственникам в городе. Есть еще кибуц на севере, где столкнулись с растратой: один сотрудник пересылал деньги со счета кибуца на частный счет в городе, но и там никто не вызывал полицию. Кибуц сам справился с этой проблемой.
— Каким образом? — спросил Михаэль.
— Существуют разные способы, — с трудом выдавил из себя Моше. — Что касается этого случая, то парня заставили уехать из кибуца, и он вернул деньги, до последнего гроша. Но все кончилось трагедией, потому что в кибуце остались его жена и дети, с которыми просто перестали общаться. Случилось это два года назад, но до сих пор с ними общаются с большой неохотой. Они уже жить не хотят.
— А как дела обстоят в вашем кибуце?
— Я же рассказывал вам. У нас есть несколько маленьких проблем, но мы их сами решаем. Но такого у нас никогда не было, и я не знаю, что Оснат имела в виду, когда писала о продаже собственности кибуца. Правда, у нее всегда была склонность все преувеличивать.
— Например? — спросил Михаэль.
— Ну, может быть, не преувеличивать. Просто она принимала все слишком близко к сердцу. Почитайте другие ее статьи.
— Я их уже читал, — сказал Михаэль, — и ничего подобного в других статьях не встречал.
— Во всех других номерах она поднимает довольно острые вопросы, но везде оговаривается, что это лишь гипотетически, и ничего конкретного она не имеет в виду.
— Хорошо, давайте подойдем к этому вопросу гипотетически. Что могло ее заставить так написать?
— Не знаю, — после некоторого раздумья произнес Моше. — Я вообще не понимаю, что она имела в виду, когда писала о «продаже общественной собственности».
В этот момент в дверь кто-то постучал, и в комнату вошел мужчина средних лет. Отерев рукой пот со лба, он произнес:
— А вот и я! Что случилось?
— Кофе? — спросил Моше вошедшего, уже успевшего плюхнуться в кресло, которое он вытащил из угла комнаты.
— Не откажусь — во мне всегда найдется немного места для чашечки кофе, — сказал Миша, улыбаясь щербатым ртом. — Черный, без сахара. — Моше встал и подошел к старенькой кофеварке с обмотанным изоляцией, слегка обгоревшим шнуром. — Эта изоляция плохая, лучше купи новый шнур, — заметил Миша. — С такой изоляцией когда-нибудь током дернет. Не понимаю тебя: такая телефонная автоматика, у всех радиотелефоны, а поставить кофеварку-автомат ты не можешь?
— Была одна, да сломалась, — сказал Моше. — Ее уже починили, да я все забываю привезти сюда.
Неуверенно и смущенно, Моше представил Михаэля Охайона Мише, который всем своим видом говорил, что будет только рад услышать какую-нибудь сенсацию. Однако глаза его при этом оставались совершенно серьезными. После быстро произнесенных слов о том, что это «трагедия для всех нас и для всего движения», он спросил, что интересует Михаэля касательно февральского семинара. Михаэль уже знал, что Оснат была единственной представительницей от кибуца на семинаре. Поэтому он сказал:
— Меня волнует вот эта статья, — и показал Мише номер местной газеты.
Миша водрузил на нос очки, которые свисали у него с шеи на черном шнурочке, и углубился в чтение. Закончив, он аккуратно положил газету на стол, ближе к Моше, чем к Михаэлю, и снял очки. После этого наступило молчание.
— Ну и что ты скажешь? — спросил Моше.
— Даже не знаю, что сказать. Пытаюсь вспомнить… Разговоров на семинаре было так много.