Рут Ренделл - Эксгумация юности
Кэролайн Иншоу оказалась не похожей на тот образ, который сложился у него в голове после телефонного разговора. Майкл ожидал увидеть перед собой высокую, довольно плотную женщину со стрижкой в возрасте около сорока, в темном костюме. Она оказалась худенькой, очень стройной, с длинными темными волосами. Если бы кто-нибудь сказал ему, что это балерина, то он, без сомнения, поверил бы. Когда мисс Иншоу приехала, было шесть вечера. Зная наперед, что она откажется от алкоголя, сославшись, что находится при исполнении, он все-таки предложил ей бокал вина. Она не отказалась, чем сразу же расположила к себе.
Потягивая «Шабли», он рассказал ей о Кларе Мосс и о мужчине, которого звали Рэймент. Это слово у Клары, детство которой было неразрывно связано с воскресной школой, почему-то вызывало ассоциацию с одеждой. Кэролайн Иншоу — которая попросила называть ее просто по имени — несколько удивилась, узнав об этом. О чем искренне ему сказала. Майкл перешел к рассказу о своих родителях.
— Счастливым браком это назвать было нельзя. Если уж на то пошло, я никогда не слышал, чтобы они говорили друг другу какие-нибудь нежные или хотя бы вежливые слова. Впоследствии они бы наверняка разъехались бы или развелись, но только не тогда — не в конце сороковых… У моей матери было много друзей. Я имею в виду мужчин. — Майкл колебался, не решаясь продолжить. Возможно, она видела, чего ему все это стоило. Ведь матери он был не нужен. Нет, она никогда не была к нему жестока — скорее, безразлична. Но она все-таки была его матерью. Рассказывать о ее сексуальной жизни, о возможном прелюбодеянии было невероятно тяжело. Вздохнув, Майкл проговорил:
— Было несколько мужчин, с которыми она часто виделась и которые бывали у нас дома. Не знаю, как относился к этому отец. Возможно, это его тревожило. Я бы не удивился. По словам Клары Мосс — которая убирала у нас и часто бывала в доме, — одним из них был Джеймс Рэймент. Это был дядя одного человека — тогда еще мальчика — по имени Льюис Ньюмен. Вы ведь знаете о водоводах?
Кэролайн Иншоу сказала, что не знает. Это несколько удивило Майкла. Он спрашивал себя, насколько вообще теперь интересно полиции это дело и все ли оно целиком перешло к Кэролайн. Он кратко описал то место, которое они называли водоводами, а также рассказал о детях, которые там играли. Майкл заметил, что Кэролайн проявила здесь куда больше интереса, чем в свое время инспектор Квелл.
— Должен вам сказать, — проговорил Майкл, — что даже после того, как прошло столько лет, мне до сих пор тяжело… говорить о матери. — Он прикусил губу, уставившись на руки на коленях и заставил себя продолжать: — Мать была очень красива. Мне кажется, искушения для нее тоже были велики. Знаете, все эти военные в форме… — Майкл снова представил пожилую леди с собачкой, которая подошла к нему на железнодорожной платформе. Нет, даже в свои годы она была отнюдь не красавица, как его мать Анита, но искренним и теплым участием сразу же расположила мальчика к себе. В вагоне она снова заговорила с ним, а он, немного расслабившись, гладил собачку. Вздохнув, Майкл покачал головой. — Нет, это не для меня, — сказал он. — Не мне советовать вам, как делать вашу работу. Я ничего такого не имел в виду, но если бы вам понадобилось взять у меня и у Льюиса Ньюмена тест на ДНК, то, возможно, он показал бы, что отрезанные кисти принадлежали Джеймсу Рэйменту и… и… — Он с ужасом понял, что не в силах произнести слова, которые вертелось у него на языке…
— И… вашей матери? — закончила за него Кэролайн Иншоу, но произнесла это так мягко и дружелюбно, что Майкл воспринял ее слова с большой благодарностью.
Он молча кивнул, поскольку теперь с огромным трудом сдерживал слезы.
— Думаю, мы могли бы сделать это, — согласилась Кэролайн. — Мы могли бы вместе поговорить с мистером Ньюменом и взять у него анализ. Ваш тест ДНК мы могли бы провести уже сегодня. Необходимо лишь взять образец слюны.
— Доктором Ньюменом… — проговорил Майкл. — Мне не хотелось бы поправлять вас, но об этом он знает намного больше меня…
Кэролайн вытащила планшетный компьютер в зеленом кожаном чехле.
— У меня здесь отмечено, — сказала она, — что ваш отец все еще жив. Это действительно так? Простите, если вдруг это вас как-то задело, но когда кому-то сто лет — ну или почти сто, — то такой вопрос вполне уместен, не так ли?
— Он пока еще жив, — кивнул Майкл, чувствуя, что это зловещие, даже, пожалуй, ужасные слова. Он ничего не сказал о цианиде.
Льюис Ньюмен то и дело вспоминал об отрезанных руках в коробке. Это никак не выходило у него из головы. Как же давно это случилось… и сколько новых тайн породила жуткая находка! Например, что произошло с дядей Джеймсом, и как странно, что мать Льюиса, которая работала воспитателем, была невесткой человека, который не мог читать и писать. Он все еще помнил дядю Джеймса, притом помнил довольно отчетливо. Он попробовал представить, как совершенно по-другому выглядело бы его исчезновение сегодня, в основном потому, что едва ли он смог бы просто так бесследно исчезнуть. У него наверняка оказался бы под рукой мобильный телефон, возможно, адрес электронной почты, кредитные карты… Он мог бы, наконец, числиться одним из пациентов какого-нибудь врача — такого же, как он сам. Хотя также вполне вероятно, что сегодня полиция не предприняла бы особых усилий, чтобы найти его. Он вспоминал, как вместе с дядей они брели через поля, которые, несмотря на военное время, поразили его своей странной тишиной и покоем. Дома было только радио. Никаких телевизоров, никакого Интернета… Антибиотики тогда только-только открыли, но этим препаратам еще предстояло войти во всеобщее употребление. Естественно, никаких тестов на ДНК не проводилось…
Занимаясь домашними делами — мытьем посуды, упаковкой грязной одежды и постельного белья для прачечной, — он размышлял об открытии ДНК, о двойной спирали, о ее применении в медицине и в работе полиции. В этот момент зазвонил телефон.
Какое удивительное совпадение: эта женщина-детектив словно прочитала его мысли! На мгновение он даже потерял дар речи. Тест ДНК? Да, конечно, он не против, хотя не может представить себе, зачем ей это вдруг понадобилось. Она объяснила.
Майклу тоже пришлось ответить на неожиданный телефонный звонок. Именно поэтому он сидел у постели Клары Мосс и держал ее за руку. Позвонила соседка, имя которой он наконец узнал.
— Это миссис Бичем. Я живу рядом с миссис Мосс, сэр…
Он был несколько озадачен таким обращением. Возможно, от Клары она узнала, что раньше он работал адвокатом. Ему хотелось попросить, чтобы она не называла его «сэром», но он постеснялся. Это могло расстроить или даже оскорбить ее.
— Сюда часто наведываются социальные работники, — сказала соседка. — С тех пор как вы были здесь в последний раз, они часто суют сюда свой нос, сэр. — Опять этот «сэр». — Они хотят отправить ее в хоспис. Ведь у нее рак, вы понимаете, и ей осталось недолго. Но Клара не желает никуда уезжать и хочет увидеться с вами. Социальному работнику я сказала, что если она останется, то я буду за ней ухаживать. Я и Саманта — мы вместе…
— Я скоро приеду, — сказал Майкл, подумав, как же бесконечно добры эти женщины. — Скажите ей, пожалуйста, что я буду у нее через несколько часов.
— Спасибо, сэр, это очень мило с вашей стороны, — ответила миссис Бичем, и ее голос эхом зазвучал в телефонной трубке.
А потом он уже не смог сдержать слез, и они крупными каплями побежали по щекам. Эти вездесущие слезы… не столько от горечи предстоящей потери, сколько от восхищения добротой и благородством других людей. Может быть, это потому, что он видел так мало доброты в свои детские годы, и потому, что впервые постиг это при встрече с пожилой женщиной и собачкой в поезде? Он поднялся в комнату Вивьен, прилег на ее место и выплакал все накопившиеся у него слезы…
В полдень он был уже в доме Клары Мосс. Первое, что он сделал, — это отдал ей обручальное кольцо, спрашивая себя, узнает ли она его по прошествии стольких лет. Но она узнала сразу. Улыбнулась и кивнула ему. Не нужно было быть медиком, чтобы понять, что женщина умирает. Врач, по словам Саманты, ввела ей морфий, поскольку только он мог унять терзающие ее боли. Девушка с гордостью сообщила, что врач доверяет ей и оставил морфий для инъекций, чтобы вводить Кларе необходимые дозы. Клара слабо улыбнулась и сжала ему руку. Майкл пообещал зайти завтра.
Путь сюда был недолгим — несколько станций на метро, затем полчаса пешком. На следующий день он заночевал в небольшой гостинице на Лоуэр-Паркк-роуд, а утром вернулся в дом Клары.
Глава двадцать вторая
Отрезанные кисти рук в жестяной коробке стали для Колина Квелла настоящим наказанием. Занозой в одном месте, как он потом часто говорил. Заниматься выяснением происхождения частей тела, которые, возможно, пролежали в том месте, где их нашли, больше шестидесяти лет, было ниже его достоинства. Подобное расследование не требовало никакой срочности. Кисти рук пролежали в земле столько времени и никуда не денутся. Более того, владельцы, если так можно выразиться, возможно, даже не умерли, тем более не убиты; не исключено, что руки отрезали у живых людей. Правда, проведенное дознание не привело к результатам, и он не смог раскопать хотя бы малейший намек на то, что из местной больницы в сороковых годах пропали ампутированные руки. Сам он пришел к заключению, что руки были отрезаны у трупов людей, погибших во время бомбежек в Ист-Энде. Естественно, это сделал какой-то извращенец, но таких субъектов во все времена хватало. Поэтому кто бы это ни был, все эти люди давно уже умерли.
