Джон Карр - Восемь мечей
После душного влажного воздуха насквозь прокуренной библиотеки здесь веяло приятной прохладой. Плотные портьеры на двери заметно приглушали звуки извне, поэтому до Хью доносился лишь смутный голос его отца, с жаром объяснявшего что-то доктору Феллу. Чуть раздвинув портьеры – не более чем дюйма на полтора, – он нащупал в темноте стул и осторожно, чтобы не производить ненужного, а может быть даже, и потенциально опасного шума, подвинул его к себе. Стеклянная дверь на террасу слегка шевелилась от легкого бриза на улице, кроны ближайших деревьев мягко шуршали, пробивавшийся через узенькую щелку между портьерами тонкий лучик света из библиотеки весело играл отблесками на бильярдном столе и противоположной стене. Это, невольно пришло в голову Хью, был бы идеальный дом для любых игр, включавших в себя такой обязательный элемент, как брожение в темноте, нащупывание требуемых вещей, укрывательство от безжалостных противников… Столичные остряки назвали бы это «игрой в прятки во мраке», что неизбежно заставляло его тут же подумать о Патриции Стэндиш и прелести тайного свидания с нею в полной темноте… Впрочем, мечты мечтами, а дело есть дело: нащупав наконец-то позади себя стул, он тихо придвинул его почти вплотную к щелке между портьерами, осторожно сел на него, и практически сразу же из библиотеки до него довольно отчетливо донесся громкий, командный голос.
– Послушайте, я не прошу сказать мне, что все это значит! – громогласно возвестил он. – Нет, нет, имейте в виду, я требую, чтобы мне сказали: что все это значит? Сделанные лично мне определенные высказывания и даже многочисленные прозрачные намеки, которые, искренне чтя память нашего дорогого Септимуса Деппинга, не говоря уж о бедняжке Бетти, я еще как-то могу объяснить. Более того…
Хью буквально прильнул к своей смотровой щелке. В комнате библиотеки прямо перед доктором Феллом стояла царственно-прекрасная и гневно-агрессивная фигура миссис Стэндиш. Высоко поднятый вверх подбородок, густая грива великолепно ухоженных пепельно-светлых волос, решительное выражение лица… Ни дать ни взять сама статуя совершенства и справедливости в белых кружевах, правой рукой обнимающая за плечи на редкость симпатичную девушку с выразительными карими глазами – очевидно, ту самую Бетти Деппинг, – а левой как бы обвиняюще тыкая указательным пальцем в доктора Фелла. И хотя вид у «бедняжки Бетти» был явно очень усталый, нервный и, что самое странное, какой-то смущенный, по-своему даже растерянный, Хью она почему-то сразу же понравилась. Причем чисто инстинктивно… Назвать ее внешность аристократической или утонченной было, конечно, трудно. Несмотря на матово-бледный овал лица с нежной кожей и правильными чертами, а также широко расставленные карие глаза, она совершенно не выглядела беззащитной. Пухлые губки, но при этом весьма волевой подбородок! Каштановые волосы были аккуратно убраны за уши, а у ее носа – Хью был в этом уверен – наверняка несколько крохотных веснушек. Когда Бетти бросила мимолетный взгляд на миссис Стэндиш, в ее глазах отчетливо проявилось то, что в определенных кругах называется «выражением усталого цинизма». По ее лицу было видно: плачет она редко, но если уж плачет, то по-настоящему и при этом, как правило, очень и очень горько…
Да, ее присутствие здесь явно усложняло проблему. Из своего укрытия Хью Донован мог видеть только заднюю часть головы доктора Фелла, но вполне представлял себе его вдруг скривившееся лицо при виде совсем ни к чему появившейся здесь дочери покойного мистера Деппинга. Впрочем, царственная миссис Стэндиш никому не дала ни единого шанса даже попытаться возразить.
– Более того, – продолжила она, еще крепче прижимая Бетти к себе, несмотря на ее отчаянные, хотя вроде бы и незаметные попытки освободиться от «дружеских объятий», – я категорически настаиваю, чтобы мне объяснили, почему и для какой именно цели в этом доме присутствуют совершенно посторонние люди? Прямо сейчас, например, именно в эту минуту там, в гостиной, – миссис Стэндиш сделала выразительную паузу, будто этот факт делал данное явление еще более ужасным, – находится какое-то отвратительное существо в желто-коричневой шляпе и костюме с красной полоской. Скажите, по какой такой причине все эти совершенно посторонние люди присутствуют в моем доме? И, судя по всему, не собираются его покидать! А вы подумали о чувствах нашего дорогого епископа? О моих собственных чувствах? Представляю себе, в какой ярости сейчас его преподобие! Естественно, и я тоже…
«Наш дорогой епископ» негромко откашлялся и слегка отодвинулся вместе с креслом назад.
– Мадам, – предельно вежливо, даже несколько вычурно обратился к ней доктор Фелл. – Одной из наименее приятных черт полицейской работы является то, что она вынуждает нас вступать в непосредственный контакт с людьми, которых мы в ином случае чурались бы как черт ладана. И примите мои самые искренние заверения в том, что я, как никто другой, понимаю вас и ваши уязвленные чувства.
Миссис Стэндиш презрительно хмыкнула, но затем, очевидно быстро взвесив все обстоятельства и почувствовав что-то «не совсем то», пристально на него посмотрела:
– Скажите, доктор Фелл, причем скажите именно в присутствии нашего дорогого епископа: я ошибаюсь или мое чутье меня не обманывает, и в ваших словах на самом деле есть какой-то скрытый смысл?
– Мадам, мадам, – обратился к ней доктор, не скрывая легкого осуждения. – Умоляю вас, постарайтесь, пожалуйста, держать себя в руках. Его преподобие, не сомневаюсь, вряд ли одобряет ваше, с позволения сказать, высказывание о том, что его присутствие стимулирует ваши органы обоняния. В силу чего считаю своим долгом настоятельно попросить вас уважать его духовный сан.
Миссис Стэндиш посмотрела на него так, будто не могла поверить собственным ушам. Сказать ей такое?! Сказать такое ей?! Она напряглась, заметно покраснела, из прелестных губок вылетели какие-то невнятные и непонятные звуки… Прошло по крайней мере полминуты, прежде чем она смогла достаточно членораздельно произнести что-то вроде:
– Сэр, вы что, издеваетесь надо мной?
– Ну что вы, мадам! Как можно? – непонятно, с обидой или шутливо, проворчал доктор Фелл. Хью без труда представил себе его широко открытые глаза, когда он вроде бы удивленно смотрел на нее. – Надеюсь, вам знаком этот классический и, соответственно, весьма популярный и известный анекдот, который заканчивается фразой: «Мадам, я сам давно женат, поэтому предпочел бы бокал хорошего пива». Только так, и никак иначе. Кстати, о пиве… Почувствовав, что оказалась в весьма затруднительном положении, миссис Стэндиш резко повернулась к епископу, как бы прося у его преподобия поддержки и защиты. Однако у почтенного и, в общем-то, всеми уважаемого святого отца, слава богу, вполне хватило здравого смысла не делать того, что поставило бы и его самого в весьма неудобное положение. Отвернувшись, он просто вовремя и надолго закашлялся. А затем тут же, как и положено слуге Божьему, принял на редкость благочестивый и при этом вполне нейтральный вид.
– Ну, знаете ли! Из всех непереносимых… – с трудом сдерживаясь, чуть слышно прошептала миссис Стэндиш, – из всех в высшей степени непереносимых…
– Да, да, конечно же. А знаете, то же самое и практически на том же самом месте совсем недавно сказал нам и мистер Лангдон. Ну а теперь, миссис Стэндиш, я предельно точно скажу вам, зачем вы здесь и что именно вам надлежит делать. – Тон доктора Фелла заметно изменился: из издевательски вежливого стал резким, не терпящим никаких возражений. – Вы здесь только для того, чтобы давать показания. Для большей ясности повторяю: чтобы давать чистосердечные показания, а не отдавать приказы. Далее, вам было четко сказано, что вы должны прибыть сюда без какого-либо сопровождения. Поскольку определенную часть информации, которую нам сегодня удалось узнать, боюсь, мисс Деппинг, будет крайне неприятно слышать.
При этих словах Бетти Деппинг впервые внимательно посмотрела на него. И хотя в ее глазах было что-то вроде намека на юмор, заговорила она спокойным, приятным голосом. Совсем как будто хотела задать самый обычный вопрос своей будущей свекрови.
– А разве именно поэтому я не имею полного права здесь присутствовать? – поинтересовалась она, не отводя взгляда от глаз доктора.
Ее тихий, спокойный голос, казалось, совершенно незаметно внес в их беседу новый элемент. В нем чувствовалась жизненная сила, напряженность и даже трагичность, о которых тогда никому не пришло в голову подумать. Яростное наступление миссис Стэндиш явно провалилось, но сдаваться она, похоже, и не собиралась. Только говорить стала чуть тише, напряженнее, сдержаннее…
– Я просто хотела, чтобы эта кошмарная бессмыслица прекратилась, только и всего! Если вы все здесь просто не способны или не хотите вести себя достаточно по-джентльменски… я имею в виду различные недостойные намеки. Прежде всего от Патриции – в свойственной ей непристойно-язвительной манере, которую я терпеть не могу, – и в особенности от Морли. На которые они не скупились, очевидно желая к чему-то меня подготовить. – Миссис Стэндиш, крепко сжав челюсти, перевела пристальный взгляд с доктора Фелла на епископа: – Что ж, раз уж мне приходится говорить об этом, то пусть все знают: это касается слухов о прошлой жизни нашего дорогого друга покойного мистера Деппинга.
