Эли Бертэ - Присяжный
В эту минуту два всадника съехались с разных сторон и, увидев друг друга, приняли изумленный вид. Их можно было счесть за добрых деревенских жителей, судя по их шляпам с широкими полями и по большим сапогам с серебряными шпорами.
– Вот неожиданная встреча, любезный Кюрзак, – добродушно сказал тот, который казался моложе. – С каких это пор судьи оставляют место работы, для того чтобы присутствовать при суетных увеселениях?
– С тех пор, как доктора ради этой же цели стали забывать о своих больных. Однако не находите ли вы, что здесь очень жарко? У меня язык пересох, как старая бумага.
– А я проглотил целый воз пыли. Не хотите ли выпить чего?
– Я вам собирался предложить то же самое.
Доктор и мировой судья сошли с лошадей и, отдав их держать мальчишке, который вертелся около них, вошли в кофейную, нехитро устроенную из натянутых простыней, прикрепленных к ветвям дерева.
– Право, – начал доктор, – кажется, здесь налицо весь наш милый городок Б***, не причудами и сплетнями будь он помянут! Я увидел в толпе уже более двадцати знакомых лиц, не считая вашего, мой любезный Кюрзак, а произвело оно на меня впечатление такое же приятное, какое произвело бы на истца, в пользу которого вы решили дело. За ваше здоровье!
Они выпили.
– Тьфу, какая гадость! – вскрикнул мировой судья, ставя назад на стол свой пустой стакан. – Это пиво так же тепло и отвратительно, как микстуры, которыми вы душите ваших злополучных пациентов. Говорят, правда, что для хорошеньких и молоденьких пациенток вы смягчаете строгие правила медицины и держите их на одной чистой водице, что излечивает их тем не менее одинаково скоро с остальными больными.
– Вы мне поплатитесь за такие рассуждения, Кюрзак, при первой же простудной лихорадке, от которой я буду иметь удовольствие вас избавить. – И доктор погрозил пальцем. – Но, ради бога, скажите мне, вы, человек, который посвящен во все сплетни нашего городка: по какой причине наши земляки, как мне показалось, решили все без исключения присутствовать на бегах?
– Откуда мне знать, любезный друг. Быть может, хотят удостовериться, будут ли на них, как в предыдущие годы, известные лица, которых мы давно потеряли из виду и которые сыграли в известном деле важную роль. Существуют пари «за» и «против». Любопытство у людей развивается тем сильнее, чем больше они скучают.
– Я не вижу, почему те, на кого вы намекаете, не могли бы здесь показаться, – возразил доктор с живостью. – Ах ты господи! – вдруг воскликнул Симоно, не договорив и указывая на мужика, проходившего по дороге в нескольких шагах от них. – Увидеть здесь вот этого субъекта, признаюсь, не ожидал!
Человек, на которого он указывал, был уже не молод. Одет он был в новую блузу, в новую соломенную шляпу и в хорошие башмаки, подбитые гвоздями. В руках у него была палка с толстой шишкой на конце и продетым в нее кожаным ремешком. Крестьянин шел, глазея по сторонам, на его лице выражалось удивление всем, что он видел. Он узнал судью и доктора и, поклонившись не совсем ловко, хотел пойти далее, но тут Кюрзак знаком подозвал его к себе. Не без некоторого смущения мужчина остановился перед ним.
– Ну что, Франсуа Шеру, – сказал ему мировой судья, – ты теперь свободен и, как все добрые люди, пришел поглазеть на скачки?
– Как видите, господин судья, – ответил бывший каторжник заискивающим тоном, – меня выпустили более двух месяцев назад. Ведь вы изволите знать, что с одного вола двух шкур не дерут! Вот я теперь и прогуливаюсь… захотелось посмотреть да повеселиться, благо, это ничего не стоит.
– Разве ты не возвращался в свой Зеленый дом?
– Продан он, господин судья, продан, и за хорошую цену. Они так сказали мне: надо, дескать, тебе выселиться из края, я и решился. Я живу теперь в другом месте.
– Сознайся-ка, брат Шеру, – сказал доктор Симоно, подмигнув, – ты ведь порядком струхнул в то время?
– Да, не было мне на душе покоя, однако меня все время кормили хорошим хлебом и говядиной, иногда даже давали по чарочке. Деньги мои оставили при мне, и ни одного су с меня не потребовали.
– Пусть так, – сказал судья, – однако держу пари, что ты наперед, когда найдешь на дороге мешки с деньгами, подумаешь, прежде чем прибирать их к рукам, не так ли, Шеру?
– Почему, господин судья? – наивно спросил Шеру. – Когда все было кончено, ведь мне же отдали две тысячи франков сборщика податей! На эти-то деньги и те, что я выручил за Зеленый дом, я и прикупил себе новое именьице.
– Что за черт, что ты поёшь? Что тебе отдали? Вот новость-то! Расскажи толком.
Шеру подробно передал, как в день его освобождения из тюрьмы господин, весь в черном, очень похожий на адвоката, явился предложить ему две тысячи франков звонкой монетой с условием, однако, чтобы он никогда не возвращался на прежнее место жительства. Кроме того, ему отсчитали тысячу двести франков за его хижину и причислявшуюся к ней бесплодную землю. С этими деньгами и накопленными им самим наш башмачный мастер возомнил себя самым богатым человеком во всем мире.
– Значит, твой дом и земля теперь принадлежат де ла Сутьеру? – заключил Кюрзак.
– Ну да, а вы откуда знаете? Тот человек должен был перепродать все ему. Дом мой, как я слышал, срыт до основания, возле брода, говорят, поставили красивый железный крест, на том месте…
– Хорошо-хорошо, – перебил его Кюрзак, обменявшись с Симоно многозначительным взглядом. – Ступай посмотреть на скачки, брат Шеру, и хорошенько повеселись. Только помни мои слова: если ты опять найдешь на дороге мешки, полные денег, не торопись их прибирать к рукам, опасно это, брат.
Раскланявшись, Шеру исчез в толпе. Друзья продолжали разговаривать, но, услышав, что первый звонок уже объявил о начале скачки, наконец встали и, расплатившись в кофейне, направились к месту, где оставались их лошади. Они уже заносили ноги в стремена, когда заметили подъезжавший к ним кабриолет. Мужчине, который правил лошадью, впряженной в легкий кабриолет, было далеко за тридцать, но его костюм с иголочки придавал ему моложавый вид, а сияющее лицо выражало такое счастье, что на него отрадно было смотреть даже со стороны. Дама возле него была гораздо моложе и очень хороша собой. Одета она была нарядно, но на лице ее время от времени выражалась тихая грусть. Однако печальное настроение тотчас исчезало при малейшем ласковом слове со стороны спутника, и тогда на алых губках молодой женщины появлялась светлая и счастливая улыбка.
– Прошу покорно! – воскликнул судья, схватив за руку Симоно, чтобы скорее привлечь его внимание. – Вот еще двое знакомых из Б***, которых я никак не ожидал встретить здесь! Новобрачные, которые в прогулках и развлечениях проводят свой медовый месяц.
– Они оба заслужили немного счастья после столь долгих тяжких дней, – вполголоса ответил Симоно.
Кабриолет катился очень медленно – мужчина, который правил им, выискивал удобное место, чтобы остановиться. Он заметил молодых людей в тени деревьев и подъехал к ним. Симоно и Кюрзак поклонились, а доктор любезно подошел подать руку хорошенькой молодой женщине, чтобы помочь ей спуститься на землю.
– Очень счастлив вас видеть, мадемуазель Гортанс, – сказал он непринужденно. – Вот что я называю удачей…
– Мадемуазель?! – повторил с комическим негодованием господин. – Позвольте вас спросить, доктор, за кого вы меня принимаете? Сами вы мадемуазель!
– Виноват, господин сборщик податей, – извинился, смеясь, Симоно, – я хотел сказать, мадам Сернен, да язык повернулся по старой привычке…
– То-то, – успокоился Сернен, выходя между тем из кабриолета. – А все из-за того, что вы не были на нашей свадьбе, доктор! Вы предпочли свадьбу Робертена, который женился на… не о том, однако, речь! Невзирая на ваше отсутствие, моя жена принадлежит мне вполне, не правда ли, Гортанс?
– Не гневайтесь, господин сборщик податей, – вмешался в свою очередь Кюрзак, – этот ветреный Симоно вечно рассеян. Всем известно, что ваша прелестная жена принадлежит вам в силу закона, веры и…
– Воли начальства, хотели вы сказать? – перебила Гортанс, улыбаясь. – Могли бы прибавить, в силу глубокого уважения и теплой дружбы, которые я всегда питала к моему превосходному мужу.
Она пожала ему руку.
– Милая, добрая Гортанс! – проговорил растроганный Сернен, а потом вдруг прибавил: – Извините, господа, жена желает увидеть скачки, и нам надо спешить к отведенным для нас местам. Пойду поищу кого-нибудь, кто присмотрел бы за кабриолетом.
Поиски были непродолжительными, и он вскоре вернулся. Гортанс между тем весело разговаривала с Кюрзаком и Симоно. Отдав все надлежащие распоряжения, Сернен подошел к жене, чтобы увести ее, но она еще медлила.
– Представьте себе, месье Кюрзак, – говорила она, – мы никак не могли убедить Марион ехать с нами! У нее просто врожденное призвание к торговле табаком и гербовой бумагой.
