Найо Марш - Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти (сборник)
– Выходит, они знают о ваших разработках?
– Только в общих чертах, не считая Дугласа. Так уж получилось.
Аллейн бросил взгляд на суровый пейзаж.
– Рискованный шаг, – заметил он и после небольшой паузы добавил: – Вы хорошо все обдумали? Вы отдаете себе отчет, что придется идти до конца и вы уже не сможете ничего изменить?
– Я думал об этом ad nauseam [24] .
– Считаю своим долгом вас предупредить. Я ведь часть государственной машины. Любой может привести меня в действие, но только государство сможет меня остановить.
– Согласен.
– Ну что ж, я вас предупредил.
– Все равно угощу вас хорошим ужином.
– Значит, вы хозяин дома?
– Да. А вы разве не знали? Дядя Артур оставил Маунт-Мун мне, а Флосси завещала все свои деньги Дугласу. Так что здесь как бы два хозяина.
3
Дому в Маунт-Мун было уже под восемьдесят, а в Южном полушарии это немалый возраст. Его построил дед Артура Рубрика, который завез сюда лес на телегах, запряженных волами. Сначала это была скромная четырехкомнатная постройка, которая постепенно разрасталась, приобретя особо внушительные размеры во времена миссис Рубрик, которая неутомимо расширяла жилье своего супруга, компенсируя этим отсутствие прибавления в его семействе.
Дом имел смутное сходство с усадебным домом в графстве Сомерсетшир, который дедушка Артура великодушно уступил брату, менее склонному к поиску приключений. Викторианский фронтон и неизбежная оранжерея в сочетании с фамильными портретами и явным излишком мебели безошибочно указывали на английское происхождение хозяев.
Сад был разбит в ностальгическом стиле, с большими финансовыми затратами и без учета местного климата. Из всех деревьев, которые посадил старый Рубрик, выжили только пирамидальные тополя, лучистая сосна и несколько местных пород. Теннисная площадка, отвоеванная у зарослей жесткой травы, летом желтела и покрывалась пылью. Живописные аллеи сомерсетширской усадьбы были частично воспроизведены с помощью зимостойких плетистых роз и вьющихся растений, а там, где те все-таки вымерзли, их место заняли стриженые тополя. Окна столовой удивленно взирали на странную метаморфозу, произошедшую с традиционным английским садом. Но над этой неубедительной декорацией открывался такой безбрежный простор! Огромная равнина уходила вдаль, растворяясь в сизой дымке, и сливалась там с низкой грядой облаков, над которой парили в розовом эфире вершины гор.
Вечером, сидя за ужином, Аллейн наблюдал, как на плато опускается ночь. Пик горы Пронзающая Облака еще долго сиял золотом и пурпуром, хотя горы пониже уже погрузились во мглу, словно в них налили темное вино. Он чувствовал, как в дом проникает ночной горный воздух, и с удовольствием вдыхал запах дров, пылающих в камине.
Аллейн снова оглядел сидевших за столом.
В свете свечей все они, за исключением экономки, казались совсем юными. Самой старшей на вид была англичанка Теренс Линн, бывшая секретарша Флоренс Рубрик, но, возможно, ее просто старила прическа. Разделенные прямым пробором и гладко зачесанные волосы были свернуты на шее в строгий узел, что придавало ей сходство с балериной. Такой же строгой была ее одежда – черное платье с накрахмаленными батистовым воротником и манжетами. Не совсем вечернее, но, похоже, мисс Линн в отличие от мужчин неукоснительно переодевалась к ужину. У нее были длинные белые пальцы, и казалось странным, что после смерти хозяйки дома она осталась в Маунт-Мун в качестве садовницы. В ее облике все еще угадывалось прежнее занятие, а вид был деловой и ответственный, но в движениях проскакивало что-то суетливо-мышиное.
Урсула Харм, стройная медноволосая красавица, оказалась на редкость общительной. Сразу после приезда Аллейн встретил ее на теннисной площадке в коротком белом платьице и темных очках. Она сразу же завела разговор об Англии, вспоминая модные предвоенные развлечения и пытаясь выяснить, какие ночные клубы уцелели после воздушных бомбардировок. Девушка сообщила, что когда началась война, она как раз находилась со своей опекуншей в Англии. Ее дядя, который сейчас воюет на Ближнем Востоке, убедил ее вернуться в Новую Зеландию и пожить у миссис Рубрик в Маунт-Мун.
– Сама я родилась в Новой Зеландии, – продолжала мисс Харм, – но все мои родственники живут в Англии. Правда, из близких родственников у меня один только дядя. Для меня тетя Флосси – вообще-то она мне не тетя, но я ее так называла – была лучше, чем любая родня.
Урсула была стремительна в движениях и имела вкрадчивые манеры девицы, прекрасно сознающей свою привлекательность. Аллейну она показалась слишком оживленной. При этом, несмотря на внешнюю веселость и шарм, в ее лице читалась некоторая настороженность, особенно заметная, когда она умолкала. За ужином она охотно болтала с Дугласом, однако взгляд ее часто останавливался на Фабиане Лоссе.
Молодые люди представляли собой разительный контраст. Фабиан с его впалыми висками, нервными руками и слегка вьющимися волосами был похож на набросок, сделанный остро отточенным карандашом. А вот капитан Грейс был весьма представительным усатым мужчиной с круглой головой и большими глазами. У него были легкий провинциальный акцент и чопорные манеры. Всякий раз, обращаясь к Аллейну, он называл его «сэр», а свои замечания сопровождал коротким и довольно бессмысленным смешком. Аллейну показалось, что он довольно зауряден.
Миссис Эйсворти, пожилая кузина Артура Рубрика, прибывшая в Маунт-Мун после смерти его жены, была крупной рыжеватой дамой с властными манерами и явной склонностью к авторитаризму. К появлению Аллейна она отнеслась с осторожной сдержанностью. Интересно, что ей успел наговорить Фабиан? Экономка шутливо называла присутствующих «своей семьей», отдавая явное предпочтение уроженцам Новой Зеландии – Дугласу Грейсу и Урсуле Харм.
Снаружи окончательно стемнело, и свечи, стоявшие на столе, призрачно отразились в незанавешенных окнах. После ужина все перешли в кабинет мистера Рубрика – уютную, беспорядочно обставленную комнату со старинными фотографиями на стенах, чуть видных в тусклом свете керосиновой лампы. Миссис Эйсворти, сославшись на неотложные дела, покинула их, не дождавшись кофе.
Над камином висел парадный женский портрет. Обнаженные руки, выписанные с фотографической точностью, плавными полукружиями опускались вниз, смыкаясь на коленях. Атласное, сильно декольтированное платье цвета горчицы удачно гармонировало с неправдоподобно золотыми локонами. Художник недрогнувшей рукой изобразил сверкающий каскад драгоценностей, тщеславно выставленных напоказ. Это был академический портрет опытного художника, привыкшего к профессиональной лести. Однако с лицом миссис Рубрик он потерпел полное фиаско. Никакие ухищрения не могли облагородить этот большой рот, едва прикрывающий выступающие вперед зубы, или изменить алчный блеск в блеклых выпуклых глазах, которые, вероятно, были устремлены на художника, а поэтому преследовали взглядом любого, кто находился в комнате. Вот и сейчас все пришедшие в кабинет мистера Рубрика оказались под пристальным и беспощадным взором его жены.
Других картин в комнате не было. Аллейн поискал глазами фото Артура Рубрика, но не обнаружил ничего похожего.
Беседа, которая вяло, но непрерывно текла за обедом, постепенно затухала. Паузы становились все длиннее, лишь изредка прерываясь довольно натужными репликами. Фабиан Лосс выжидающе поглядывал на Аллейна. Дуглас Грейс что-то немелодично напевал себе под нос. Девушки ерзали на диване и украдкой переглядывались.
Аллейн, сидевший несколько в стороне от расположившейся вокруг камина компании, спросил:
– Это ведь портрет миссис Рубрик?
Он словно натянул поводья у истомившихся от ожидания лошадей. По испуганно заметавшимся взглядам Аллейн понял: к портрету настолько привыкли, что, несмотря на весь кошмар, о котором он невольно напоминал, его просто перестали замечать. И вот теперь растерянно взирали на картину, словно видели ее в первый раз.
– Да, – ответил Фабиан. – Портрет написан десять лет назад. Как видите, писал его убежденный сторонник академического стиля. Жаль, конечно. У Джона получилось бы гораздо лучше. Или у Агаты Трой.
Аллейн, который был женат на Агате Трой, невозмутимо продолжил:
– Я видел миссис Рубрик всего несколько минут. Портрет похож на оригинал?
Фабиан с Урсулой хором сказали «нет». Дуглас Грейс и Теренс Линн произнесли «да».
– Ого, мнения расходятся, – удивился Аллейн.
– На самом деле она была гораздо миниатюрнее, – заявил Дуглас. – Но сходство поразительное.
– Это всего лишь фотокопия ее лица, – заметил Фабиан.
– Просто карикатура, – воскликнула Урсула, негодующе глядя на портрет.
– Я назвал бы это беззастенчивым сокрытием правды, – уточнил Фабиан, который стоял у огня, положив руку на каминную полку.
Урсула, нахмурившись, повернулась к нему. Аллейн услышал, как она вздохнула, словно продолжая какой-то их давний спор.
