Рекс Стаут - Второе признание (сборник)
По комнате прошел невнятный ропот, но и только.
– Тут что-то не так, – запротестовал Бен Дайкс. – С чего вы взяли, что именно Рейнолдс убил Рони и забрал партбилет?
– Ни с чего, – признался Вульф. – Это всего лишь предположения, а не выводы. Однако они взаимосвязаны: если одно из них окажется правильным, то другие тоже верны, и наоборот. Если преступник совершил убийство, чтобы обыскать тело и взять партбилет, значит, он хотел предотвратить разоблачение, потому что Рони, отнюдь не чуравшийся подобных методов, угрожал обнародовать его принадлежность к Компартии под именем Уильяма Рейнолдса. Так я рассуждал во вторник утром. Однако я был связан обязательством с моим клиентом, мистером Сперлингом, который не понял бы меня, поделись я своими умозаключениями с полицией. По крайней мере, сперва надо было попробовать во всем разобраться самому. Так я и решил поступить, но тут, – Вульф в упор посмотрел на Сперлинга, – влезли вы с этим идиотским признанием, которое вы силой вырвали у мистера Кейна. Осчастливили мистера Арчера, а от моих услуг отказались.
Он устремил взгляд на Кейна:
– Я вызвал вас сюда, чтобы вы публично отреклись от своего заявления. Итак? Вы готовы?
– Не делай глупостей, Уэб, – рявкнул Сперлинг. И бросил Вульфу: – Я ни к чему его не принуждал!
Бедняга Кейн, не зная, что сказать, промолчал. Несмотря на все хлопоты, которые он нам доставил, я искренне ему сочувствовал.
Вульф пожал плечами:
– И я уехал домой. Мне надо было подтвердить свои предположения или отказаться от них. Могло случиться так, что в момент гибели у мистера Рони не было при себе партбилета. В среду мистер Гудвин поехал в его квартиру и произвел тщательный обыск – на этот раз обошлось без кражи со взломом, мистер Стеббинс.
– Неужели? – проворчал Пэрли.
– У него имелся ключ, – пояснил Вульф, и это была чистая правда. – Партбилета там не оказалось, иначе мистер Гудвин непременно его отыскал бы. Зато он получил некие (не будем уточнять, какие именно) доказательства, что к мистеру Рони попали в распоряжение важные документы, с помощью которых он шантажировал одного или нескольких здесь присутствующих. Не важно, в чем состояли его требования, однако позвольте между делом заметить, что речь вряд ли шла о деньгах; скорее всего, он добивался поддержки или, по крайней мере, нейтралитета в своих ухаживаниях за младшей мисс Сперлинг. Еще одно…
– Что это были за доказательства? – перебил его Арчер.
Вульф покачал головой:
– Сейчас речь не об этом; если потребуется, в свое время вы их получите. Еще одно предположение, состоявшее в том, что, когда мистера Рони задавили, он находился не в вертикальном положении, также подтвердилось. Хотя машина не задела его голову, над правым ухом у него был огромный синяк; его заметил нанятый мною врач, и это отражено в официальном отчете. Следовательно, убийца не был столь глуп, чтобы пытаться сбить насмерть ловкого и сильного молодого человека. Гораздо правильнее было бы сначала напасть на него на подъездной аллее, оглушить и только затем переехать автомобилем. Если это…
– Нельзя спланировать нападение, – возразил Бен Дайкс, – если вы не уверены, что жертва окажется в нужное время в нужном месте.
– Верно, – согласился Вульф, – но я никогда не закончу, если вы будете требовать только факты и отвергать гипотезы. В доме у мистера Сперлинга целых двенадцать параллельных телефонов. Вполне вероятно, что, когда мисс Сперлинг позвонила мистеру Рони и попросила его в определенный час приехать в поместье, чтобы увидеться наедине, их разговор подслушали. Разумеется, это мог быть Уильям Рейнолдс; пусть сам попробует доказать, что он этого не делал. Во всяком случае, нападение уже не относится к области догадок. Благодаря блистательной находчивости мистера Гудвина его можно считать установленным фактом. В четверг он прочесал территорию поместья в поисках орудия, которым оглушили мистера Рони, и наконец в присутствии свидетеля обнаружил его.
– Ничего подобного! – раздался позади меня голос Мэдлин. – Я все это время не отходила от него ни на шаг. Он ничего не обнаружил!
– А вот и обнаружил, – сухо возразил Вульф. – На обратном пути он остановился у ручья и нашел камень. Вопрос о свидетеле и о доказательствах того, что этим камнем действительно ударили по голове человека, может подождать, но уверяю вас, в этом нет никаких сомнений. Даже если свидетельница рискнет пойти на лжесвидетельство, мы обойдемся и без ее показаний.
Он обвел глазами присутствующих.
– Хотя такие детали, как синяк над ухом и камень, являются значительным подспорьем и мистер Арчер будет рад воспользоваться ими в суде, сейчас для нас гораздо важнее другое. Я уже говорил, а теперь повторю: Уильям Рейнолдс, владелец вышеупомянутого партбилета, находится сейчас в этой комнате. Надеюсь, вы не будете возражать, если я умолчу о том, как я это узнал, главное, я предъявлю доказательства, но прежде мне хотелось бы устранить одно серьезное затруднение. Мистер Кейн, вы умный человек и понимаете, в каком положении я оказался. Если убийца мистера Рони будет отдан под суд, но его защита воспользуется подписанным вами признанием, а вы от него не отречетесь, дело развалится. Ответьте на вопрос: желаете ли вы превратиться в пособника коммуниста и убийцы? Не важно, кто он. Если вы не склонны верить тому, что он коммунист, учтите: пока судья и присяжные в этом не убедятся, опасность ему не грозит, поскольку на этом построено все обвинение. Но покуда не утратит силы ваше признание, даже арестовать его будет не так-то просто; мистер Арчер вряд ли осмелится выдвинуть обвинение.
Вульф вытащил из ящика стола бумагу.
– Я хочу, чтобы вы это подписали. Данный документ был напечатан мистером Гудвином сегодня вечером, перед вашим приходом. Он датирован сегодняшним числом. Здесь написано: «Я, Уэбстер Кейн, настоящим удостоверяю, что подписанное мною двадцать первого июня тысяча девятьсот сорок девятого года заявление, в котором я признаюсь, что, находясь за рулем автомобиля, случайно сбил насмерть Луиса Рони, не соответствует действительности. Я подписал его по настоянию Джеймса Сперлинга-старшего, а теперь отрекаюсь от него». Арчи!
Я встал, забрал у него документ и протянул Кейну, но тот не шелохнулся. Выдающийся экономист серьезно влип, и по его лицу было видно, что он это понимает.
– Уберите последнее предложение, – потребовал Сперлинг. – В нем нет никакой необходимости.
У него тоже был не самый счастливый вид.
Вульф помотал головой:
– Само собой, вам это не нравится. Придется смириться. На суде вы не сможете отпереться, так зачем же увиливать теперь?
– О господи! – Сперлинг был чернее тучи. – На суде! Черт меня побери, если все это не спектакль! И кто тут Рейнолдс?
– Я скажу вам не раньше, чем мистер Кейн подпишет этот документ… А вы его засвидетельствуете.
– И не подумаю.
– Да, сэр, засвидетельствуете. Вся эта заваруха началась, когда вам взбрело в голову разоблачить коммуниста. Вот он, ваш шанс. Неужто вы им не воспользуетесь?
Сперлинг свирепо взглянул на Вульфа, на меня, наконец, на Кейна. От ангельской улыбки, подумал я, не осталось и следа. Миссис Сперлинг что-то пробормотала, но никто не обратил на нее внимания.
– Поставь подпись, Уэб, – прорычал Сперлинг.
Кейн машинально протянул руку. Я дал ему журнал – подложить под бумагу – и свое перо. Он поставил крупную, размашистую подпись, и я передал документ председателю правления. На его подпись стоило посмотреть: «Джеймс У. Сперлинг» с таким же успехом можно было принять за «Лоусон Н. Спифшилл». Но я, и глазом не моргнув, забрал у него бумагу и вручил ее Вульфу, который мельком взглянул на подписи, положил документ под пресс-папье и вздохнул:
– Позови их, Арчи.
Я подошел к двери, ведущей в гостиную, и крикнул:
– Заходите, господа!
Я бы не пожалел пяти долларов, чтобы узнать, сколько времени и усилий они потратили, стараясь хоть что-нибудь расслышать из-за звуконепроницаемой двери. Это было невозможно. Они вошли, каждый сообразно своему характеру. Харви, сконфуженный и сразу ощетинившийся в присутствии стольких капиталистов, подошел к столу Вульфа, обернулся и смерил каждого тяжелым пристальным взглядом. Стивенса же интересовал только один человек – тот, которого он знал под именем Уильяма Рейнолдса; остальные в его глазах были лишь марионетками, не исключая и окружного прокурора. Его взгляд тоже был тяжел и пристален, но видел лишь одну мишень. Оба не пожелали занять отведенные им места.
– Пожалуй, – начал Вульф, – обойдемся без светских условностей. Один из вас прекрасно знает этих господ; у других вряд ли возникнет желание с ними знакомиться, да и они сами не жаждут вам представляться. Это высокопоставленные члены американской Компартии, не скрывающие своего членства в ней. В моем распоряжении имеется документ, подписанный этими господами сегодня вечером, – он помахал бумагой, – на котором наклеена фотография одного человека. Текст документа, написанный рукой мистера Стивенса, гласит, что человек, изображенный на снимке, уже восемь лет является коммунистом и зовут его Уильям Рейнолдс. Хотя бумага эта вполне убедительна сама по себе, мы с этими господами решили, что будет правильно, если они тоже придут сюда, чтобы лично опознать Рейнолдса. Вы как раз смотрите на него, не так ли, мистер Стивенс?
