Арсен Люпен. Джентльмен-грабитель - Морис Леблан
– Что-то я замерзла! Пойду-ка лягу. А ты?
– Я хочу закончить.
– Да ты тут всю ночь просидишь!
– Нет, еще час, не больше.
Жервеза удалилась. Двадцать минут. Полчаса. Арсен тихонько толкнул створки. Шторы зашевелились. Он еще немного растворил окно. Людовик обернулся. Увидев, что ветер колышет шторы, поднялся и направился к окну…
Ни единого крика, никакой борьбы. Несколько точно рассчитанных движений – и Арсен Люпен, не причинив своей жертве боли, завернул ее в штору и связал, так что Людовик даже не увидел, кто на него напал.
Затем Люпен подошел к сейфу, забрал обе папки, покинул кабинет, спустился по лестнице и выскочил с черного хода. На улице его ждал экипаж.
– Спрячь и пошли со мной, – приказал Люпен кучеру.
Они вернулись в кабинет, опустошили сейф, затем молодой человек поднялся к себе, отвязал веревку и уничтожил все следы своего пребывания. Дело сделано.
Через несколько часов Арсен Люпен со своим компаньоном разобрали ценные бумаги в папках. Результат их не разочаровал, поскольку Арсен Люпен предвидел его заранее: состояние Эмберов сильно отличалось от ходивших о нем слухов. Миллионы не исчислялись сотнями, да и десятками тоже. Но в целом цифра выглядела весьма внушительной, а облигации – надежными: железная дорога, государственные фонды, хозяйство города Парижа, Суэцкий канал, северные шахты и так далее. Люпен был удовлетворен.
– Конечно, – заметил он, – когда придет время их продавать, мы много потеряем. Учитывая обстоятельства, придется спускать их по жалким ценам. Но не это важно. Стартовый капитал позволит мне жить на достойном уровне, и я осуществлю кое-какие милые мне мечты.
– А остальные бумаги?
– Можешь их сжечь, приятель. Вся эта кипа должна была произвести впечатление, когда откроют сейф. Нам она ни к чему. Мы спокойно уберем облигации в шкаф и дождемся удобного момента.
На следующий день Арсен Люпен рассудил: ничто ему не мешает вернуться в особняк Эмберов. Однако газеты принесли неожиданную новость. Людовик и Жервеза исчезли.
Сейф открыли весьма торжественно. Правосудие обнаружило в нем лишь то, что оставил Арсен Люпен, то есть пустоту!
Таковы были факты, а точнее некоторая их часть, в изложении Арсена Люпена. Рассказ я слышал из его собственных уст, когда на него нашел стих откровения. В этот день он прохаживался взад и вперед по моему кабинету и в глазах у него горел огонек, какого я никогда прежде не видел.
– В конечном счете, – заметил я ему, – разве это дело не стало вашей самой большой удачей?
Он не ответил на мой вопрос и заговорил снова.
– В этом деле хватает нерешенных загадок. Даже после моих объяснений многое осталось непонятным. Например, бегство Эмберов. К чему им было скрываться? Они могли бы воспользоваться моей невольной помощью. Что может быть проще, чем сказать: «Сто миллионов находились в этом сейфе, но их украли».
– Они потеряли голову.
– Да, конечно потеряли… Хотя с другой стороны…
– С другой стороны – что?
– Да нет, ничего.
Что означала сдержанность Люпена? Очевидно, он о чем-то умолчал, чего-то не сказал и не хотел говорить. Я был заинтригован. Соображение должно быть очень серьезным, если его не пожелал произнести вслух такой человек, как Арсен Люпен. Я задал вопрос наугад.
– Вы больше не виделись с Эмберами?
– Нет.
– А не случалось ли вам сочувствовать этим двум несчастным?
– Мне?! – воскликнул он чуть ли не с возмущением.
Его реакция меня удивила. Я понял, что задел его, а значит, двигаюсь в правильном направлении, и прибавил:
– Разумеется, вам. Без вас они, возможно, справились бы с препятствиями. Или, по крайней мере, уехали бы с полными карманами.
– Значит, вы ждете от меня угрызений совести?
– Почему бы и нет?
Люпен яростно хлопнул ладонью по столу.
– Значит, по-вашему, у меня должны быть угрызения совести?
– Называйте как хотите, угрызения или сожаления, но какие-то чувства.
– Какие-то чувства по отношению к людям…
– К людям, которые наделили вас богатством.
– Каким еще богатством?
– Ну-у, двумя-тремя пачками ценных бумаг.
– Двумя-тремя пачками облигаций? Я украл у них ценные бумаги! Их наследство! Я перед ними виноват! Но, черт побери, мой дражайший друг, а вам не пришло в голову, что все эти бумаги были фальшивыми? Сплошь фальшивыми!
Я смотрел на Люпена в полной растерянности.
– Фальшивыми? На четыре или пять миллионов?
– Да, фальшивыми! – гневно повысил он голос. – Все до одной, и парижские, и государственные, и железнодорожные – одни фальшивки. Я не выручил за них ни единого су! А вы требуете от меня угрызений! Угрызаться должны они! Они ощипали меня, как желторотого цыпленка! Обошли, как последнего дурачка!
Арсен Люпен в самом деле кипел от гнева, его самолюбие было уязвлено, и рана не зажила до сих пор.
– Меня использовали с первой и до последней минуты! Знаете, какую роль я играл в этом деле? Вернее, на какую роль меня взяли? Я играл роль Эндрю Брейфорда! Чудесно, не
