Джон Харви - Грубая обработка
Гарольду Рою было сорок девять лет, и его жизнь могла бы сложиться гораздо лучше. Он порылся в карманах, и весь его улов составил использованную бумажную салфетку и несколько фантиков.
– Ах черт!
– Что случилось? – спросил Резник.
– Кончились мятные лепешки.
– Давайте поговорим, – предложил Резник, наклонившись вперед и поставив на стол локти.
Гарольд потянул себя за галстук. Он хотел ослабить узел, но только затянул его еще туже. По его виду можно было понять, что он нуждался скорее в таблетке валиума, а не в мятной лепешке.
«Боже! – думал Гарольд, – вот оно! Почему я не делаю этого? Почему я не говорю, что мне нужно в туалет, не запираю дверку кабинки и не вешаюсь? Почему я не делаю этого?»
– Ну так как?
– Что?
– Расскажите-ка мне все.
Плечи Гарольда опустились, из груди вырвался глубокий вздох. В человеке, который сидел напротив него, Гарольд видел для себя что-то предрешенное, страшное. Об этом говорило то, как он сидел, как изучал его, сверля глазами. Что-то в этом крупном солидном человеке как бы говорило: «Хорошо, Гарольд, я все знаю, абсолютно все. Единственное, что мне нужно, – это чтобы вы сами рассказали мне обо всем. Признайтесь. Подумайте, насколько лучше вы будете себя чувствовать после этого». Он как бы говорил, что это сняло бы тяжелый груз с его плеч.
Какое-то время Гарольд Рой слышал запах ладана, видел раскачивание кадила, размытый затемненный профиль в глубине исповедальни.
Резник сидел спокойно, не двигаясь. Просто смотрел и ждал.
– Обо всем этом, – начал Гарольд, слова его выскакивали, кувыркаясь, – что было там сейчас? И в тот день, когда я… когда я ударил его… вы хотите, чтобы я рассказал об этом?
Резник не спеша выпрямился на стуле. Путаное вступление режиссера осталось без ответа. На лбу Гарольда Роя, вокруг бровей и на крыльях носа выступили капельки пота. Он взял со стола смятую салфетку и вытер лицо. Это не помогло.
– Не об этом? Резник покачал головой.
– О чем же?
– Вы знаете, Гарольд.
– О Боже! – Он опустил голову и зажал ее руками, как бы прячась от надвигающейся опасности. «Натяни себе на голову одеяло, и все страшные вещи исчезнут». Он не помнил, когда его пульс был таким частым и мощным.
– Ограбление, – спокойно подсказал Резник. – Почему бы вам не начать с этого? Затем вы постепенно можете перейти но всему остальному.
– Хорошо, – согласился Гарольд чуть ли не с признательностью. – Хорошо, я начну с этого.
Когда телефон зазвонил в первый раз, Мария принимала душ и ничего не слышала. Второй звонок застал ее на диване. Она лежала, вытянув ноги, и читала статью в «Гуд хаускипинг» о том, как следить за своим весом. Вот это здорово! Пока она дошла до конца предложения, засунула ноги в тапочки, телефон замолчал. Всего десять звонков! Кто, черт побери, бросает трубку после десяти гудков? Конечно, это не Грабянский. У него больше терпения.
Безобразие! Все эти стоящие там бутылки ждут, когда их кто-нибудь откроет. Ее рука затряслась в самый неподходящий момент, и джин полился через край стакана на халат, руки, на пол.
«Черт бы тебя побрал, Мария! – выругалась она про себя. – Ты становишься мерзкой пьянчужкой».
Она знала, что ей следует вызвать такси и отправиться в город – в кино, например. Должен же где-нибудь идти приличный фильм с хорошей старомодной супружеской изменой. Например, Кирк Дуглас бросает свои архитектурные разработки и отправляется вслед за Ким Новак, которая оставляет навсегда на остановке школьного автобуса своего ребенка и уходит в красном платье с открытой спиной и без бюстгальтера. Как называлась эта картина?
Гарольд сразу назвал бы ее. Надо будет не забыть спросить об этом у него. Он знает все фильмы между 1932 или 1933 годом и вплоть до конца шестидесятых. Гарольд может назвать актеров, режиссеров, название студии, дату выхода на экран, иногда даже название кинотеатра. Единственный, кого он не мог назвать сразу, – это сценарист. Все равно очень впечатляюще. Тип ума, для которого была создана телеигра «Счастливый случай».
До смешного тривиален этот Гарольд. Она опустила кончик языка в свой стакан. Если пить так, то стакана ей хватит на целый час, а может быть, и дольше. Нет, она была несправедлива к этому ублюдку. Он вел себя хорошо, когда ворвался в дом и обнаружил их в ванной. Джерри выпрыгнул, стоял там, протягивая… протягивая ему руку. «Давайте выйдем, нам нужно о многом поговорить». Оставил ее одну, едва удерживающуюся от того, чтобы не описаться прямо в ванной.
Когда телефон зазвонил снова, она заторопилась, споткнулась и чуть не упала.
– Где ты был? Я сижу одна целый день, страшно беспокоюсь, жду, когда ты позвонишь. Что случилось?
– Я звонил, – заявил Грабянский, – дважды.
– Значит, это был ты?
– Если ты была дома, то почему не подошла к телефону?
– Я не успела.
– С тобой был кто-нибудь?
– Никого. Я сходила с ума весь день.
– Ты пила?
– Ты хочешь сказать, что я уже и выпить не могу?
– Я ничего не говорю.
– Ты пила – вот что ты сказал.
– Я просто констатировал факт, вот и все. Ты была…
– Я знаю, знаю, я пила. А что я, по-твоему, должна еще делать? Болтаюсь здесь с утра, жду звонка. Ведь ты сказал мне, что позвонишь!
– Я звонил.
– Но это уже после обеда.
– Прости. Я был занят.
– Планировал новое ограбление? Грабянский не ответил.
– Джерри, послушай, не делай этого. Я беспокоюсь за тебя.
– Очень приятно.
– Нет, это неприятно. Я не привыкла сидеть дома и беспокоиться.
– Тогда успокойся.
– Не могу.
Снова молчание. Мария пыталась представить его. Чем он занимается? Звонит из автомата или нет? Теперь, с этими современными телефонными аппаратами, невозможно определить разницу.
– Здесь была полиция, – сообщила она.
– Что им было нужно? – Он пытался говорить спокойным голосом и тем же тоном, но это ему не вполне удавалось.
– Они знают, что я лгала.
– Откуда они могут это знать?
– Знают, и все.
– У них нет возможности узнать это.
– Он сказал мне: «Мы знаем, что, когда вы делали свое заявление, вы лгали».
– Именно так он и сказал? Этими словами?
– «У нас есть основания считать, что заявление, которое вы сделали, особенно в отношении описания тех двух людей, является ложным».
– А что ты ответила?
– Ничего.
– Совсем ничего?
– Я спросила его, почему он думает, что знает это.
– И?..
– Он как-то искоса посмотрел на меня…
– Черт!
– Вот именно.
– Он не говорил, что ты должна пойти в участок и сделать новое заявление?
– Нет еще.
– Почему еще?
– При данном положении вещей…
– Он так и сказал? Положении вещей?
– Может быть, он сказал «в данном случае».
– Ты не пошла на это? Я говорю, ты не согласилась изменять свои показания?
– Не совсем.
– Значит, ты согласилась.
– Я сказала, что, возможно, оглядываясь сегодня на то, что случилось, я допускаю, что могла ошибиться.
Грабянский выругался.
– Джерри, я только сказала: «Могла»…
– Да-да. Этот полицейский офицер, он был не в форме? Детектив?
– Констебль-детектив.
– Из какого участка?
– Откуда я знаю? Мы не обменивались адресами, когда стояли там, разговаривая.
– Это был не тот же, что раньше?
– До этого приходили два констебля и инспектор. Этого раньше не было.
– И ты говоришь, что он не просил тебя сделать новое заявление?
– Ну, он как бы предложил мне это, но не прямо.
– Ты отклонила это?
– Разве я уже не сказала тебе?
– Но ты предположила, что могла тогда ошибиться.
– Да, да, да.
– Что он сказал на это? В конце? Как он реагировал?
– Он сказал, что, если те «хитрые подонки черные, то он – дядюшка бабуина».
Мария не сразу поняла, что связь прервалась. Но почти тут же телефон зазвонил снова.
– Ты повесил трубку?
– Это был не Гарольд, а?
– Ты только что прервал разговор со мной?
– Это был не Гарольд?
– Что не Гарольд?
– Сказал им об этом? «Идите и поднажмите на мою жену. Я думаю, что она говорит неправду?»
– Да, он говорил с Гарольдом.
– О чем?
– Это было не в доме и до разговора со мной. Как раз перед тем, как он пришел но мне.
– Значит, Гарольд сказал ему.
– Зачем?
– Тот факт, что он застал нас тогда…
– Гарольду плевать на нас и на то, чем мы занимаемся.
– Я бы не хотел, чтобы ты так говорила.
– Что?
– Насчет плевать.
– Ах, извините. «Разговор шокирует леди». Я забываю, что ты человек нежного, старомодного воспитания, что тебе нравятся только такие женщины, которые вначале говорят «пожалуйста», потом «спасибо» и отказываются расстегивать свои блузки, пока горит свет.
– Ты знаешь, что это неправда.
– Я знаю.
– И тем не менее я уверен, что Гарольд…
– Гарольд обещал способствовать достижению договоренности между тобой и хозяином наркотиков. Если это не получится, то его кастрируют. Он совершенно не заинтересован в том, чтобы полиция вышла на тебя.
