Анатолий Галкин - Искатель, 2013 № 03
Ганин последовал за своим проводником, и перед его глазами открылось уже гораздо более привлекательное зрелище. Грот был в целом таким же, как и предыдущий, но гораздо более облагороженным. Здесь то тут, то там произрастали высокие теневые деревья с какими-то теневыми плодами, напоминающими бананы и персики, высокие теневые кусты с теневыми розами, лужайки, покрытые теневой мягкой травой, густые рощицы с протекающими по ним ручейками…
— Ого! А тут как-то даже и получше! — присвистнул Ганин. — А почему бы вам не остаться здесь навсегда?
— Еще бы! Тут же женщины, хе-хе! А остаться, увы, нельзя… Сам увидишь потом, почему-с.
Тень прыгнула куда-то в заросли деревьев и довольно гаденько и сладострастно захихикала.
— Иди с-сюда, новичок, тут с-самый цветничок-с!
Ганин нырнул вслед за ним в заросли и оказался на маленькой полянке, где увидел своего нового знакомого в окружении других теней — таких же пауко- или тараканообразных, но с некоторыми отличиями, в которых смутно угадывались указания на пол…
Ганина затошнило от отвращения, но тень уже не обращала на него внимания. Продолжая сладострастно хихикать, она уже сплела свои щупальца с щупальцами другой и повалилась с томным стоном прямо на шелковистую траву. Остальные тени подступили к Ганину и окружили его со всех сторон. Послышались теневые, шуршащие, как опавшая осенняя листва, голоски — самые разные — от низких до высоких тонов, но все они явно были женскими.
— Ой, девочки, смотрите, новенький!
— Какой хорошенький, зайка!
— А какие у него правильные формы, целенький еще…
— Ну-ка, дайте-ка мне его пощупать, я первая его увидела!
Одна из теней, оттолкнув других, ринулась к Ганину, тот отшатнулся и стремительно взлетел прямо под самый потолок.
Тени взвизгнули от восторга:
— Ой, девочки, он еще и летает!
— Ой, прелесть какая!
— Голубок просто!
— Ну давай же, спускайся, мы все в нетерпении! Выбери одну из нас или сразу всех! Мы очень хотим развлечься!
Первым побуждением Ганина было свалить отсюда куда подальше, но любопытство оказалось сильнее отвращения. Он приземлился на одну из веток дерева, что повыше, чтобы двенадцать щупальцеруких теней его не смогли достать, и спросил:
— Я выберу, только взамен вы сначала ответьте на мои вопросы. Где я нахожусь, и почему мой проводник говорит, что здесь нельзя остаться, хотя тут лучше, чем там, откуда я пришел, и почему я не похож на вас?
Из толпы теней вышла одна — та самая, которая минуту назад растолкала остальных, — у нее было больше всех щупалец.
— Все новички задают одни и те же вопросы! Но так уж и быть… У нас здесь лучше, потому что женские сектора всегда лучше мужских, а остаться вам тут нельзя, потому что иначе нам всем придет конец — желания к совокуплению у нас столь неодолимы, что мы можем просто сожрать друг друга или умереть от истощения. Признаться, многие из нас предпочли бы и такую участь, но хозяева этого не допускают — почему, спроси у них сам! А ты не похож на нас просто потому, что новичок… Вот поживешь тут пару тысяч лет — будешь как я, хе-хе! Чем больше щупалец, тем больше наслаждений — тебе это еще предстоит изведать… Поверь, со мной тебе понравится! А теперь спускайся и делай выбор, как обещал!
Другие щупальцерукие тени тоже подступили к дереву и, взявшись за «руки», стали сначала медленно, но постепенно все ускоряясь и ускоряясь плясать вокруг него хороводом, что-то тихо и ритмично припевая. Голоса их были сладкие, как мед, а движения мягкие и плавные, у Ганина закружилась от них голова. Он почувствовал неодолимое желание спуститься вниз, в эти шелковые объятия и испить сполна чашу неведомых смертному наслаждений! Кажется, Ганин даже стал понимать, о ЧЕМ они поют, В голове его сами собой зароились образы, образы сложились в слова, а слова — опять в образы…
Перед мысленным взором Ганина промелькнули какие-то древние, высокие, в несколько человеческих ростов, вертикально стоящие то рядами, то по кругу, бледные камни — целый каменный сад! — сверкающие серебристым сиянием под полной луной; холм, увитый ароматными, такими же бледными цветами, до него донеслись веселые визги и пронзительные звуки музыкальных инструментов — флейт, свирелей и барабанов. А потом возникли какие-то фигуры — полуобнаженные девицы и юноши, одетые в шкуры то ли медведей, то ли козлов, с венками из плюща на головах, босые, в экстазе плясали возле светящегося в центре холма алтаря из серебристо-белого камня, рядом с которым стояла статуя обнаженной девушки с натянутым луком и стрелой в руках. Танцующим было так весело и хорошо, что Ганин не выдержал и полетел прямо к этим волшебным камням, чтобы присоединиться к танцующим…
Но в этот миг видение прекратилось, и он увидел, что летит не к прекрасным девушкам и юношам, а к мерзким паукообразным щупальценогим и щупальцеруким тварям, с сладострастно истекающим пенистой влагой отверстиями…
В последний момент Ганин лихорадочно заработал руками и вновь взлетел в воздух, а щупальцерукие тени разочарованно завыли на всю лужайку — да так громко, что теневые ветви раздвинулись и на лужайку ворвались сразу три здоровенных пса — шестилапые, с хвостами-змеями и ошейниками из змей на толстых шеях, с красными, с тарелку, глазами и белыми хищными клыками, с которых стекали хлопья пены. Они тут же, оглушительно лая, напали на щупальцерукие тени, и те, взвизгнув, бросились кто куда. Вслед за собаками на полянку ворвался верхом на приземистом носороге какой-то черный мохнатый тип с козлиными рогами на голове, красными глазами и ногами с козлиными копытами. Спрыгнув с носорога, он быстро подскочил к рычащим и неистово совокупляющимся на траве теням и хватанул обеих бичом с огненно-красными хвостами, так что во все стороны полетели снопы искр. Тени взвизгнули, но не расцепились, продолжая спариваться. Тогда козлоногий стал бить их еще и еще, четвертый, пятый, шестой раз, но тени все равно упорно не хотели расцепляться, а рык их все возрастал и возрастал.
— Прекрати! Немедленно прекрати! Ты разве не видишь, что им больно! — воскликнул Ганин, совершенно забыв о страхе, и приземлился рядом с козлоногим.
Но козлоногий лишь смерил его презрительным взглядом и злорадно рассмеялся, потрясая огромными толстыми и острыми рогами.
— Больно, говоришь?! А-ха-ха! — И еще несколько раз, с видимым удовольствием, хватанул их бичом, так что огненные искры посыпались снова. — Да, пусть им будет больно!
Ганин бросился на козлоногого и схватил его лапу обеими щупальцами, пытаясь вырвать у него бич, — козлоногий же был больше двух метров ростом!
Он оттолкнул его, словно мешок с соломой, и Ганин кувыркнулся на траву.
— Скажи спасибо, что тебя не огрел! Не лезь в мою работу!
И козлоногий опять принялся стегать несчастных изо всех сил, и, лишь когда Ганин насчитал двенадцатый удар, одна из теней, жалобно взвизгнув, отцепилась наконец от своего любовника и бросилась прочь. Убежала и другая, но козлоногий ни за кем не гнался — он свою работу выполнил.
— Барятинский! Марш в свой сектор, пока еще не всыпал — ты меня знаешь! А новичка не выпускай одного — если его сожрут, а ты был виноват — семь шкур спущу! Собаки у меня, сам знаешь!
Тень затряслась от ужаса, когда все три пса единогласно зарычали, а змеи на их шеях зашипели, повернув свои морды в его сторону. Даже носорог издал дикий рев, обнажив почему-то львиные клыки.
— Ну все, я пошел! — Козлоногий бойко вскочил на носорога и вместе с собаками был таков. А тень, грустно понурив голову, медленно поплелась по пустынным рощицам и лужайкам обратно к отверстию тоннеля.
Когда оба путника вернулись на побережье светящегося озера, Ганин набрался смелости и, тронув тень за плечо — вся спина у нее была покрыта светлыми бороздками — то ли шрамами, то ли ожогами, — тихо, исполненным жалости и сострадания дрожащим голосом сказал:
— Значит, ты из братьев Барятинских… Михаил или Алексей?
— Михаил… — еле слышно и печально прошелестела тень.
— А где брат твой?
— А он в другой сектор ходит развлекаться — к мальчикам…
Ганина передернуло от отвращения.
— Хорошенькое развлеченьице — бичами по спине!
Тень взглянула на него удивленно и пожала плечами.
— Хоть такое-сс… Говорят, на уровне девятом, где убийцы сидят, раз-звлечения покруче — друг друга реж-жут круглые сутки. Там, чтобы их раз-знять, надо бить раскаленными докрасна железными дубинками, а то и чем похуж-же… Мы тут еще блаж-женствуем! Девочки, сам видел, как на подбор, и всегда готовы. Так что, — вдруг повеселев, встрепенулась тень, — ж-живи да радуйс-ся! Кстати, а тебя как звать-величать? — тень приветливо протянула одно из щупалец.
— Я — Ганин! — И он протянул ему в ответ свое щупальце. Но эффект от его фамилии оказался совершенно обратный — тень испуганно съежилась и отпрыгнула в сторону.
