Джемма О’Коннор - В поисках прошлого
Она удивленно подняла брови:
— А разве вы с Норин не собирались туда сплавать? — Мэрилин явно старалась быть как можно более дружелюбной.
— Да как? — невинно спросил я. — Слишком далеко, долго грести придется, да и вообще… — Я пожал плечами.
— A-а, вот в чем дело: мадам Норин предложила прокатиться на машине своей мамочки, не так ли? Если так, лучше забудь. Я из нее это вчера вытянула. Но, если хочешь, можем отправиться туда все вместе, когда она вернется из школы.
— Нет, спасибо, миссис Донован. Я вообще не хочу туда ехать. Не готов пока.
Е-мейл от Фионы Мур Шону Брофи
Шон, О’Дауд продолжает выдавать все больше и больше информации. Сущий динамит! Только, думаю, надо будет все это творчески обработать. Боюсь, он все еще интересуется мной, что меня здорово удивляет. Думает, что я тупая, или как? Да при первом же взгляде на него ясно, что он голубой! Скрывает это, но все равно, точно голубой. Ты не поверишь — все вокруг только и твердят, что он «пользуется большим успехом у женщин»! Вполне возможно, местные меня просто разыгрывают. Если он еще хоть раз до меня дотронется, я взвою.
Фи
Глава 17
Фрэнк не мог себя заставить спросить Крессиду о похоронах Алкионы, особенно в присутствии Кэти-Мей, которая ловила каждое их слово. Они ужинали вместе в несколько напряженной, но в целом вполне нормальной обстановке, в полном согласии, сосредоточив все внимание на дочери и Рафферти, который отрабатывал свой хлеб (точнее, корм) тем, что все время их развлекал. После того как Кэти-Мей отправилась спать, взрослые, не особенно торопясь, разгрузили машину, двигаясь даже более медленно, чем того требовало больное сердце Фрэнка. Выглядело это так, словно они опасались остаться наедине друг с другом, без отвлекающего фактора в виде дочери.
Когда все вещи наконец были аккуратно сложены в коридоре, Фрэнк предложил выпить по стаканчику на сон грядущий, но Крессида заявила, что хочет все убрать. «Иначе здесь невозможно пройти. Много времени это не займет. — А потом еще добавила: — А ты иди, присядь, передохни». Фрэнк понял, что жена знает о предстоящей операции. Пошел в кухню и сел, уставившись в стену и прислушиваясь к ее шагам вверх и вниз по лестнице. Мысли его смешались, он пытался сосредоточиться, думал, как бы им снова настроиться на одну волну.
— Я бы не отказалась от чашки чаю, если ты заваришь, — сказала Крессида, просунув голову в дверь после пятого похода наверх. — Уже почти закончила.
Фрэнк включил чайник, заварил чай, потом нетерпеливо поставил на стол два стакана и початую бутылку «Хеннесси».
Пару минут спустя она проскользнула в кухню. Волосы успела причесать, переоделась в старые джинсы и заношенный зеленый свитер, которого он на ней уже много лет не видел. Теперь было заметно, как она похудела.
— Здорово выглядишь, — заметил Фрэнк.
Крессида рассмеялась.
— Мы с тобой прямо как пара гончих, — сказала она. — Ни унции лишнего веса. — Голос ее звучал совсем так же, как когда-то прежде. Четкое английское произношение, чуть смягченное вновь вернувшимся к ней акцентом, присущим уроженцам графства Корк, — ему это очень нравилось. Она взяла его ладони в свои. — Я вернулась к тебе, дорогой. Я знаю про шунтирование. Не волнуйся, все будет хорошо.
— И давно ты знаешь? — Он не мог взглянуть ей в глаза, боясь увидеть в них жалость.
— Со дня похорон. Звонила в больницу из Типперэри, но это никак с тобой не связано.
Она не сказала, что нашла письмо из больницы, которое он забыл под подушкой в Оксфорде.
— Мне просто был нужен новый рецепт. На мои обычные пилюли. Случайно попала на Джо — его секретарша куда-то вышла. И он мне все рассказал. — Она погладила его по щеке.
На самом деле Крессида звонила доктору Бойлену через день после похорон, чтобы все выяснить. «Не давите на него, — посоветовал доктор. — Фрэнк сейчас не в том состоянии. Все твердит мне, что у него все в порядке. Но с Вашей помощью он в конце концов дозреет. Крессида, вам придется собраться с силами, моя дорогая, быть сильной за двоих. Это будет очень трудный период для вас обоих». И пообещал не говорить Фрэнку, что она звонила.
— Ты и так четыре года возилась с лежачим больным, — деревянным голосом сказал Рекальдо. — Думаю, тебе совсем не улыбается снова…
Крессида подняла голову:
— Брось, Фрэнк, чего это ты? Я все-таки твоя жена, черт бы меня побрал. Я хочу быть рядом с тобой во всем. — Она перевела дыхание. — Фрэнк? Может, нам настало время поговорить?
— Точно, настало.
— Тогда оставь этот чай, — решительно сказала она. — Налей вот этого. — Кончиком пальца пододвинула к нему стакан, и он налил ей весьма приличную порцию коньяку. Она отпила немного, потом пристроила стакан в ладонях. — Почему ты раньше со мной об этом не говорил?
— Боялся.
— Чего? Что я устрою истерику? Или сбегу?
— Ну, ты ж сама сказала, что тебя уже тошнит от ухода за больными.
— Так оно и было. Но это был мой долг. Папочка был не из самых приятных людей.
— Ему надо было продать все те проклятые картинки и нанять постоянную сиделку, — резко сказал он и очень удивился, когда Крессида засмеялась:
— У него и так была постоянная сиделка. А он был слишком жадным и склочным, чтобы платить ей. — И посмотрела на мужа более серьезно. — На самом деле он просто боялся остаться один. И смерти боялся.
— И нам от этого было очень плохо. А он о нас и не думал.
— Да. Но кажется, это оказалось неплохим опытом для меня. Я многое узнала и поняла за эти четыре года — и о нем, и о самой себе. — Крессида улыбнулась. — Я стала сильнее. Теперь умею прощать. Да, я по-прежнему могу злиться, но научилась с этим справляться. Я теперь уже не бедное забитое существо, каким была прежде, сам помнишь. Пребывание с отцом здорово меня закалило.
— Это дорого тебе обошлось.
— Да, я за это немало заплатила. — Крессида нагнулась к Фрэнку. — Он жутко боялся всяких учреждений, да и женщин тоже. Я не в счет, я его дочь. А он всегда использовал женщин — мою мать, меня, Марджори. Пока ты с ним во всем соглашаешься и слушаешься, он добрый и милый, прямо Санта-Клаус, но я очень скоро поняла, что на самом деле он никогда не любил женщин. Думаю, у него была такая дурацкая убежденность, что если он не будет ими управлять, то они начнут управлять им. Вэл был такой же. И это меня просто поразило — отец был ужасно похож на Вэла, вел себя точно так же, только, Фрэнк, я его никогда не боялась. — В голосе ее и сейчас звучало удивление. — Это было одно из тех открытий, которые я тогда сделала о самой себе. Первое время я все старалась ему угодить, точно так, как когда-то с Вэлом. С тобой у меня все совсем не так, Фрэнк, любимый. Видимо, мне просто надо было пожить вдали от тебя, чтобы это понять и оценить. И научиться с этим мириться. Ты ведешь себя как совершенно взрослый человек, милый, даешь людям возможность самим принимать решения. И совершать ошибки. Это может быть очень привлекательным, но и пугающим — для тех, кто привык жить с диктатором. Это ведь очень сложно — все время быть взрослым, да?
— Почему ты ничего этого мне раньше не говорила?
— А ты почему ничего мне не говорил о своей болезни?
— Я не болен.
— Прекрати, Фрэнк. Если ты пытаешься меня от этого уберечь, перестань. Я уже научилась командовать парадом. А тебе теперь придется научиться немного уступать. Слушаться меня. Я приехала, чтобы быть с тобой, но, если честно, мне бы очень хотелось, чтобы ты меня об этом попросил, дал мне возможность самой сделать выбор.
— Может, я боялся, что ты скажешь «нет»…
Оба в ужасе уставились друг на друга. Они и сами не заметили, как оказались на краю пропасти. Крессида обняла мужа:
— Ох, дорогой мой, любовь моя! Мы же через все можем пройти вместе, не правда ли?
В постель они отправились, держась за руки, и впервые за несколько последних месяцев занялись любовью. Неспешно, нежно. После этого они еще несколько часов лежали без сна и тихонько разговаривали — о предстоящей операции Фрэнка, о том, куда они поедут после нее.
— Я тебе кое-что хочу рассказать, Фрэнк, — сказала она, уже почти засыпая. — После чего намерена окончательно выбросить все это из головы и сосредоточиться на том, чтобы вывести нас всех на путь истинный. Всех. — Она тесно прижалась к нему. — Я все это время как будто сидела в глубокой яме, не только последние несколько лет, а все время. А ты был очень терпелив со мной.
— Я был просто эгоистичной свиньей.
— Это точно, но, может быть, ты имел на это право, а? В любом случае мы оба были хороши.
Фрэнк сел, включил настольную лампу и провел пальцем по лицу жены, обводя его по контуру. Поцеловал ее в нос.
— А ты изменилась. Здорово изменилась.
— И что, нравится?
— Более чем. — Он прижал ее к себе. — Ну, рассказывай.
