Рекс Стаут - Рука в перчатке

— Ну, мистер Рэнт, я полагаю, вы знаете, почему мы здесь собрались.

Рэнт кивнул:

— Миссис Сторс сказала мне. Я соболезную. Насилие присутствует во всех процессах природы, но насилие, выражающееся в убийстве, свидетельствует об отсутствии духовного начала у человека. Я отвергаю это второе проявление бездуховности, хотя для меня, как личности, в нем есть определенная выгода. У вас была причина подозревать меня в смерти мистера Сторса, но, конечно, нет и не может быть причины обвинять меня в смерти мистера Циммермана. С ним я почти незнаком.

— Да-а, спасибо, что напомнили мне. Конечно, из всех вероятностей, что мы рассматриваем… если вы убили Сторса, а Циммерман знал об этом, вы вполне могли устранить его, чтобы защитить себя. Такие случаи хорошо известны.

Рэнт робко улыбнулся:

— Тем не менее это осложняет вам жизнь в любом случае, даже если вы снимете с меня подозрение. Но может и упростить, если только подойти к этому с другой стороны. Очень даже может.

Брисенден проревел:

— Это еще что за чушь? Что вам известно?

— Ничего. Я не знаю ничего. Впрочем, извините меня, одна вещь мне ясна. Скажите только: правда, что Циммермана нашли лежащим на кровати, задушенным электрическим шнуром?

Шервуд пробормотал «да».

— И этот шнур ему накинули на шею и завязали, несмотря на сопротивление? И задушили до смерти? Или его сначала оглушили ударом или наркотиком?

— Я не знаю. Думаю, он сопротивлялся. Постельное белье сбилось.

— Если он боролся за жизнь, то я знаю одну вещь, которая могла бы вам помочь. Если для вас важно время. Его убили до 11.25. В это время я пришел в свою комнату, по соседству с его. Между комнатами шкафы, но у меня острый слух. И я не спал. Лежал в постели и отдыхал. Если бы на постели боролись двое мужчин, я бы непременно услышал. Я ясно слышал другие звуки. Например, совсем поздно — стук в дверь рядом с моей, сопровождавшийся разговором двух мужчин. Они говорили шепотом. Потом шаги и хлопанье двери. Как вы уже, наверное, поняли, это были мисс Боннер и патрульный. Они так взволнованно говорили, что я вышел в холл посмотреть, что случилось. Патрульный не разрешил мне войти в комнату Циммермана. Мисс Боннер пошла вниз за полицейскими со двора. Моя помощь не требовалась… ее не захотели принять. Я пошел к себе и оделся.

Шервуд сел. В его взгляде на Рэнта не было ни удовлетворения, ни благодарности. Наконец он проворчал:

— Это вы мне говорите. Черт меня побери, можно подумать, что тут санаторий для глухих и немых. Человека задушили в доме, полном народа. И никто ничего не видел, не слышал и не подозревал. Вы считаете, раз вы ничего не слышали с 11.25, то, значит, Циммермана убили раньше. Ни черта это не значит, это только доказывает, что если его убили позже 11.25, то убили его вы. Я вас не обвиняю. Скажу вам честно: такое обвинение мне нечем доказать. Но вот что я хочу у вас спросить: вы можете добавить что-нибудь к тому, что вы нам сказали? Что могло бы помочь нам. Все, что угодно, о событиях в доме. Все, что вы знали или подозревали, а может, и сейчас подозреваете?

Рэнт медленно покачал головой:

— Ничего, что могло бы вам помочь.

— О'кей. Тогда все. Оставайтесь в доме.

Когда Рэнт ушел, наступила тишина. Дол снова прикрыла глаза. Шервуд сидел, опустив подбородок на грудь. Кремер жевал сигару, уставившись в стену.

Брисенден встал:

— Я прикажу Тэлботу отвезти де Руде в штаб-квартиру. — Он облизал губы.

Прокурор устало кивнул:

— Валяйте. Но я не санкционирую вам ничего, только допрос подозреваемого. И втолкуйте это вашим людям.

— Куда вам, — презрительно пробормотал полковник и промаршировал вон из комнаты.

Инспектор встал, налил себе полчашки вконец остывшего кофе и залпом выпил, пару раз закашлялся, взял сигару, затем медленно подошел к Шервуду и стал напротив него. Дол чуть приподняла пушистые ресницы, с интересом наблюдая, что он делает, и снова прикрыла глаза.

— Ну, — сказал Кремер, — повторяется все то же самое, что и со Сторсом. Мотив. Вот где надо копать, но я не вижу, чем могу вам помочь. Не думаю, что они что-то выжмут из де Руде, если только из него есть что выжимать. Полагаю, до вас уже дошло, что он не лжец и никакой не убийца. Все могло случиться точно так, как он рассказывает. Он пришел в комнату к Циммерману и, вполне возможно, мог слышать, как тот запирает дверь, конечно, если предположить, что кто-то прятался в комнате у Циммермана, пока де Руде был там. Потом Циммерман заснул, а этот парень выбрался из тайника, сделал свое дело, открыл дверь и пошел к себе в комнату отдыхать, наверняка полагая, что до утра его беспокоить не будут, и, должно быть, ужасно разозлился, что его подняли так рано вопреки его ожиданиям. Если так и было, то это либо Фольц, либо Чишолм, но уж никак не Рэнт. Если это Рэнт, то де Руде либо врет, либо ему померещилось, что слышал, как закрывают замок. А может, Циммерман сам открыл дверь позже, когда выходил в ванную, ведь у него в комнате ее не было, да и забыл закрыть ее потом. Но если убил де Руде, придется копать почему.

— Да-а, — протянул Шервуд с сарказмом. — Спасибо и на этом!

— Не стоит благодарности. Но один маленький опыт можем попробовать сделать. Если ничего не добьемся, то хоть удовлетворим свое любопытство. Рэнт сказал, что если бы в постели Циммермана шла борьба после 11.25, то он бы услышал. Что-то мне не верится… Вряд ли это могли также слышать мисс Боннер или даже Фольц. Что, если мы соберем их всех и проверим?

Шервуд с трудом поднялся на ноги. Дол открыла глаза.

Наступил понедельник. Над Берчхевеном вставало прекрасное и беззаботное сентябрьское утро. Его первые лучи побежали по окнам второго этажа, веселые и озорные, и не было им дела до зловещей и нелепой картины, которую там застали, а будь у них чувство юмора, они вдоволь посмеялись бы над женщиной и тремя взрослыми мужчинами, стоящими молча и напряженно вслушивающимися во что-то, сначала в комнате у Фольца, потом у Дол Боннер. А в это время в комнате у Циммермана, отправившегося в свой скорбный путь на секционный стол морга, здоровенный патрульный катался по кровати, сгибался и разгибался, как актер в детской пьесе, а три его товарища мрачно наблюдали за ним.

Глава 16

Шесть часов спустя Дол Боннер сидела на подоконнике, прихлебывала горячий чай из чашки и смотрела на залитый солнцем газончик.

Она пришла к выводу, что у нее нет безопасного окольного пути. Либо ей придется прыгнуть через пропасть, либо бросить все это дело. Шанс форсировать события с меньшим риском у нее был, и весьма приличный, но когда около десяти утра двое полицейских привезли де Руде и освободили его, этого шанса не стало. Дол видела, как де Руде вылезает из машины и требует проводить его к Мартину, по нему не было заметно, чтобы он горевал, и он совсем не походил на человека, сломленного допросом.

Шервуд уехал на заре, но теперь объявился снова.

С ним был Брисенден, они заперлись в игральной комнате и допрашивали Лена Чишолма. Лен объявил патрульному у своей двери, что проснулся, хотя тот и сам бы догадался по его громким, протяжным и жалобным стонам с похмелья. Инспектор Кремер отбыл.

Дол так и не поспала и сознавала, что голова у нее не такая ясная, как хотелось бы. Солнечный газон казался ей картинкой из сна: такой пышный и манящий, он одновременно таил в себе какую-то угрозу, а какую — она не могла понять. Мозги у нее были как каша, и с этим приходилось мириться. Ей не удавалось лечь и заснуть: мучила мысль о необходимости решиться, она знала, что должна сделать это, уже несколько часов, все время, пока уклонялась от своего долга. Это началось, когда Дол впервые услышала рассказ де Руде в игральной комнате.

У нее возникло убеждение, бывшее прежде всего лишь слабой догадкой. Ничего удивительного, что с этой уверенностью, поселившейся в ее голове, ей было не до сна. Ее терзала мысль, что, пойди она к Циммерману с тем, что знала, в десять часов, а не в два, он и сейчас был бы жив. И все давно кончилось бы.

Теперь Циммермана не было, и идти ей было не к кому. Это вызывало у нее отчаяние.

Она уж думала пойти к Шервуду, сообщить ему свои факты и смириться с поражением. Но, присмотревшись к его методам, стала сомневаться, что он доведет дело до конца как надо. А дело стоило того. С убийцы Сторса и Циммермана следовало снять маску. Дол даже решила напасть на де Руде с тем оружием, что у нее было, но передумала: это было безнадежно. Потом размышляла, как заманить в западню Джэнет, чтобы та призналась, но отвергла и эту мысль. Один неверный шаг — и все рухнет.

Как только она откроет то, что ей известно, на нее обрушится вся мощь хитрости и отчаяния, если только она не сможет нанести упреждающий удар.

Итак, наконец она приняла решение. Голова была по-прежнему тяжелой, но зато появилась решимость.

Она сделает этот прыжок. Ничего другого не остается.