Сирил Хейр - Самоубийство исключается

— В должное время мистер Диккинсон прибыл в гостиницу. Как всегда, он заказал принести в номер чай и, как всегда, когда его принесли, попросил горничную оставить его в коридоре, пока он сам не заберет его. Сыну оставалось только незаметно выскользнуть из соседней комнаты, всыпать в чайник порошок мединала (мне сказали, что он моментально растворяется и почти безвкусен) и снова спрятаться у себя. Отец вышел, забрал поднос, добавил свою обычную дозу к уже отравленному чаю и лег спать, чтобы уже никогда не проснуться. Ранним утром следующего дня, подготовив все за ночь, Стефан Диккинсон покинул гостиницу, успел на экспресс, идущий в Лондон, там пересел на восьмичасовой рейс самолета до Цюриха и встретился с сестрой в Клостере в тот же день, наверняка сказав ей, что приехал обычным путем на теплоходе и поезде. Он немедленно отправился с ней в дальнюю экспедицию в горы, где они ночевали в хижинах, пока он не понял, что уже не успевает вовремя оказаться на дознании или на похоронах, где его могли бы узнать. (Кстати, власти Швейцарии оказали нам большую помощь в розыске гида, который сопровождал их в горах.)

До сих пор он мог считать, что все шло в соответствии с его планом. Его отец будет найден мертвым от передозировки своего обычного лекарства, коронер определит, что его смерть наступила в результате несчастного случая, и никаких вопросов не возникнет. И несомненно, так бы все и произошло, если бы не три случайности — во-первых, найденная у постели умершего поразительная цитата, во-вторых, никто не мог предвидеть, что именно в этот вечер у покойного кончились таблетки в одном пузырьке и он открыл другой, чтобы составить назначенную ему дозу, и, наконец, та странная манера, в которой старый джентльмен разговаривал со мной накануне своей смерти. И сын по своей воле упустил возможность во время следствия устранить эти недоразумения! Может, он сразу понял, каким роковым для его надежд поживиться в результате своего преступления оказался вывод следствия, что здесь имело место самоубийство, не знаю. Во всяком случае, он достаточно скоро это выяснил. Это поставило его в крайне досадное положение. — Маллет засмеялся. — Вот уж действительно положение! Решившись на отчаянный риск убийства, ему пришлось пойти на еще более ужасный риск, стремясь доказать, что было совершено именно убийство — не важно кем.

И вот Стефан Диккинсон, игрок по натуре, решился на самую отчаянную игру в своей жизни. И прежде чем предпринять какие-либо меры, он пришел ко мне — не к кому-нибудь, а ко мне! Наверное, он рассчитывал, что я смогу дать ему какие-либо полезные сведения, чтобы опровергнуть факт самоубийства отца, но готов предположить, что истинной целью его появления было стремление выяснить, удастся ли ему расспросить меня и уйти, не вызвав у меня никаких подозрений. Если бы это у него получилось, он решил бы, что может без опасений провести расследование, которое он задумал. И ему удалось! Тем более, что меня нисколько не заинтересовало это дело! И так было до недавнего времени, пока самоубийство того человека в Мидчестере снова не заставило меня вспомнить об этой истории, и я впервые серьезно задумался, не был ли мистер Диккинсон убит, и если да, то кем.

Конечно, если посмотришь на это дело, — признался инспектор, пожав плечами, — оно кажется на удивление простым. Прежде всего возникает вопрос мотива. Но самое главное — и это принципиальный вопрос, как вы наверняка, мистер Дедмэн, понимаете, — то глубочайшее знание, которым должен был обладать убийца о привычках своей жертвы. Подумайте сами: прежде всего он должен был быть уверен, что тот остановится именно в этой гостинице и проведет ночь именно в этом номере. Он должен был знать, что старик привык именно к этому лекарству и что он принимает его определенным образом. Он даже должен был знать, что он требует, чтобы чайник оставляли для него снаружи, в коридоре. Так кому же могли быть известны все мельчайшие подробности образа жизни и поведения покойного, как не члену его семьи?

— Что-то в этом роде и мне приходило в голову, — заметил Дедмэн. — Вот почему мне так понравилась версия, что убийца допустил ошибку и что покойный принял яд, предназначенный кому-то другому.

— Да, — подхватил Маллет, — если бы шантажист Вэннинг, чье подлинное имя Паркис — кстати, омерзительно подлый субъект! — если бы он ночевал в комнате, которая ему первоначально и предназначалась, он мог быть убит вместо мистера Диккинсона!

Ну, думаю, остальная часть истории вам известна. После разговора со мной молодой Диккинсон следующие две недели провел колеся по всей стране, пытаясь переложить ответственность за свое преступление на плечи невинного человека, при содействии и с помощью своей сестры и ее жениха, которые, естественно, ничего не подозревали. Они расследовали прошлое каждого постояльца гостиницы, за исключением, конечно, мифического мистера Дэвитта.

— Он оставил случай с Дэвиттом для себя, — вставил мистер Дедмэн. — И привел полностью вымышленное интервью с его воображаемой хозяйкой.

— Именно так, как я и ожидал. Идея найти козла отпущения за собственное преступление была, разумеется, совершенно безнадежной, но дважды она чуть не удалась! В первый раз это было в случае с Парсонсом.

— Я объяснил ему, что, если бы это дело было проведено соответствующим образом, дело Парсонса могло быть удачным решением вопроса со страховой компанией, — с досадой сказал мистер Дедмэн. — Мне было действительно жалко видеть, как он и молодой Джонсон испортили это дело! Прошу прощения, инспектор, я забылся. Прошу вас, продолжайте.

— Во второй раз, — сказал Маллет, и кончики его усов дрогнули, когда он попытался скрыть улыбку, — результат был более серьезным, чем в случае с Парсонсом. Думаю, он был готов признать себя побежденным, когда вы указали ему, что ему не удастся доказать вину Парсонса; но известие, что его недавняя спекуляция катастрофически подвела его, подтолкнуло его на очередное отчаянное усилие. И боюсь, за это несу ответственность я сам. В качестве последнего средства защиты он попытался свалить вину на Мартина Джонсона. Видите ли, Джонсону действительно было что скрывать. Он не был убийцей, но так случилось, что он находился в гостинице в ночь убийства, и там его чуть не узнал мистер Диккинсон. Получилось так, что как раз в этот момент мистер Диккинсон беседовал со мной, и, помню, я обратил внимание, что сразу после того, как ему показалось, что он обознался, он перевел разговор на свою дочь, о которой до этого не упоминал. Я понял значение этого только после того, как узнал, что Джонсон является женихом его дочери.

— Я это знал! — воскликнул мистер Дедмэн. — «Джонс»!

— Именно так. Снова возникает вопрос багажа, помеченного определенными инициалами.

— Не только этот момент. Я понял это, как только увидел лицо мисс Диккинсон у меня в кабинете, когда упомянули имя Джонса.

— Она поняла, что он был там с другой девушкой?

— Несомненно. И я очень боюсь, что она поняла гораздо больше этого!

— Жаль это слышать. Что касается Стефана Диккинсона, кажется, он не догадывался об этом до тех пор, пока я не подкинул ему эту мысль. Я сделал это, чтобы проверить его реакцию, но признаюсь, и не предполагал, что он проявит такую отчаянную жестокость.

— Это вопрос, который меня ставит в тупик, — сказал мистер Дедмэн. — Как молодой Диккинсон надеялся доказать вину Джонсона, когда тот будет все решительно отрицать, и с какой целью он попросил его отвезти себя в «Пендлбери».

— Об этом мы можем только догадываться, — отвечал инспектор. — Но у меня нет ни малейших сомнений насчет верного ответа. Он собирался убить Джонсона.

— Невероятно! — вскричал мистер Дедмэн.

— А почему нет? Одно убийство часто влечет за собой другое, и при нем был обнаружен пистолет, когда их подобрали. Думаю, он планировал убить Джонсона и представить это как самоубийство, вызванное угрызениями совести и осознанной виной. А просьба отвезти его в «Пендлбери» преследовала цель придать достоверность этой версии. Потом он мог бы сказать, что обвинил Джонсона в преступлении и что тот признался. Это было бы очень трудно опровергнуть. Возможно, он на самом деле успел обвинить его в убийстве, что могло стать причиной сбоя в управлении Джонсоном автомобилем. Джонсон все вам расскажет, когда ему станет лучше. Кстати, как он себя чувствует?

— Уже почти поправился, но ничего не помнит о том, что произошло за полчаса до аварии. В целом, по-моему, он вполне здоров.

— Дай бог! Кажется, он легко отделался. В жизни не видел такой сплющенной машины! Но конечно, вся тяжесть столкновения пришлась на место пассажира.

— А как вам удалось так быстро оказаться на месте происшествия, инспектор?

— Я сам собирался отправиться в «Пендлбери» посмотреть, не смогут ли там опознать Стефана Диккинсона по фотографии, которую я снял с него накануне. Но случилось так, что я смог провести опознание по нему самому, что гораздо более доказательно.