Энтони Беркли - Суд и ошибка. Осторожно: яд! (сборник)
Это известие мистеру Тодхантеру сообщили с такими обходными маневрами и с такой заботой, что ушло битых два часа, прежде чем он понял, что министр внутренних дел считает его сознательным и в общем-то несерьезным лжецом.
– Хорошо, – отозвался мистер Тодхантер с похвальной сдержанностью. – В тот день, когда казнят Палмера, я застрелюсь на ступенях министерства.
– Да ну? А давайте-ка сообщим об этом в газеты! – с энтузиазмом вскричал сэр Эрнест Приттибой. – Ничто не идет так на пользу делу, как огласка, которой придано верное направление!
Сэр Эрнест был верен своему слову. На следующее утро на первых полосах всех популярных газет появились броские заголовки, посвященные угрозе самоубийства, в то время как более солидные издания с известным пренебрежением отозвались на нее заметкой на одной из последних полос. Мистер Тодхантер с любопытством отметил, что популярная пресса с готовностью поддержала его, тогда как другие газеты, хотя и склонные полагать, что это как раз тот случай, когда министр внутренних дел мог бы использовать свое право на милосердие, не выражали сомнений в виновности приговоренного.
Броские заголовки не помогли. Министр был человек сухой, юрист до мозга костей, в голове одни судебные прецеденты, и шумиха в прессе лишь ожесточила его, укрепив в стремлении действовать по букве закона, как бы ни относилось к этому общественное мнение. Будь по его, Винсент Палмер уже болтался бы на виселице.
– Мы еще спасем его, клянусь вам! – кипел сэр Эрнест. – Да если бы во главе министерства стоял настоящий мужчина, а не этот тюк древних пергаментов, перевязанный красной лентой! Не повезло! Хуже министра за сто лет еще не было. Но мы не сдались. Есть еще старина Пауэлл-Хэнкок.
Мистер Читтервик, просветлев, кивнул. Мистер Тодхантер выразил лицом скепсис. Сэр Артур Пауэлл-Хэнкок был еще одной «веревочкой» сэра Эрнеста.
Мистера Тодхантера прямо-таки поражало то доверие, с каким сэр Эрнест Приттибой относился к своим «веревочкам». Сэр Эрнест, по всей видимости, человек вполне целеустремленный и деятельный, казалось, играл в игру, по правилам которой никому не полагалось делать что-то самому. Полагалось обратиться за помощью к кому-то другому, и чем более окольным путем, тем лучше. Эту игру сам сэр Эрнест называл «дернуть за веревочку». Старина Такой-то может «дернуть за веревочку» адвоката по делам Короны, старина Сякой-то учился вместе с генеральным прокурором, а старина Этакий знаком с двоюродной сестрой жены министра внутренних дел и как таковой тоже может быть не без пользы. Действовать следует, опираясь на мнения знакомых, а не вникая в обстоятельства дела. Сэр Эрнест и сам был лично знаком со всеми важными чинами, притом довольно близко, но вроде бы свято верил в то, что на точку зрения министра, справедливо ли казнить невиновного, скорее повлияет реплика престарелой тетушки непременного секретаря, оброненная за чаепитием в Бейсуотере, нежели профессиональная дискуссия, проведенная в тиши министерского кабинета. Еще более поражало мистера Тодхантера то, что адвокаты, да и вообще все, кто знал, как система работает, не просто разделяли эти взгляды, но и считали, что по-другому и быть не может.
Мистер Читтервик, с которым мистер Тодхантер обсуждал этот феномен, нашел, что в целом так выражает себя попытка противостоять инертной массе бездушного бюрократизма, которая губит любые преобразования и даже элементарные проявления гуманизма.
Сэр Артур Пауэлл-Хэнкок был парламентской «веревочкой» сэра Эрнеста. Изумление мистера Тодхантера усилилось, когда выяснилось, что казнь Винсента Палмера трактуется как вопрос политический. Те парламентарии, что поддерживали правительство, в целом стояли за министра и казнь Палмера, оппозиционеры же, признав историю мистера Тодхантера заслуживающей доверия или по меньшей мере расследования, обвиняли правительство в гонениях, отказе в правосудии и даже, пожалуй, продажности, тогда как газета «Хроника дня» глубокомысленно пыталась подвести базу под то, что гражданская война, как раз бушующая в Испании, – прямой результат злокозненного умысла правительства повесить невинного человека.
Сэр Артур Пауэлл-Хэнкок, хотя и был сторонником правительства, почти умудрился поднять вопрос о казни на заседании палаты общин. (Мистер Тодхантер пришел к умозаключению, что, по всему судя, это должно было расположить в пользу сэра Артура некоторых участников спора касательно отмены платного проезда через какой-то мост, расположенный на его избирательном участке, что на первый взгляд к делу отношения не имело, однако сэр Эрнест возлагал на этот мост большие надежды.)
За четыре дня до того, как Винсенту Палмеру было назначено умереть, сэр Артур сдался наконец перед доводами в пользу платного переезда и официально заявил о своем намерении поднять для обсуждения внеочередной вопрос, или как это там еще в парламентах называется. Мистер Тодхантер на этот счет пребывал в состоянии неопределенности.
Он вообще в течение двух последних недель не выходил из этого состояния. У него окончательно отняли инициативу. Ему, главному действующему лицу, полагалось играть свою роль, а его оттеснили в кулисы. Сэр Эрнест Приттибой говорил от его имени, действовал от его имени, волновался за него и только что не ел за него. По существу, сэр Эрнест настоятельно советовал мистеру Тодхантеру улечься в постель и не вставать, ибо остаться в живых – это единственное, чем он может помочь делу. В тот день, на который сэр Артур запланировал свое выступление в парламенте, мистер Тодхантер последовал этому совету, предварительно съездив в Мейда-Вейл, чтобы в последний раз переговорить с миссис Фарроуэй, на внешней невозмутимости которой уже стали сказываться напряжение и усталость. Он еще раз попросил миссис Фарроуэй ничего не предпринимать, не отвечать ни на какие вопросы и ни во что не вмешиваться до шести утра того дня, когда предстояло умереть Винсенту Палмеру. А вот после этого часа можно будет делать все, что заблагорассудится, с ноткой отчаяния заключил мистер Тодхантер.
4
Отчет о заседании палаты общин мистеру Тодхантеру в тот же вечер доставили прямо в постель мистер Читтервик, присутствовавший там лично, и неутомимый сэр Эрнест Приттибой, который забросил свои дела и процессы и день за днем все больше скандализировал своих коллег.
Сэр Артур Пауэлл-Хэнкок встал с места, чтобы поднять вопрос о казни Палмера, когда в палате шло вялое обсуждение деятельности комитета по поставкам. Выслушав его, парламентарии разделились приблизительно на пять групп. Были среди них те, кто считал вопрос политическим и находил разумным нежелание министра в него вмешиваться; были и более косные, исповедующие непогрешимость суда присяжных. На противоположной стороне, поддерживающей сэра Артура Пауэлл-Хэнкока, находились, во-первых, те немногие, кто поверил в историю мистера Тодхантера, во-вторых, записные оппозиционеры и, наконец, довольно многочисленная группировка, которая в виновности Палмера усомнилась всерьез и сочла, что не будет большого вреда в том, чтобы спасти жизнь приговоренному ради того, чтобы расследовать вновь открывшиеся обстоятельства, пусть даже Палмеру придется сидеть в тюрьме до конца своих дней. Именно на этой группировке зиждился основной расчет сэра Эрнеста, и именно ее прирастания добивался он всеми доступными ему средствами.
Однако ни закулисное красноречие сэр Эрнеста, ни пламенные статьи в прессе как за, так и против Палмера не смогли пробудить энтузиазма ни с одной, ни и с другой стороны, – и довольно скучная речь сэра Артура также не преуспела в этом. Прения, затянувшись, переросли в отвлеченную дискуссию, участники которой уже забыли, что на карту поставлена человеческая жизнь. Поразительным образом больше всех Палмеру поспособствовал сам министр внутренних дел, в речах которого проявилось до того вопиющее отсутствие человечности и хотя бы намека на сердечную теплоту, что от него отвернулись даже некоторые из его сторонников.
Несмотря на это малое преимущество, мнение большинства все-таки склонялось не в пользу Палмера, и тогда сэр Эрнест выложил свой козырь. Козырь был неожиданным, о его существовании не подозревал даже сэр Артур Пауэлл-Хэнкок, да и сэр Эрнест не выложил бы его, если б не видел, что ситуация складывается определенно не в его пользу. Тут-то посыльный и передал сэру Артуру записку, которую тот несколько минут озадаченно изучал, а потом принялся ловить взгляд председательствующего. Поймав же его, сэр Артур поднялся и объявил:
– Я только что получил записку. Ее смысл не вполне ясен, но, насколько могу судить… хм… возбужден гражданский иск против мистера… хм… Лоуренса Тодхантера. Да, гражданский иск по обвинению в убийстве. Мои друзья-юристы наверняка лучше меня понимают, что сие значит. Но если против этого джентльмена возбуждено дело об убийстве – том самом убийстве, виновным в котором уже признали Винсента Палмера, – думаю, я вряд ли ошибся, предположив, что члены палаты согласятся с тем, что следует отсрочить казнь Палмера по меньшей мере до завершения разбирательства процесса над мистером Тодхантером… это ведь будет процесс? – надеюсь, я не слишком напутал в терминологии…
