Энтони Беркли - Суд и ошибка

Несмотря на это небольшое преимущество, мнение большинства все-таки склонялось не в пользу Палмера, и тогда сэр Эрнест выложил свой козырь. Козырь был неожиданным, о его существовании не подозревал даже сэр Артур Пауэлл-Хэнкок, да и сэр Эрнест не выложил бы его, если бы дебаты пошли по иному пути. Когда сэру Артуру передали эту записку, он несколько минут пристально изучал ее, а потом принялся сосредоточенно ловить взгляд спикера. Поймав его, сэр Артур поднялся и объявил:

— Я только что получил записку. Ее назначение не вполне ясно, но насколько я понял… хм… возбуждено гражданское дело против мистера… хм… Лоуренса Тодхантера. Да, гражданское дело об убийстве. Моим друзьям-юристам наверняка известно, что это означает. Но если против этого джентльмена возбуждено дело об убийстве — о том же самом убийстве, виновным в котором признали Винсента Палмера, — думаю, я вряд ли ошибся, предлагая отложить казнь Палмера до завершения этого процесса… если такое название будет уместным.

Острый конфуз спас сэра Артура от обычных банальностей, и последующее голосование по вопросу об отсрочке казни Винсента Палмера завершилось с небольшим перевесом сторонников отсрочки — сто двадцать шесть голосов против ста семи.

— О господи! — воскликнул мистер Тодхантер и проглотил виноградину.

Глава 14

Мистер Тодхантер очутился в самой гуще важных событий. Его поступки обсуждали в парламенте, он создавал прецеденты, а теперь еще и попал в эпицентр неслыханного судебно-юридического кризиса. Он испытал странное и досадное ощущение бессилия, обнаружив, что даже теперь, пребывая в центре значительной и противоречивой деятельности, он способен управлять ею не более, чем вращением Луны вокруг Земли: прикованный к постели, он служил лишь неподвижной осью вращения.

Упоминание о частном обвинении в убийстве было, вероятно, самым гениальным озарением во всей блестящей карьере сэра Эрнеста. В некотором смысле случай был отнюдь не беспрецедентным, но только гений от юриспруденции смог сообразить, что механизмы воскрешения этого курьезного гражданского права все еще пребывают в полной исправности. Короче, суть дела заключалась в следующем: во всех уголовных процессах обвинителем почти неизменно именовалось государство, теоретически обладающее такой прерогативой, но на практике обвинителем во всех малозначительных уголовных процессах неизменно выступало частное лицо, которому был нанесен ущерб, действующее совместно с полицией.

— Но в этом случае, дорогой мой, — весело разглагольствовал сэр Эрнест, полиция не только не желает оказывать содействие, но и предпочитает чинить препятствия. А все почему? Потому, что полицейские уже вынесли приговор своему кандидату, и в результате суда над другим по тому же обвинению окажутся в глупом положении. И кроме того, они по-прежнему убеждены, что приговорили к казни настоящего убийцу.

— Но разве это малозначительное преступление? — осведомился мистер Тодхантер, который во всем любил ясность.

— Вы правы: отнюдь. Кстати, ловко мы хитрим, правда? Ссылаясь на традиции и так далее, мы постепенно переложили ответственность за малозначительные преступления на плечи самих пострадавших. Знаете, это избавило власти от уймы хлопот. Такая практика характерна только для нашей страны. Как и следовало ожидать.

— Да, но убийство — серьезное преступление.

— Конечно, но если послабления допустимы для незначительных преступлений, значит, возможны и для серьезных, хотя, конечно, власти крайне редко отказываются исполнять свои обязанности. Частный обвинитель сам оплачивает все расходы, и тем не менее только некоторые из нас готовы отпустить преступника на свободу, лишь бы не оплачивать счета, помогающие упрятать его за решетку.

— Но вы же сказали, — терпеливо напомнил мистер Тодхантер, — что в таких делах обвинителем выступает пострадавшая сторона. В случае убийства это невозможно, верно? Пострадавший не в состоянии выступать обвинителем, поскольку он мертв.

— О, обвинитель не обязательно должен быть пострадавшим, — бойко отозвался сэр Эрнест. — Вам знаком термин "истец за всех"? Так называют подателя иска в случае тяжкого преступления — подателя, который сам не понес никакого ущерба.

— Значит, и моим обвинителем будет "истец за всех"? — сообразил мистер Тодхантер.

— Ни в коем случае. "Истец за всех" участвует в процессе с целью получения вознаграждения, пени, или штрафа, или же их солидной части, а также по другим причинам, но неизменно ради собственной выгоды — например, чтобы представить улики.

— Тогда как же будет называться мой обвинитель? — совсем запутался мистер Тодхантер.

— Истец, — коротко сообщил сэр Эрнест. — Он узурпирует функции государства, но для этого ему придется преодолеть пару препятствий.

— Препятствий?

— Вот именно. Большое жюри придется убедить, что против вас необходимо возбудить дело, магистрат — что вам надо предъявить обвинение, и еще неизвестно, сколько препон на нашем пути поставят враждебно настроенные власти.

— Человеку, который стремится попасть на виселицу, приходится нелегко, пожаловался мистер Тодхантер.

— Это верно, — откровенно согласился сэр Эрнест. — Иначе по всей стране совестливые натуры вроде вас каждое утро в восемь выстраивались бы в очередь к эшафоту.

Само собой, запутанная ситуация потребовала продолжительных обсуждений. Отчасти мистеру Тодхантеру они даже нравились. У него возникало ощущение собственной значимости, ему было приятно общаться со своим поверенным, которого подыскал сэр Эрнест, — моложавым мужчиной по фамилии Фуллер, настолько же не подходящим под определение поверенного, насколько сам мистер Тодхантер соответствовал ему. Фуллер то и дело проводил пятерней по копне светлых волос, а когда положение осложнялось, то запускал в нее обе руки; его костюм всегда был в легком беспорядке, он пылал энтузиазмом, особенно когда приходил в волнение, а это случалось часто, и тараторил такой скороговоркой, что слова в ней становились неразделимыми. Но в законах он разбирался превосходно и предоставил свои познания в полное распоряжение мистера Тодхантера — наряду с неиссякаемым воодушевлением и азартом. В сущности, мистер Фуллер взялся за дело с таким рвением, что мистеру Тодхантеру временами становилось неуютно при мысли, что единственная цель его поверенного — отправить своего клиента на виселицу. Что касается кандидатуры истца, то при выборе мистера Тодхантера посетило вдохновение. Он сообразил, что эту роль способен сыграть лишь один человек — Ферз. Со свойственной ему энергичностью сэр Эрнест мгновенно сорвался с места, слетал в штаб-квартиру Лиги средних и завербовал Ферза не сходя с места.

Ферз с удовольствием согласился. Сама мысль отвечала его своеобразному чувству юмора: ему всегда нравилось нарушать законы с их же помощью.

Затем встал финансовый вопрос. Все издержки по процессу должен был, конечно, оплачивать сам мистер Тодхантер, и внушительные суммы, еженедельно поступающие на его счет из театра "Соверен", были предназначены исключительно для этой цели, как мистер Тодхантер сообщил матери исполнительницы главной роли и его собственной креатуры, Фелисити Фарроуэй. Средств потребовалось немало. Сэр Эрнест Приттибой обходился без консультаций, поэтому вопрос о гонорарах отпадал, но имелись еще помощники, адвокаты, обычные расходы, связанные с привлечением свидетелей, тысяча других затрат, которые враз съедали деньги мистера Тодхантера. Ибо это был не просто процесс. Первым делом слушание состоялось в магистратном суде, где, как и в последующих случаях, мистеру Тодхантеру пришлось платить не только обвинителю, но и защитнику. Ситуация становилась все более невероятной. Поначалу сэра Эрнеста Приттибоя больше волновала вероятность того, что магистратный суд не примет иск мистера Тодхантера против него самого, чем вероятность того, что присяжные вынесут оправдательный приговор. Поэтому сэр Эрнест и мистер Фуллер решили, несмотря на все упорные признания мистера Тодхантера, в суде заявить о его невиновности.

— Но я виновен! — возмутился мистер Тодхантер. — Что толку отрицать это? Меня могут оправдать.

— Вероятность оправдания гораздо выше, если вы будете настаивать на своей виновности, — парировал сэр Эрнест. — Как вы не понимаете, если вы признаете себя виновным, процесс перестанет быть процессом. У вас не будет даже шанса вызвать своих свидетелей, кем бы они ни были. Я не смогу обличать вас, убеждая туповатых присяжных. Они просто выслушают ваше заявление, улыбнутся и навсегда упекут вас в лечебницу для душевнобольных, а Палмера повесят. Вот чем все кончится.

— Но как я могу заявлять, что я невиновен? — спросил сбитый с толку мистер Тодхантер.