Эжен Шаветт - Сбежавший нотариус
Говоря все это, Монжёз не глядел на Бержерона. Стараясь быть как можно любезнее со всеми приглашенными, он раскланивался с мужчинами, улыбался дамам. Но, не получив ответа, он обернулся и взглянул на Бержерона.
«Ого! Что это с вами? — воскликнул он. — Вы нездоровы? Вы бледны как смерть!»
Действительно, Бержерон был бледен, и если бы Монжёз смотрел на него во время разговора, то заметил бы, что бледность разлилась у него по лицу, когда речь зашла о клерке, ушедшем домой со всеми актами и документами, порученными ему патроном.
«Это правда, господин Бержерон, вы очень бледны», — сказал Реноден, случайно услышавший слова маркиза. «В мои годы радость так же утомляет, как горе. Особенно если радость так велика. Завтра я доверю счастье дочери благородному и во всех отношениях достойному человеку».
«Старый мерзавец!» — подумал нотариус, однако сделал вид, что разделяет общее умиление, вызванное словами нежного родителя.
«К тому же я должен вам признаться, — промолвил Бержерон робко, — что старость не любит долго бодрствовать. Скоро одиннадцать часов. В любой другой день я уже два часа как лежал бы в постели. Но сегодня, в отсутствие моей заболевшей дочери, я собирался заменить ее…» — «Да разве я не справлюсь? — прервал его дружески Монжёз. — О, батюшка, предупреждаю вас, мы поссоримся, если вы будете так со мной церемониться. Ложитесь же в постель! Вы едва держитесь на ногах!» — «Правда, правда. Я чувствую себя слабым», — сознался Бержерон, разыгрывая комедию и слегка покачиваясь.
Маркиз поспешил подать ему руку. «Обопритесь на меня, — сказал он. — С другой стороны вас поддержит Реноден, и мы вдвоем проводим вас до постели». — «Принимаю предложение, но только до прихожей, где меня ждет камердинер», — ответил старик.
Реноден по знаку маркиза поспешил подойти и предложить старику руку. Бержерон оперся на нее.
«Ого! — воскликнул Монжёз, заметив, что его будущий тесть вздрогнул. — Неужели вы так слабы, что не можете идти?» — «Нет! Нет! — ответил Бержерон. — Все в порядке. С вашей помощью я дойду хоть на край света».
Монжёз не ошибся, тесть его действительно вздрогнул, но от радости: его пальцы случайно нащупали под сукном камзола Ренодена туго набитый боковой карман.
«Пакет еще у него!» — догадался он, задрожав от ликования.
«Крепкий сон восстановит ваши силы перед завтрашней церемонией. За ужином мы все будем пить за ваше здоровье, — сказал старику Монжёз. Потом, обратившись к нотариусу, продолжил: — Кстати, господин Реноден, вы знаете, что мы ужинаем? Я вас звал, чтобы сообщить об этом. Будет весело, я вам обещаю, ибо Легру расскажет нам что-нибудь смешное». — «Кто этот Легру?» — «Один из моих приятелей, который будет у меня завтра свидетелем. Не знаю, откуда у него берутся такие забавные шутки. Впрочем, вы сами убедитесь в этом… ведь вы останетесь с нами отужинать, не так ли?» — «Нет-нет, — ответил нотариус. — Хоть я и не любитель так рано ложиться, как господин Бержерон, но не люблю и засиживаться, а ваш ужин продлится далеко за полночь». — «Вовсе нет, мы закончим в двенадцать часов, клянусь вам, и двадцать минут спустя вы будете в постели; как раз столько времени нужно вам, чтобы дойти до дома». — «Черт возьми! — рассмеялся Реноден. — Двадцать минут! Сразу видно, что вы только верхом проезжали расстояние, отделяющее замок от моего дома. Чтобы преодолеть его пешком, нужно по крайней мере три четверти часа!.. Нужно обойти кругом эти бесконечные стены парка». — «Ну же, полно вам! — сказал маркиз, смеясь. — Откуда вы взяли три четверти часа?» — «Вымерил их своими ногами». — «Я сказал двадцать минут и утверждаю это, потому что вы пойдете тем же путем, которым отправился ваш клерк». — «А каким путем отправился мой клерк?» — «Он пересек парк и вышел через маленькую калитку, которую я ему отпер». — «И вы будете так любезны, что отопрете ее и мне?» — «Нет, но вот вам ключ. Завтра вы мне его принесете или пришлете».
Реноден взял ключ, протянутый ему Монжёзом, и ответил: «Если так, то я остаюсь, но не до полуночи, я выпью чашку чаю и уйду потихоньку». — «Вы знаете тропинку?» — «Как нельзя лучше», — сказал Реноден.
Так они потихоньку довели Бержерона до прихожей. Передав его на руки камердинеру и пожелав старику спокойной ночи, они вернулись в зал. Бержерон проводил их взглядом.
«Пакет у него, и он пойдет по тропинке парка», — подумал старик.
XXI
Пять минут спустя Монжёз уже вел гостей в столовую, где их ожидал роскошный ужин.
«Позвольте мне выбрать для вас место», — сказал маркиз Ренодену в ту минуту, когда садились за стол, и он указал ему место возле молодого человека с веселым лицом.
«Мой милый Легру, рекомендую тебе господина Ренодена, моего нотариуса. Постарайся задержать его, так как он намеревается быстро нас покинуть».
Садясь за стол, нотариус посмотрел на часы, висевшие на стене напротив него. Они показывали десять.
«Как ни забавен господин Легру, однако пусть попробует удержать меня дольше одиннадцати часов», — подумал Реноден.
Его сосед ловко орудовал вилкой. Громадные куски одни за другим с феноменальной быстротой исчезали в его необычайно широком рту. Однако это ничуть не мешало ему говорить.
Он обратился к Ренодену. «Вы нотариус Монжёза? Это вы нашли ему столь великолепную партию?» — «Да, господин Легру». — «У вас счастливая рука». — «К вашим услугам, если вас соблазняет пример вашего друга», — сказал нотариус, смеясь. «Будь любезен, Легру, — крикнул Монжёз, — расскажи нам какой-нибудь из твоих анекдотов». — «Да-да, расскажите, господин Легру», — хором подхватили гости, которым маркиз расхвалил своего приятеля.
Легру обладал прекрасной чертой характера, а именно: никогда не заставлял долго просить себя.
«Хорошо!» — согласился он тотчас.
Реноден посмотрел на часы. «Я думал лечь в постель в одиннадцать, но четверть часа уж куда ни шло. Послушаю историю».
И он остался послушать Легру, который начал рассказ, назвав его так: «Христос по заказу».
«Два моряка марсельца по возвращении из долгого и опасного плавания пришли к своему приходскому священнику и заявили ему, что они во время бури дали обет сделать приношение в церковь.
„Что вам необходимо?“ — спросили они. „В церкви мало икон. Я хотел бы иметь изображение Христа“, — ответил священник второпях — он спешил на поезд в Париж.
Явившись к одному из парижских живописцев, моряки поступили весьма просто — выложили на стол горсть золотых, сказав: „Нарисуйте нам Христа“. — „Да, Христа, блестящего, смазанного салом“, — прибавил другой. „Хорошо, — ответил живописец. — В каком виде вам нужен Христос?“
Заметив, что моряки его не понимают, он спросил: „Какой он вам нужен — живой или мертвый?“ — „Живой“, — ответил старший. „А я предпочел бы мертвого“, — возразил младший. „Сделаем его живым, — прервал спор живописец. — Я изображу его в оливковом саду“. — „В оливковом! Нет, в Марселе только и видишь что оливки, они нам уже надоели. Товарищи скажут, что мы пожалели денег. Пускай он лучше прогуливается между грядами спаржи, но чтобы спаржа была толще кулака, такая, какую я видел на столе у нашего адмирала“, — заявил старший.
Но другой возразил: „А по-моему, лучше изобразить его на осле, как я видел в одной из церквей в Вальпораисо“. — „На осле! — повторил живописец. — Пожалуй, но осел усложнит картину. Нужно будет доплатить“.
Тогда старший вскрикнул: „Как! Вы не можете за восемьсот франков нарисовать нам Христа и осла? Сколько же стоят ослы в Париже? Пожалуйте в Марсель, и я представлю вам их сколько угодно по двести пятьдесят франков. Остается пятьсот пятьдесят франков за Христа“
Младший, видя сомнения живописца, поспешил на помощь товарищу: „Черт возьми! Пятьсот пятьдесят франков — цена хорошая. В Марселе можно было за пятьсот франков купить человека. Сильного и здорового!“ — „Вот еще пятьдесят франков, но чтобы Христос был на осле“. — „За эту цену я не хочу осла“, — сказал старший моряк. „Чего же ты хочешь? Слона?“ — „Нет, я хочу Магдалину“. — „Вот что дело, то дело! Ты прав! Магдалину! Да, господин живописец, сделайте нам Магдалину, полную, с роскошной грудью, чтобы товарищи пришли в восторг, когда придут смотреть вашу картину. Вы ее посадите у ног Христа“. — „В таком случае она помнет вашу спаржу, — заметил живописец, подтрунивая над заказчиками, и прибавил серьезным тоном: — Жаль, что вы не хотите мертвого Христа, это стоило бы вам дешевле… Я нарисовал бы вам Христа в гробу, самом простом, каменном. Положим, три метра кирпича по три франка за метр, итого девять франков. И поверх — плиту в тридцать франков. Итого тридцать девять франков“.
Сначала морякам такая цифра показалась соблазнительной. Однако, подумав, старший спросил: „Да, но Христос?“ — „Что Христос?“ — с удивлением спросил живописец. „Он сколько будет стоить?“ — „Нисколько. Он будет закрыт в гробу, его не будет видно“. — „Но наш священник хочет Христа. Нам нужен Христос“. — „В таком случае возьмите Христа на кресте. Это пятьдесят франков за дубовое дерево, два франка за гвозди. Итого пятьдесят два франка Если за Христа, положим, триста франков, всего выходит триста пятьдесят два франка“. — „Прежде было пятьсот пятьдесят франков. Почему теперь так дешево?“ — спросил старший матрос. „Да ведь на кресте он голый. Я не считаю одежду“, — ответил живописец. „Это справедливо“, — решил младший, тронутый честностью художника.
