Джон Карр - Зловещий шепот
Майлз Хеммонд прервал его:
— Должен сказать вам, доктор Фелл, что я говорил с Фэй на кухне, когда кипятил воду. Она только что спустилась из спальни Марион. Ее лицо выражало ненависть и сильную тревогу. И наконец она сказала: «Так дальше продолжаться не может!»
Доктор Фелл кивнул.
— И как я сегодня от нее узнал, она сказала вам также, что увидела нечто такое, чего не видела раньше. Верно?
— Да.
— Что она могла увидеть в спальне Марион Хеммонд? Это я и пытался понять тогда, в нижнем холле, в обществе доктора Гарвича, сиделки, Стивена Куртиса и вас. С другой стороны, ведь Фэй Сетон уже побывала в этой комнате накануне вечером, разговаривала с мисс Хеммонд, но при первом посещении спальни ничего особенного не заметила. И тут я вспомнил о той странной беседе, которая состоялась у нас с ней той же ночью в верхнем холле при свете луны, когда она изо всех сил старалась скрыть свое волнение и раз или два неестественно, недобро, даже жутковато рассмеялась. Как вампир из французских легенд. Припоминаю ее ответ на мой вопрос, о чем она говорила с Марион Хеммонд. Почти все время говорила она, то есть Марион, сказала Фэй Сетон, говорила о своем женихе, о своем брате и о планах на будущее. И затем Фэй, без всякого видимого повода, небрежно добавила: «Лампа стояла на ночном столике. Я уже упоминала об этом?» Лампа?.. Что это, намек? Я насторожился. И вот… После того как Марион нашли без признаков жизни, в комнату внесли две лампы. Одну принесли вы, — доктор Фелл посмотрел на профессора Риго, — другую вы, — кивнул он Майлзу. — Подумайте хорошенько оба! Куда каждый из вас поставил свою лампу?
— Ничего не понимаю! — воскликнул Риго. — Но свою лампу я поставил на ночной столик рядом с потушенной лампой Марион.
— А вы? — спросил доктор Фелл Майлза.
— Мне тогда сказали, — Майлз мысленно воспроизводил картину прошлой ночи, — что Марион мертва. Лампа была у меня в руках, а руки мои так тряслись, что я не мог с собой справиться и поспешил поставить лампу на комод, как раз напротив двери.
— Ага! — проворчал доктор Фелл. — Не скажете ли вы мне, что еще стояло на комоде?
— На одной подставке стояли две большие рамки из кожи, одна — с портретом Марион, другая — с большой фотографией Стива. Помню, что лампа осветила их и всю эту часть комнаты, которая до того оставалась в полутьме, и…
Майлз запнулся на полуслове — он понял.
Доктор Фелл кивнул:
— И фотография Стива Куртиса оказалась ярко освещена. Это первое, что бросилось в глаза Фэй, когда она заглянула в комнату после выстрела. Этот факт объясняет все ее дальнейшее поведение. Она знала, клянусь всеми святыми, она знала! Возможно, она и представления не имела о его дьявольских махинациях в стиле тех, которым подвергался Калиостро, но она поняла: покушались на нее, а не на Марион Хеммонд, ибо она увидела, кто за этим стоит. Женихом Марион Хеммонд оказался Гарри Брук. Это было последней каплей. Это ее добило. Она действительно побледнела от ненависти и ужаса. Еще раз она попыталась начать новую жизнь среди новых людей; она ни в чем не была виновата, она простила Гарри Брука и скрыла вещи, уличавшие его в убийстве отца, но судьба продолжал ее преследовать. Судьба или какая-то злая сила посылала ей этого Гарри Брука, чтобы искалечить ее жизнь или вовсе ее отнять… — Доктор Фелл прокашлялся. — Я вас утомил своими рассуждениями, извиняющимся тоном проговорил он, — хотя все это промелькнуло в моем мозгу за какие-то три секунды, когда я был в спальне вместе с Майлзом Хеммондом, врачом, сиделкой и самим Куртисом, который стоял у комода. Вслед за тем мне пришла в голову мысль, что можно очень легко проверить, справедлива ли аналогия этого покушения с испытанием Калиостро. В судебной медицине в этих целях пользуются реактивом Гонсалеса нитратным препаратом, позволяющим установить, стрелял ли данный человек из данного револьвера. Если Марион Хеммонд не стреляла, моя догадка становилась реальностью, И тогда если Гарри Брук действительно был уже на том свете, как говорили, то в самом деле оставалось лишь приписать это преступление нечистой силе… Я упомянул о препарате Гонсалеса но, увы, доктор Гарвич попросил всех нас выйти из спальни. Однако тут же начались новые сюрпризы… Моим первым намерением было увидеть Фэй Сетон и поговорить с ней начистоту. В присутствии Куртиса я попросил доктора Гарвича направить ко мне мисс Сетон Это вызвало у Куртиса нервный припадок, который вас тогда удивил. Но он скоро понял, что медлить нельзя: она с минуты на минуту может сюда подняться. Он заявил, что идет отдыхать в свою комнату, и… бац! Я бы рассмеялся, если бы все не было так грустно и печально. Едва Стивен Куртис взялся за ручку двери своей комнаты, вы крикнули, чтобы он не входил и не мешал отдыхать профессору Риго — который тоже знает Гарри Брука в лицо. Вот так! Чтобы не мешал ему отдыхать!.. Теперь вы понимаете, почему Куртис бросился как угорелый вниз по лестнице?..
Я недолго предавался размышлениям, ибо вернулся доктор Гарвич с известием, которое меня очень встревожило. Фэй Сетон ушла из дому. Ее записка и прежде всего строчка «портфель может еще пригодиться, не правда ли?» открывали тайну, вернее, открывали портфель, в котором был плащ. Я знал, что она захочет сделать. Я был круглым идиотом, не разгадав ее намерений еще ночью. Когда я сказал Фэй Сетон, что, если Марион Хеммонд поправится, полиция не станет вмешиваться, она странно усмехнулась и повторила: «Не станет вмешиваться?» Она была больна, измотана, на грани нервного срыва. В своей городской комнатушке она хранила вещественное доказательство, которое все еще грозило Гарри Бруку смертным приговором. Она отправилась за этой уликой, чтобы швырнуть ее нам в лицо и потребовать его ареста. Ну а потом… Представьте себе следующее: так называемый Стивен Куртис был не на шутку встревожен. Но, пораскинув умом, он понял, что не все потеряно. Когда он проник в темную спальню, Марион его не видела и не слышала его голоса, только шепот. Ей и в голову не приходило, что злоумышленником был ее собственный жених. Никто не видел, как он вошел в дом через черный ход, поднялся наверх по задней лестнице и спустился тем же путем прежде, чем мы успели добежать до спальни. Теперь подумайте: Фэй Сетон с этим злосчастным портфелем одна возвращается через густой лес в этот укромный сельский уголок… Вот почему, мой дорогой Хеммонд, я поспешил отправить вас вслед за ней и попросил не спускать с нее глаз. Но все сложилось не слишком удачно.
— Да, да, да! — Отдуваясь и барабаня пальцами по столу, профессор Риго обратил на себя внимание присутствующих и вмешался в рассказ: — Наш неуемный следопыт тут же ринулся в мою комнату, хотя я еще спал; поднял меня с постели, подтащил к окну и сказал: «Глядите!» Я выглянул в окно и увидел двух мужчин, выходящих из дома. «Вон мистер Хеммонд, — сказал доктор Фелл, — а теперь быстрей, быстрей говорите, кто второй?» «Господи Боже, — проговорил я, — или у меня галлюцинации, или это Гарри Брук». И доктор Фелл бросился к телефону.
— Вы разве не помните, — буркнул доктор Фелл, — что Хеммонд прочитал записку Фэй вслух, да еще с такой интонацией, что этот Куртис совсем обезумел от страха… И, — добавил доктор Фелл, — отправился вместе с вами в автомобиле на станцию. Не так ли?
— Да! Но он не садился в поезд.
— Ошибаетесь, — покачал головой доктор Фелл. — Он, видимо, тоже вскочил на подножку. Вы на него не смотрели, видеть его не могли, ибо думали об этой женщине. Когда вы искали ее по вагонам, то, понятное дело, не обращали внимания на мужчин, читающих газеты… Ему тоже не удалось обнаружить Фэй Сетон — ее спас обостренный инстинкт самосохранения. Секрета тут нет никакого: она отбросила щепетильность и поступила так, как сейчас часто поступают хорошенькие женщины, — устроилась в купе проводника. Фэй отправилась в Лондон в полном отчаянии, охваченная лишь одним желанием: положить всему конец. Она расскажет всю правду! Но позже, когда инспектор Хэдли оказался у нее в комнате и попытался вызвать ее на откровенный разговор…
— Что же тогда? — не удержалась Барбара.
— Она поняла, что не сможет этого сделать.
— Вы думаете, она все еще влюблена в Гарри Брука?
— О нет! — сказал доктор Фелл. — Все прошло и травой поросло. Это было вызвано прежде всего стремлением начать новую, достойную жизнь. Нет. Теперь она чувствовала, что не в силах противиться судьбе, злому року, который ее всюду преследует. Вы сами видите — Гарри Брук, принявший обличье Стивена Куртиса…
Профессор Риго развел руками.
— Да, еще одна загадка. Как произошло это превращение? Когда и как Гарри Брук стал Стивеном Куртисом?
— Сэр, — сказал доктор Фелл, — я устал копаться в архивах собственной памяти с многими сотнями личных дел. Главное, что вы сами узнали в этом человеке Гарри Брука, а остальное поручим инспектору Хэдли. Я думаю, — он взглянул на Майлза, — вы не так давно познакомились с Куртисом?
