Я третий нанесла удар - Мацей Сломчинский
— Шеф! — Джонс возник в проеме двери и развел руками. — Ни одного пятнышка ни на одном ботинке. Не обследованы только те, что у него на ногах. Но мне сложно заглядывать под подошву.
— Ладно… — Паркер отпустил его взмахом руки. Подошел к Алексу. — Мне кажется, что он говорит правду… Этот шахматист… составитель ребусов на много ходов вперед… Жуткий болтун… Он сообщил что-нибудь интересное?
— Да, — Алекс кивнул головой. — Мне кажется, очень.
— И мне, — сказал Паркер. — И мне.
— Мистер Дэвис, шеф! — возвестил Джонс.
Филип Дэвис вошел и, приблизившись к инспектору, подал ему конверт.
— Вы, конечно, сказали, что полиция требует это письмо?
— Я… Вы ведь не предупредили, что мне нельзя говорить…
— Не предупредил. Что ответила миссис Спарроу?
— Она сказала, вы уже знаете от меня, что в письме, поэтому, если на то моя воля, для нее это не имеет значения.
— Хорошо. Спасибо.
Дэвис стоял в нерешительности.
— Правильно, — заметил Паркер. — Не уходите. Покажите мне подошву вашего левого ботинка… так… а сейчас правого. Письмо мы временно задержим, а потом вернем миссис Спарроу. Оно нам нужно не для того, чтобы вторгаться в тайну переписки. Благодарю вас за труды, молодой человек, а на будущее быстрее действуйте головой, а медленнее пресс-папье.
Дэвис открыл было рот, но вышел молча.
XIII
Стакан
Паркер положил на столик конверт с письмом Люси Спарроу и достал бумажник. Вынул оттуда второе письмо. Алекс наклонился над столиком.
— Мне не нужно вторгаться в тайну переписки миссис Спарроу, — сказал инспектор, — чтобы понять: оба письма напечатаны на одной и той же машинке. Видишь букву «а»? Она западает. «О», наоборот, выше строки. Естественно, еще требуется подтверждение экспертов, но я уверен, что… О! смотри, «ф» немного сплющена, как будто с дефектом. И здесь, и здесь… Джонс!
— Да, шеф!
— Возьми эти бумажки, тотчас отправь их автомобилем в Лондон, пусть сделают сравнительную экспертизу. Подожди! — Он вырвал из блокнота листок и черкнул на нем несколько слов. — Возьми!
— Слушаюсь, шеф!
— Лично у меня нет никаких сомнений в том, что письмо, которое мы получили две недели назад, напечатано на машинке Сары Драммонд, — сказал Паркер, — а это очень о многом говорит.
Алекс кивнул.
— Но это не разрушает мою гипотезу, — прошептал он, глядя прямо перед собой. — Пока ее ничто не разрушает… Послушай, Бен, ты знаешь, я вчера начал писать книгу, в которой Айон… в которой Айона убивают?
— Как это? — Паркер посмотрел на него с нескрываемым изумлением. — Айона?
— Да… То есть, нет. Я хочу тебе об этом рассказать. Так вот, еще в Лондоне у меня родилась концепция книги. Не план, а концепция, что кто-то оказывается убитым, а следствие затруднено одним обстоятельством… — Он заколебался. — Подожди, сейчас я к этому подойду. Вот, и когда я приехал сюда, чтобы спокойно писать книгу, то понял, что здесь идеальное место для акции: отрезанный от мира дом, созвездие интересных, недюжинных характеров, тайные конфликты между людьми и реальная угроза снаружи в связи с исследованиями. Я, естественно, изменил профессию людей и описание усадьбы, но сохранил примерно ту же самую обстановку, чтобы, опираясь на реальность, мне было легче ориентироваться. Так быстрее возбуждается фантазия. Итак, я предположил, что убивают хозяина. Все в равной мере невинны… Следы запутываются почти так, как и у нас… Люди посещали его в разное время. Существовала проблема мотива и алиби…
— Подожди, Джо, — сказал Паркер, — подожди, ради Бога, но ведь здесь…
— Дай мне закончить. — Джо остановил его движением руки. — Так вот, следствие проходит почти так же, как здесь… Следы оказываются ложными, отпечатки только запутывают дело… Нужно думать. И детектив находит убийцу, обнаружив мотив… понимаешь?.. Мотив все время скрыт в темноте, а детектив не может его найти, хоть чувствует и знает: все это адское недоразумение должно иметь ключ; то, что ты имел в виду, сказав, что факты вращаются вокруг своей оси и каждый раз указывают на другое лицо. Пока все сходится. В моей книге убийца — это…
— Стоп! — Паркер подошел к нему и приложил палец к губам. — Об этом не говори. Не прибегаем к литературе, Джо, и ни к чему, что нам мешает думать. Посмотрим. Я не хочу говорить тебе, что думаю, а ты не говори мне, что думаешь. Хочу, чтобы ты был со мной, но не влиял на меня, а я — на тебя. У нас еще масса непонятных фактов. Допросы еще не закончены.
— Да, — согласился Джо, — но поразительное дело! Может, я нахожусь под влиянием сочиненного самим собой, но каждый новый факт подтверждает справедливость написанного на бумаге. Сначала я не обращал на это никакого внимания. Но сейчас…
— Сейчас мы поговорим с мистером Робертом Гастингсом, профессором университета в Пенсильвании. Или нет. Это ужасно, Джо! Ведь Айон умер, а я голоден… Со вчерашнего дня не ел. Джо, мы должны выпить кофе, потому что и у тебя ничего не было во рту. Должны съесть пару булочек.
— Я совершенно забыл об этом… — сказал Джо.
— Да. И я… Джонс!
— Да, шеф!
— Попроси, чтобы нам приготовили крепкий кофе и пару булочек.
— Слушаюсь, шеф!
— Думаю, миссис Драммонд не будет возражать против того, — сказал Паркер, — что мы несколько бесцеремонно распоряжаемся ее запасами. Иди к ней и спроси, можем ли мы ими воспользоваться?
— Слушаюсь, шеф!
Алекс и Паркер сидели молча, глядя на платок, прикрывавший нож и рубиновую подвеску. Потом Паркер встал, подошел к двери лаборатории и заглянул внутрь.
— Мы не нашли там ничего интересного, — заметил он. — Посмотри, ничего не изменилось с тех пор, как когда ты входил сюда вечером?
Алекс встал. В лаборатории по-прежнему горел свет. Сейф с нарисованным черепом и костями был открыт.
— Выходя, Айон погасил свет… — сказал Алекс. — И закрыл сейф… А так ничего… Нет, не знаю. Пожалуй, ничего не изменилось.
— А сейчас свет горит, — пробормотал Паркер. — Из этого следует, что Айон собирался вскоре вернуться сюда. Взял коробочки с крючками, лески и перешел с ними в кабинет, где удобней работать с лампой низко над столом. Через минуту собирался вернуться и отнести ненужные коробочки в сейф. Поэтому оставил его полуоткрытым…
— Шеф!
— Да?
— Миссис Драммонд просит, чтобы вы чувствовали себя как в собственном доме. Сожалеет, что сама не может заняться всем необходимым, потому что плохо себя чувствует.
— Что она делала, когда ты вошел?
— Сидела на кровати и смотрела в окно. Вздрогнула, когда я постучал. Знаю об этом, потому что дверь была приоткрыта, и я
